Крылья империи - Владислав Кузнецов

— Великий князь в опасности, — говорил им их майор, и солдаты, оставляя посты, с интересом шли за ним. У самой комнаты наследника Панин остановился.

— Ну? — спросил его Вадковский.

— Уберите шпагу, — попросил Никита Иванович, — не надо зря его пугать. Вы ведь ничего не…? — он вдруг со страшным подозрением взглянул на майора.

— За его высочество я отдам жизнь! — гневно прошипел Вадковский, но шпагу опустил, — Ждите меня здесь, — сказал он солдатам. Не то вон Бирон, говорят, по сей день просыпается среди ночи — в тот самый час, когда подобные вам молодцы вломились в его спальню!

Великий князь не спал. Более того — он оделся самостоятельно. И ждал.

— Я не боюсь, — сообщил он Вадковскому.

— Тогда пошли, — сказал майор и ухватил его на руки.

— Я сам пойду! — возмутился Павел, — Что я, маленький?

— Не маленький, но как я тебя иначе под плащом спрячу?

По коридорам шли спокойно, Вадковского со всех сторон окружали солдаты — для пущей конспирации. Панина тоже загнали в середину, чтобы не сбежал. Уже на парадной лестнице, когда два шага — и под шпорами зазвенит булыжник, коменданта окликнул гетман Разумовский:

— А куда это вы Никиту Ивановича уводите?

— А под арест, — брякнул Вадковский, — приказ Ея Величества.

И — бегом по последним ступенькам. Полу плаща и отнесло в сторону.

Увидев цесаревича на руках коменданта, Разумовский сообразил: измена! А еще до того, как сообразил, кликнул конвой.

Пока гайдуки пытались прорваться через цепочку семеновских солдат, к Вадковскому подоспела карета с лилиями на дверцах. На козлах сидел кирасир в двуликой венецианской маске. Вадковский шагнул в распахнувшуюся дверцу вместе со своей драгоценной ношей, плюхнулся на диванообразное сиденье. Напротив обнаружился поручик-конноартиллерист.

— Чья это карета? — спросил Вадковский.

— Французского посла… Других таких дураков в столице поискать. Не научился еще мундиры наши различать! Я к нему с вечера зашел, представился фельдъегерем и назначил аудиенцию на это утро. А уж вышвырнуть этого индюка из экипажа труда не составило. Зато какие кони, причем — шестерка. Жаль, что эта телега нужна нам всего на пару кварталов! Все, нам пора!

Карета замедлила ход, остановилась.

— Бегом, господа! — торопил Баглир с козел, — Пока местные жители не проснулись! Утро заканчивается! Удачи вам и до вечера!

В последовавший за этим бурным утром день Баглир изрядно повеселился.

Дал обстрелять себя на двух заставах и на одном мосте через Неву, потеряв одну лошадь, пришлось резать упряжь, избавляясь от обузы. После этого — кругами, проулками, — стал прорываться к французскому посольству. И только перебежал прочь от парадной колоннады, как явились гайдуки Разумовского. Обнаружили пустую карету и полезли в посольство.

Само собой — их встретили пулями. Оборону здания возглавил сам посол. Может, де Бретейль был и дурак — но не трус. Гайдуков отбросили от дверей. Они полезли в окна. Мельтешили шпаги и сабли, проклятия чередовались с пистолетными выстрелами. Баглир немедленно поспешил к другим посольствам. «В городе беспорядки… Бьют иноземцев. Французское посольство штурмуют непонятные люди… Комендант города — вот от него бумага — предупреждает вас об опасности и настоятельно рекомендует помочь французам! Части гарнизона подавляют волнения на окраинах и до вечера помощи оказать не смогут…» Англичане тут же забаррикадировались. Пруссаки еще и пару соседних улиц перекрыли. У них в хозяйстве даже пушка нашлась. А австрийцы выделили Баглиру небольшой отряд для помощи союзникам!

Положение французов стало отчаянным: к посольству подошли две полные роты Преображенского полка. И из них одна гренадерская! В окна полетели бомбочки!

Возглавивший штурм фельдмаршал князь Трубецкой немедленно пресек это безобразие, как и всякую стрельбу со стороны русских. Из этого притаившийся за углом с десятком австрийских солдат Баглир решил, что похищение Павла действительно удалось перевалить на де Бретейля! Иначе с чего бы так беречь французов. И вообще лезть в посольство дружественной Екатерине державы.

— Диспозиция будет такой, — объяснил он своему воинству, — как только русская пехота полезет в окна, громко орем «Хох!», выскакиваем, даем залп и делаем ноги к прусскому посольству! Возражения есть?

Возражений не было.

Против всех ожиданий, план, исполняемый австрийцами, удался! Мораль: не диспозиции плохи, а те, кто их пишет, не зная характера ни своей армии, ни чужой!

У пруссаков — каждый дипломат — офицер. Собственно штат был сформирован из бывших пленных! Очень прагматично: не надо тратиться на переезды. Поэтому их посольство было самым защищенным зданием в городе.

Если бы гайдуки не спешились для штурма, Баглира с его отрядом догнали бы и изрубили в капусту. Или что там на Украине предпочитают заквашивать? А на своих двоих, пехота от пехоты — в таком честном удирании австрийским солдатам нет равных!

Баглир, отдуваясь, подскочил к настороженному пруссаку:

— Они уже близко!

Маленькая пушечка плюнула картечью.

Преследователей как языком слизнуло!

Баглир между тем собрал свою команду.

— Что, запыхались? Повторим? Ну, как хотите…

Он вытащил здоровенную луковицу карманных часов. День шел к концу. Быстро, слишком быстро! Пора и к Кужелеву.

И вот Баглир ввалился в знакомый домик, где скучали его соратники. Великий князь Павел не скучал, а перебирал запасы кужелевского холодного оружия.

— Все, кажется, хорошо, — сообщил он им, — осталось дождаться хотя бы сумерек. А как ваши дела?

— Все по плану, — сообщил Вадковский, — как я задумал.

Когда синева за окном сгустилась дочерна, Баглир со товарищи вышли во двор — и обомлели. Домишко был окружен сумрачным каре гвардейцев. Преображенцы, семеновцы, измайловцы — сливались в темноте мундирами.

— Это плохо? — спросил Павел у Баглира.

— Угу. Пошли в дом.

Но возле двери уже стоял невысокий горделивый человек, лучащийся озорной веселостью.

— Не торопитесь, господа… В сущности — куда нам торопиться? А разговор — дело невредное. В противном случае с вами будут говорить вот эти декорации, — он обвел рукой ряды солдат. И не расстраивайтесь особо. План ваш был хорош, и если бы не я…

— А кто вы? — поинтересовался Вадковский.

— Здесь меня знают как графа Сен-Жермена. Это имя настоящее, хоть и не родное, пожалованное, но я к нему уже привык. А вы — князь Тембенчинский?

Баглир согласно поклонился.

— Вы слишком приметны, князь — и это главная ошибка вашего руководства. Вас узнали — а я всего лишь проверил жилища ваших друзей. Но я могу понять императора Петра. Ваш стиль действий достоин восторга.

— У его величества были и другие соображения, — улыбнулся Баглир. Сен-Жермен благополучно выдержал это зрелище, и ответил на его улыбку своей — не менее лучезарной.

— Без боя вы сдаться не настроены? Я готов вам гарантировать жизнь — и свободу где-нибудь за пределами этой страны.

Баглир оглянулся. Кужелев неблагородно сплюнул на землю. Вадковский отрицательно покачал головой. Павел прижался к грозному кирасиру и тоже отрицательно качал головой!

— Его высочество говорит: нет.

— Я предполагал что-то в этом духе! А как вам понравится поединок? Видите ли, серьезная битва может подвергнуть опасности жизнь цесаревича. Поскольку будет изобиловать разного рода случаями и возможностями. Скажу честно — против меня у любого из вас шансов немного, но и втроем против трех полков — тоже.

— Вчетвером, — поправил Сен-Жермена Павел.

— Все равно. А так — шанс. И обещаю — независимо от исхода поединка господа Кужелев и Вадковский будут просто выдворены с контролируемых нами территорий. А цесаревич Павел пойдет с тем из нас, кто одержит верх.

— А вы его самого спросили? Ваше высочество, вас устроит такой вариант?

Павел серьезно задумался.

— Да, — наконец сказал он Сен-Жермену, — эти господа хорошие. Я не хочу, чтобы их убили.

— Тогда приступим.

Сен-Жермен отошел в сторону и обнажил свою черную шпагу. Лунной дорожкой блеснул ятаган Баглира. Вот тут Сен-Жермену стало не до изящных поз. Ятаган Баглира был сразу везде и нигде, превратившись в размытое облако, да и сам фехтовальщик напоминал дерущуюся с коброй мангусту — на миг сгущался из вечернего воздуха, чтобы провести удар, и сразу оказывался в другом месте. Но Сен-Жермен оставался целехонек, а невидимое в ночи лезвие его шпаги описывало замысловатые фигуры в местах, где Баглир и его ятаган сгущались особенно часто.

Бой мог бы продолжаться дольше. Но над городом вдруг встало огневое зарево, и лихорадочных звон пожарных колоколов что-то нарушил в Баглировой манере. Черная шпага Сен-Жермена оказалась слишком близко, пришлось парировать. И вот клинки скрестились — и с хрустальным звоном ятаган переломился посередине.