Раскинулось море широко - Валерий Белоусов

Все были при своём деле, и все делали своё дело… только Семёнов сейчас чувствовал свою глубокую ненужность… ну что он мог понимать в этой странной, чудовищно чуждой и чудовищно жестокой жизни и как он мог исполнить порученную ему задачу? Все глупо, бессмысленно и ненужно… Господи, стыдно-то как… ну Шкуркин, человек военный, поймёт… а князь – штатский… что он -то подумает?

«Э-э… господин лейтенант, право слово… нэ расстраивайтесь Вы так! Я, когда только курс кончил – и в полицию поступил, по семейным обстоятельствам, в первое же дежурство попал на задержание Женьки-Потрошителя… помните, Павел Васильевич?»

«Ещё бы не помнить… вломился он это в дом генеральши Поповой и все стулья работы мастера Гамбса изрубил – искал в них что-то, а когда не нашёл – изрубил с досады генеральшу, горничную, кухарку, генеральшиного мопсика, генеральшиного полосатого кота и дворника дядю Фёдора – который зашёл полюбопытствовать, кто это там расшумелся в бельэтаже? Кровиш-ш-ши было…»

«Ага, ага… а когда свой тяжкий труд закончил – лёг на кушетку да и заснул сном праведника… Квартального генеральшины соседи, что из полуподвала, вызвали – у них потолок кровью набух, аж штукатурка отвалилась… а поскольку были они китайские прачки – то переводить их показания пришлось мне… вот уж я тогда насмотрелся на парное… особенно запомнился полосатый, серенький кошачий хвост, висящий на листе фикуса…»

Семёнов:«Б-б-б-лу-а-ааа…»

… Миновав Светланскую, трое новых знакомцев не торопясь стали подниматься вверх по тихому Киевскому спуску… трёхэтажные краснокирпичные дома мало-помалу сменились уютными белёными домиками с мезонинами, за штакетником которых летом, наверное, цвела густая сирень…

Семёнов с опаской осведомился:«Куда… на этот раз?»

На что получил тут же исчерпывающий ответ:«К вдове Грицацуенко… милейшая женщина!»

«А… зачем?»

«Ну как зачэм? За этим… за самИм… гы-гы.»

«Не слушайте Вы его, Владимир Иванович… ему бы только поржать. На постой Вас сейчас определим…»

«Да Вы что, господа… какой ещё постой?»

«Господин лейтенант, скажите честно – у Вас деньги есть? Я так и думал. Так что в гостиницу Вам соваться не след. Потому как с войной к нам понаехало столько… негоциантов, мать иху… как мухи слетелись, подлецы… так что содержатели цены вдёрнули выше небес, мне ли не знать! Я, изволите ли видеть, соблюдением законодательства в области торговли и услуг ведаю…»

«Всэх извозчиков загонял, слюшай!»

«И буду гонять! Это что же, драть шестьдесят копеек серебром за десятиминутную поездку?! Хватит с них и пятиалтынного!»

«Нет, господа – увольте, ни к какой Грицацуенко я не пойду. Вот, я в Морском собрании переночую…»

«На полу? Потому что ночью там все бильярдные столы заняты – на них молодые мичмана ночуют… а лейтенанты – те в более привилегированном положении, спят на столах в Морской библиотеке… да только там место надо с обеда занимать…»

Семёнов загрустил… с его простуженными почками вариант ночёвки на полу, а равно на лавочке в парке – был нежелателен…

«Нет, Владимир Иванович, и не спорьте… тем более, я соседствую – рядышком с Вами, так что по тревоге не далеко будет бежать… сожалею, что к себе ночевать не могу пригласить, потому – мы вчетвером в одной комнатке ютимся… а в чуланчике у нас князь проживает… Вы там с ним вдвоём не уместитесь…»

«А что же Вы сами, Виссарион Иосифович, у этой… вдовы… не поселились?»

«А он… не может… гы-гы.»

«Вах, что гы-гы?! Сам ты, Пашка, гы-гы… сущеглупый, а ещё коллежский асессор…»

«Да ладно, Вася, не обижайся… погодите, господа, я быстренько…»

Шкуркин отворил звякнувшую колокольчиком дверь с огромной вывеской над ней «Сун Хуйсяо, луТший Чай О-олонг и проТчия колониальныя товары», солидно откашлялся и решительно шагнул за высокий порог…

Буквально через минуту он вышел с огромным бумажным пакетом в руках, сопровождаемый поминутно кланяющимся китайцем с длинной бородой из трёх седых волосинок…

«Ну вот, теперь и чай есть, и к чаю кое-чего тоже…»

Семёнов решительно достал из бокового кармана форменного пальто тощий кошелёк:«Сколько Я Вам должен?»

Князь и Шкуркин удивлённо на него уставились:«Должны? Почему должны?»

«Ну… за чай… и прочее… я, господа, так не привык, прошу взять меня в долю по расходам!»

«Да бросьте Вы… это так… маленький хабар… буду я ещё Суню деньги платить! Он, паразит, у меня без вида на жительство живёт, торгует без лицензии – так что пусть своего Конфуция благодарит за мою доброту!»

Семёнов помрачнел лицом…«Извините, господа… я данное во взятку – не ем… и где Вы сказали, тут Морское собрание?»

Шкуркин покраснел, швырнул звякнувший стеклом пакет на булыжную мостовую:«Что же, я взяточник, выходит? Да за такие слова… Прошу Вас, господин лейтенант, дать мне удовлетворение!»

«С удовольствием… где и когда?!»

«Господа, прошу Вас немедленно прекратить! Как Вам не стыдно? Война идёт, русские люди сейчас погибают, а Вы что затеяли? Павел Васильевич, не ожидал от Вас! Господин лейтенант – наш гость! Как так можно, гостя убивать? Что о нас люди подумают?

А Вы, тоже хороши! Вы кого взяточником назвали, а? Нет, Паша, не останавливай меня! Да ему купец Громов сто тысяч давал, чтобы он уголовное дело по убийству Анфисы Козыревой развалил? А Паша – не взял! Потому что честный человек! А пакет этот сраный… да у Паши двое детишек, пяти и трёх лет, и жена больная… Вы хоть раз одной картошиной на четверых ужинали, моралист Вы наш?

Эх-е-хе… а я Вас вначале за человека принял… пойдём, Паша… сытый голодного не разумеет…»

«Постойте, господа… извините меня… я не подумал… виноват»

«Да ладно, я тоже вспылил… чего-там, дайте Вашу руку…»

«Вах, я сэйчас прослэзюсь… бутИлка разбили, чайнИй колбаса барбос утащил… жИирать нечЭго… ладно. У меня рубль в заначке есть, пойдём, купим… странное ощущение, за хурда-мурда дЭньги платить… забавно, да?!»

… Мягко шипит и посвистывает самоварчик (тульский, с медалями) на белоснежной скатерти под уютным жёлто-масленым светом керосиновой лампы… на скатерти – чашки с потёртым золотым ободком, варенье из крыжовника в крохотных стеклянных чашечках, на тарелке – нарезанная «Докторская» колбаса («Небыло тогда докторской колбасы.» – возмущается Взыскательный читатель… Дорогой читатель! В прейскуранте Рыбинского Торгового дома «Купец» за 1912 год приведена «Колбаса по-докторски, варёная, телячья – 28 копеек за один фунт…».) и вскрытая жестянка с ревельскими шпротами, перевезённая через половину земного шара… тихо, уютно… за таким столом надо тягать из сатинового мешка деревянные бочоночки лото, приговаривая «Барабанные палочки» или «Номер восемь – половинку просим»…

Только разговор идёт совсем не о детских успехах в гимназии или о уж-ж-жасной семейной драме («Представляете, возвращается наш полицмейстер из Хабаровска, натурально, кидается в спальню, распахивает шкаф… а там НИКОГО! – Да, постарела полицмейстерша, сильно сдала»)…

«… все началось летом прошлого, девятьсот третьего года… Вначале пропажи джонок да шаланд никак не связывали с действиями хунхузов. Власти ведь постановили, что с пиратами давно покончено, и списывали все на несчастные случаи на море.

Но, когда случаи невозвращения рыбаков в родную гавань участились, то мы этим всерьез заинтересовались: из рыбаков никто не возвращался живым домой, а несколько раз на берег выносило обезглавленные трупы… Слух о кровавых злодеяниях быстро распространился по городу и прибрежным поселениям. Рыбаки в разгар летнего сезона перестали выходить в море, опасаясь пиратов. Владивосток практически лишился свежей рыбы.

Из агентурных сведений мне стало известно, что пираты при захвате судов прибегают к крайним мерам, не оставляя свидетелей своих разбоев.

Всех, кто им попадался на пути, они или топили, связывая своим жертвам руки и ноги, или привязывая на шею какой-либо груз, или просто перерезали им горло. Имеющиеся на борту ценности, а также выловленную жертвами рыбу и морепродукты, они захватывали как трофей.

Часть добытого шла пиратам на пропитание, а часть привозилась в Семеновский ковш, на наш крупный городской рыбный базар, и продавалась оптом перекупщикам морепродуктов.

Иногда морские разбойники сами занимались продажей рыбы под видом торговцев!Потому как отличить пирата от рядового китайского торговца рыбой было практически невозможно, как и от рыбака.

Тем более, что бандиты принимали необходимые меры безопасности: захваченные шаланды или джонки, они уводили в укромные места и, после того, как проходило время и поиски заканчивались, их продавали, или же после перегрузки морепродуктов топили на месте, пряча, так сказать, концы в воду.

На захваченных судах хунхузы никогда не появлялись в городе в среде рыбаков, так как последние могли по определенным, известным им приметам опознать лодки своих погибших товарищей. На вырученные от продажи морепродуктов, а иногда и лодок деньги, пираты закупали необходимые съестные и иные припасы, оружие.