Специалист в Сибири - Рудольф Волтерс

Я знал, как работает и как организовано мое собственное управление; я понимал, почему все не удается.

«Бывшие»

В начале апреля длинная зима подошла к концу, а вскоре заканчивался и оговоренный контрактом год моей работы. За месяц до истечения контракта я должен был заявить о его расторжении, иначе он автоматически продлевался еще на год. Как ни интересна мне была Сибирь, но здоровье было дороже, и я не стал рисковать еще одним годом. Однако не хотелось покидать Россию, не предприняв еще одного большого путешествия по азиатскому югу. После долгих обсуждений мне разрешили взять оговоренный контрактом отпуск, но только после того, как я пообещал закончить мои проекты и провести их через все согласования. Это мне действительно удалось, и успех следовало не в последнюю очередь отнести за счет пустых пачек от сигарет из фольги, которые я всегда носил с собой и раздавал важным людям. Последние дни пролетели в напряженной работе. Я метался от чиновника к чиновнику.

Мое желание путешествовать постоянно подписывалась сообщениями инженеров, которые время от времени возвращались из больших экспедиций по прокладке трасс и рассказывали много интересного. Наше управление занималось не только строительством новых железнодорожных линий и проектированием, но и трассированием, то есть изысканиями и прокладкой новых железнодорожных линий, часто через территории, до которых раньше не добирался ни один человек. Группы из 15–20 человек инженеров и рабочих отправлялись в полугодовые путешествия в Туркестан, на Алтай, к Байкалу, в Якутию. Когда такая группа возвращалась, в управлении устраивался маленький праздник, на котором читались доклады и раздавались премии. Эти изыскатели преодолевали серьезные трудности, некоторые погибали от сыпного или брюшного тифа и так и оставались на трассе. Жены этих «командировочных» обычно оставались дома, и, как правило, не проходило и 14 дней как они находили себе постоянных запасных мужей в «тылу».

Меня потрясало, с какой естественностью вели себя эти женщины. Но одновременно я видел, что это был такой «обычай», и что никто не имел ничего против.

Русские женятся очень рано, женщины — в 17, мужчины — в 18–20 лет. Это как раз очень просто. Человек идет в «загс» и через пять минут получает свидетельство о браке. Так же просты разводы, и так же часты. Для развода достаточно, чтобы один супруг обратился в загс; второй получает официальное письмо: «Вы разведены», и дело сделано. Даже нет необходимости в том, чтобы один супруг заранее предупредил другого. Поэтому неофициальный, так называемый «товарищеский брак», встречается гораздо реже, хотя и он признается государством. Но в этом случае при разводе супруги должны дать себе труд разобраться между собой.

Неустойчивость такого положения потребует рано или поздно изменения законодательства, как это уже произошло с регулированием рождений. Если раньше женщина сама могла решать, рожать или не рожать своего ребенка, то по новому закону первый ребенок каждой женщины должен быть рожден. Только в случае повторной беременности аборт разрешается и зависит от желания женщины. Поскольку для этих молодых товарищей дети — только лишние едоки, таким правом широко пользуются и рассказывают о «ликвидации» детей с полной открытостью и равнодушием. При разводе сын обычно остается с отцом, а дочь с матерью. Если детей больше, то они распределяются между родителями. Такие дети редко остаются дома, их передают в детские дома при управлениях и предприятиях. Бедные дети вырастают в яслях, детских садах и школах (если таковые имеются в наличии и если родители благодаря своему положению или членству в партии имеют к ним доступ), и с самого начала получают такую прививку коммунизма, что приобретают иммунитет ко всему, что исходит не от Сталина. Благодаря возможности заключить брак рано и без всяких формальностей, студенты и студентки женятся еще во время учебы. Таким образом, почти все молодые женщины замужем, а незамужнюю девушку можно встретить, только если ей меньше 18 лет.

Правда, вследствие этого в России почти нет такого разгула общественной проституции, какой можно встретить в больших городах почти всех прочих стран, но если заглянуть за кулисы, то открывается весьма печальная картина брачных отношений. Семейной жизни практически больше не существует. Причина не только в ужасном недостатке жилья и том, что вес живут в хаотической тесноте, но и государственных законах, которые представляют пролетариям полную свободу, в том числе и от ответственности. Эта «свобода» создает тяжелую проблему «флуктуации». Уничтожая семью, основу оседлости, государство вынуждено наблюдать, как его народ пускается в вечное странствие, и задержать его на предприятиях можно только с помощью жесточайших принудительных мер. За год персонал предприятия — от рабочего до инженера — может смениться не один раз, что вызывает флуктуации, погребающие иод собой любой подъем промышленности.

Женщины, которые в России пользуются хваленым, возведенным в степень равноправием с мужчиной, должны тяжело бороться и заслуживают всяческого сочувствия. Они вынуждены работать так же, как мужчина, чтобы себя прокормить. Многие их них, слишком слабые и женственные, чтобы рано вступить в борьбу за выживание, пользуются первым подходящим случаем, чтобы выйти замуж. На это их чаще всего толкает голод.

Особенно трагически обстоит дело с дочерьми старых буржуа, которых не пускают в школу и у которых нет никакой возможности получить профессиональное образование. Они выходят замуж почти всегда по необходимости и только за мелких пролетариев, которым из — за брака с «бывшей» нечего терять. Я познакомился в Новосибирске с некоторыми заслуживающими сочувствия женщинами и узнал их трагические истории. Для них существует только одна, очень слабая надежда — когда — нибудь уехать за границу. Мы, иностранцы, часто становились объектом ловли, и кого только из немецких специалистов страстно не просили: «Женитесь на мне, тогда я получу немецкое гражданство и меня должны будут выпустить из России. На границе мы разведемся — дальше я поеду одна».

Иностранец был для всех женщин, так сказать, высшим существом и пользовался соответствующим почитанием. Особенно «бывшие» любили людей из «капиталистического» мира, и не только для того, чтобы получить материальные преимущества. Во время прощания в бюро перед моим отъездом из Новосибирска одна молодая девушка, которую я обучал, как и всех прочих, но на которую никогда особенно внимания не обращал, сунула мне в руку письмо, прочесть которое я должен был уже в поезде. Она была из «бывших». В письме было написано: