Десять заповедей мертвеца - Марина Серова

Кричевский растерянно заморгал.

Спустя десять минут мы сидели в тесной кухне. Валентин жадно глотал котлеты, а Жанна, глядя на него матерински ласковым взглядом, излагала мне подробности той ночи, когда в Светлану стреляли.

Как я и думала, парнишка первым делом бросился к любимой. Жанна, несмотря на шок, действовала разумно и хладнокровно. Она спрятала Валентина на чердаке – там у жильцов дома были чуланы, где запасливые граждане хранили санки, старые велосипеды и ржавые корыта. Чердак был так захламлен, что спрятать там можно было хоть «бригаду» из одноименного фильма, а не только одного тощего юношу.

Жанна стойко выдержала допрос. Подаркова моргала своими чудесными глазами и вообще сделала все возможное, чтобы у полиции создалось впечатление – перед ними девушка с приветом. В общем, правоохранительные органы уехали несолоно хлебавши.

– Да, я знаю, что лгать нехорошо, – Жанна подняла на меня ясные глаза, – но ведь это ради спасения Вали, понимаете? Получается и не грех вовсе.

– Ладно, ближе к делу, – прервала я нравственно-богословскую дискуссию. – Валентин, скажи, что там случилось, во дворе?

– Я и сам не знаю, – мрачно сообщил мне подросток. – Ничего не могу понять. Мы выбежали во двор. Я был очень зол, но вполне отдавал себе отчет в происходящем. С головой у меня все в порядке. Я не стрелял в маму, вы мне верите?

Мальчишка смотрел на меня умоляюще и выглядел невинным ангелочком с этой своей прядью светлых волос, падающей на глаза. Но что-то в его тоне мне не понравилось, и я спросила:

– Хорошо. В маму ты не стрелял, верю. А в кого стрелял?

Валентин отвел глаза и едва слышно ответил:

– В охранника. Когда мы выбежали во двор, я обернулся на бегу… и сам не понимаю, как это вышло – я пальнул во Влада.

Зато я понимаю – снятый с предохранителя старенький «макаров», принадлежавший еще деду мальчика, выстрелил просто оттого, что Валентин слишком сильно сжал его в руке.

– Скажите, я сильно его ранил? – обеспокоенно спросил парнишка. – Я ведь не хотел…

– Ерунда, царапина, – сказала я, думая о другом. – А кто же тогда выстрелил в Светлану?

Мальчишка хлопал длиннющими ресницами и молчал.

– Собирайся! – скомандовала я Вале, вставая из-за стола.

Подросток смотрел на меня непонимающим взглядом.

– Ты что, думал, я тебя здесь оставлю?! – изумилась я. – После всего, что произошло? Да тебя вся полиция города ищет целую неделю днем и ночью!

Юные влюбленные переглянулись, потом Жанна спросила:

– Куда вы его повезете?

– Домой верну! – Я пожала плечами. – И, разумеется, сообщу в полицию, что главный свидетель нашелся.

– Так я уже не главный подозреваемый? – распахнул глаза Валентин.

– Ну, если все, что ты мне рассказал – правда, то нет, – ответила я. – Знаешь, полиция ошибается реже, чем это показывают в сериалах про частных сыщиков, которые так любит ваша домработница. Если в первые часы после перестрелки тебя и подозревали, сейчас, думаю, все разъяснилось. Баллистическая экспертиза наверняка уже проведена. Из твоего «макарова» был сделан один выстрел, так что подтвердить твою версию будет несложно…

– Два, – не поднимая глаз, сказал Валя.

– Прости? – не поняла я.

– Из дедушкиного пистолета было два выстрела, – тихо повторил мальчик.

– Да неужели? И в кого же ты стрелял второй раз? – не поверила я.

– Ни в кого, – еще тише произнес Кричевский. – В себя. Хотел застрелиться, но не смог. Выстрелил в воздух.

Я рассматривала парня. Да, это же надо так все запутать…

– Ну, хорошо, – наконец вздохнула я. – Собирайся, поехали. В полиции тоже не дураки сидят. Разберутся. А чем дольше ты находишься в бегах, тем большие подозрения вызываешь. Так что пора выйти из тени. Я на твоей стороне и постараюсь помочь тебе.

Валентин жалобно посмотрел на Жанну. Сирота молчала, разглаживая клеенку на столе. Валя начал собираться. Много времени это не заняло. Мы с Подарковой обменялись телефонными номерами, чтобы поддерживать связь.

На прощание Жанна обняла любимого и сказала:

– Даже если тебя посадят, я буду ждать. Ты про это помни, ладно?

На глазах у парнишки показались слезы, и я поспешила прервать душераздирающую сцену прощания.

– Я тебе звони‑и-иить буду-у! – донесся до нас с верхней площадки тоненький голос Подарковой. Дверь подъезда хлопнула за нашими спинами.

– Да, с девушкой тебе повезло, – прокомментировала я ситуацию, усаживая Валентина в свой «Фольксваген».

– Она хорошая, – вскинул голову юноша. – Вот такими, наверное, были жены декабристов. Мы о них недавно эссе писали…

На это глубокое замечание возразить мне было нечего. Отъехав пару кварталов от дома Подарковой, я заглушила мотор и повернулась к Вале.

– А теперь расскажи мне, как ты познакомился с Жанной. Откуда она вообще взялась в твоей жизни?

Кричевский застенчиво улыбнулся:

– Не знаю… Точно с неба упала. Она вообще слегка не от мира сего.

– Это уж точно! – с чувством подтвердила я, вспоминая Игорька и свалившуюся на него плиту. – Скажи, а зачем ты вообще приехал в Тарасов? Неужели не мог провести каникулы поинтереснее?

Валя смущенно потупился:

– Ну, вы, наверное, уже догадались – я приехал повидаться с отцом. Он за границей живет, в России бывает крайне редко. А тут такой шанс – гастроли в Тарасове! Я просто не мог его упустить. Дурак я был!

Кричевский стукнул себя кулаком по колену и скривился от боли.

– Я должен был догадаться, какой он человек! – невесело усмехнулся Валя. – Махровый эгоист! Пятнадцать лет не виделись, а он светский разговор ведет: «Как дела, как школа? Ну, привет маме!» Я через пять минут понял, что я ему совершенно не нужен. И никто не нужен! Там еще была эта японка… как из порнофильма. В белых гольфах.

– Так-так, продолжай! – с интересом сказала я. Представляю себе эту картину…

– Ну, боюсь, я не выдержал, наговорил папочке лишнего, – с досадой поморщился Валя. – Понимаете, меня как будто током ударило. У мамы этот охранник, а у папочки, которого я пятнадцать лет не видел, какая-то несовершеннолетняя японка…

Кричевский молчал. Подросток сгорбился, руки он держал между тощих коленок, как будто его знобило. Все-таки какой он еще ребенок… Мне стало жаль мальчишку. Уж он-то был точно неповинен в темных тайнах, опутавших его семью.

– И что было дальше? – мягко спросила я.

– Я убежал и несколько часов бродил по городу, – продолжил рассказ Кричевский. – Была уже ночь…

Как же, как же! Прекрасно помню эту ночь. Мы с Владом метались по городу в поисках мальчишки, как ошпаренные коты.

– Когда я очнулся, то сообразил, что ноги сами принесли меня на набережную. Я стоял у парапета и смотрел на воду. Она была такая черная… и колыхалась. У меня мелькнула мысль – а не утопиться ли? Прыгнуть туда и разом со всем покончить. Раз уж родному отцу я не нужен…

– Да, дружок. Если ты и дальше будешь так же нервно реагировать на житейские трудности, то на свете ты не жилец, – сочувственно покивала я и только тут поняла, с кем разговариваю.

– Извини, – спохватилась я. Но было уже поздно – подросток с обидой смотрел на меня, губы его дрожали.

– Вы не имеете никакого права меня оскорблять! – отчеканил Валентин. Рука его легла на ручку дверцы.

– Ты прав! – Я пожала плечами. – Ну, я же извинилась. Просто… понимаешь, моя работа связана с опасностью. Много раз я бывала в двух шагах от черты… а иногда и за чертой. Я привыкла ценить жизнь. Это бесценный дар. На свете множество людей, которые согласились бы на все, лишь бы продлить свои жизни – хотя бы ненадолго. До тех пор, пока вырастут дети. До тех пор, пока не будет сделано главное… Поэтому мне непонятны твои мотивы. Извини, если обидела.

Валентин слегка остыл. По крайней мере, вылезать из машины он передумал.

– И тут я услышал голос, – вдруг сказал мальчик.

– Голос? – нахмурилась я.

– Да, женский голос. Он сказал: «А ты знаешь, что самоубийство – страшный грех?»

Узнаю знакомые интонации!

– Это была Жанна?

– Да, – улыбнулся Валентин. – И дальше у нас пошел разговор с такой высокой ноты… о таких важных вещах… Я так с девушками никогда не разговаривал.

– И Жанна пригласила тебя к себе, – кивнула я. Эта часть истории мне известна.

– Да, потому что я ужасно замерз. Бабушка и мама себе невесть что вообразили, – нахмурился мальчик. – На самом деле у нас все было очень целомудренно. Жанна мне постелила на полу, на матрасе. И только под утро, когда я начал плакать во сне, она пришла и меня утешила…

Я завела мотор.

– Ладно, Ромео. Скоро вернешься к твоей Джульетте. Скоро эта история останется позади и забудется, как страшный сон.