Сожги в мою честь - Филипп Буэн

– Ты водишь машину все лучше, – заметила Арсан, чтобы завязать разговор.

– Благодарю, патрон.

– Давно у тебя права?

– Шесть лет, накопил на них, подрабатывая курьером.

– А!… Родители не могли оплатить?

– У них не было возможностей. Они и так наизнанку вывернулись, чтобы я получил степень бакалавра. Потом уж пришлось крутиться самому.

Милошу с трудом удавалось совмещать беседу и управление. Антонии даже пришлось указать на не замеченное им препятствие.

– Чем занимаются твои родители?

– Мать – прислуга, отец – ночной охранник. Зарабатывают крохи, но голодать мне никогда не приходилось.

– Знаешь, как говорят: нет дурацких профессий – есть люди-дураки.

Милош сбавил скорость, обсуждаемая история отвлекала его внимание.

– Да только профессии эти не их. В Хорватии мать была учительницей, отец руководил стоматологическим кабинетом. Когда мы переехали во Францию, дипломы не стоили ломаного гроша. Родители пошли на ту работу, которая подвернулась.

Признание сделано, машина прибавила хода между пустынными прудами.

– Так-так-так… Образованные родители и соседи-деревенщина… Понимаю теперь причину двойственности твоей натуры.

– О чем вы, патрон?

– О твоей манере изъясняться: изысканность и вульгарность одновременно.

– И то, и это: я освоил обе версии французского.

– Не знала, что у нас два языка.

– Так оно и есть… У нас было социальное жилье в квартале для малообеспеченных.

– Не улавливаю связи.

– О, это же несложно. Дома мы соблюдали правила грамматики – родители следили за этим. Но лишь я выходил за порог, язык улиц брал верх. Вопрос выживания. Если бы я сказал «полицейский», а не «легавый», шпана из гетто доставила бы мне кучу неприятностей… или «отметелила» бы, если быть последовательным.

Антония вгляделась в дорогу.

– Эй! Ты и от меня сейчас огребешь, если не примешь правее. Выровняй быстрее, едешь прямиком в кювет.

Что Милош послушно и исполнил, продолжая размышлять.

«Услышь вы всю исповедь, патрон, вот бы глаза вытаращили. Скажем, я никогда не мог иметь собственные вкусы: приходилось притворяться, что нравится то же, что и другим. Да, там, где я вырос, вряд ли у меня вышло бы признаться, что люблю Чайковского. «Правильная» музыка не шла дальше рэпа. Выскажешь критику в адрес группы «Твою мать» – и схлопочешь по сопатке. Равно как и других групп, проповедующих бунт. Что ж, в целях сохранения здоровья я аплодировал тем, кто осквернял своих матерей, поганил полицию и плевал на учителей. Еще помалкивал о том, что меня привлекает современное искусство, пусть я и мало в нем разбирался. Чтобы не привязывались, «тащился» от граффити, испещрявших стены многоэтажек. Что до литературы – с кем я мог бы о ней поговорить? Парни с района читали только комиксы «манга».

«Рено» приближался к цели поездки, насыпи по берегам прудов становились все шире, на горизонте вырисовывалась колокольня.

«Когда я получил степень бакалавра, так называемые друзья поставили на мне клеймо предателя. Причин собственного провала они не понимали. Послушать их, так мой успех обеспечила поддержка оккультных сил. Прозвучали слова «исключение», «предпочтение»… Но мы же посещали одни и те же школы, зубрили одни и те же учебники, шли по одной программе. Однако в их глазах я, шагнувший на следующую ступень, выглядел счастливчиком системы отбора. Мишенью для ненависти».

Здание колокольни становилось все больше. Милош расслабился при мысли о скором конце пути.

«Завершая разговор, патрон, скажу: ко мне в детстве относились, как к чужаку, приходилось опасаться крутых парней района. И в результате я обучился не двойному языку, а искусству наблюдать, держать язык на привязи, а ухо востро. И, помалкивая, я подметил нечто поразительное. Что это на вас нашло у Канонье? Я же полицейский, нужно разобраться…»

Табличка, название деревни, указатель расстояния. Почти приехали.

– В конце концов, не так уж и далеко.

– Да, Ля Домб находится на выезде из Лиона.

– Надеюсь, наш красавец дома.

– Я тоже надеюсь, патрон… Кстати, хочу задать вопрос.

– Валяй, но у меня только плохие ответы.

– Почему вы не попросили у мадам Марсо список ее единомышленников? В этом расследовании бывшие члены ассоциации заслуживают интереса. Им есть за что сердиться на Бонелли и прочую компанию. На вашем месте я бы опросил их в первую очередь.

Антония набила трубку – знак, что машина подъезжала к пункту назначения. Уважая чувства Милоша, комиссар не позволяла себе курение в салоне.

– Напоминаю, что мы не расследуем, а наводим справки – в общих чертах.

– Правда, прошу прощения, вы так и сказали: «Прощупываем почву, не прячется ли где ящерица».

– Меня бы удивило, если бы что-то всплыло: родные должны уже пережить траур по жертвам. Все же есть категория случаев «Бывает всякое», пренебрегать ей не будем.

– Согласен, патрон, но насчет Марсо настаиваю.

Букашка рвался в бой – и Антонии нравился его азарт.

– Ты прав, надо было спросить у нее чертов список.

– Так почему же вы этого не сделали?

– Потому что, дорогой Милош, это было бы ошибкой.

– В самом деле?

– Если бы я потребовала подобное в присутствии адвоката, Канонье поднял бы тревогу среди всех членов ассоциации. Хоть наш воскресший из мертвых и не ведет больше защиту, рефлексы болтуна сохранились.

– Только не говорите, что махнули рукой.

– Ни в коем случае. Я встречусь с Марсо в ее магазинчике… один на один.

– И без меня?

– Должен быть женский разговор, с глазу на глаз. Я больше вытяну из Люси Марсо, если тебя не будет рядом. – Антония похлопала по досье, захваченному лейтенантом. – И потом месье Жуфлю заслуживает первоочередного внимания.

Ее взяла! Когда Арсан приводила доводы, крыть Милошу было нечем. Но, желая чуть утешиться, он позволил себе сомнения в целесообразности визита.

– Можно было и не ездить – поручить проверку Жуфлю жандармам.

– Нет, Милош, не забывай правило: увидеть и почувствовать первым. Если подозреваемый узнает, что мы им интересуемся, успеет подготовить защиту. Эффект неожиданности – важнейший фактор для оценки реакций.

– Так Жуфлю – подозреваемый? Странно, мне казалось, мы не ведем расследование.

– Я говорила вообще, идиот! Хотя у Жуфлю и есть веские причины не любить причастных к драме «421». Процесс стоил ему поста мэра, финансовых убытков и остракизма. Есть от чего взлелеять планы мщения.

Машина проехала вдоль поля, по обочинам лежали траурные венки. В паре метров от дороги стояли огороженные серые развалины.

– Притормози, Милош, здесь находился клуб.

– Господи, сколько цветов!

– Естественно, понедельник – годовщина трагедии. Ровно десять лет. Семьи были на возложении.

Милош медленно проехал, затем резко нажал педаль газа. Ему не терпелось добраться до места и заглушить мотор. Дорога слишком утомила глаза и вызвала мигрень.

Страдания его продолжались недолго. На въезде в деревню Антония велела свернуть на гравийную дорогу. Недолгий отрезок – и «рено» остановился на дворе какой-то фермы, приветствуемый лаем дворняги.

Комиссар и помощник вылезли из автомобиля. Машек сразу же попытался успокоить псину, однако своими наивными посвистываниями лишь раззадорил ее еще больше. Антония затянулась трубкой, окинув взглядом дом. Традиционное вытянутое одноэтажное строение, оштукатуренное и покрашенное в желто-коричневый цвет. Отворилась дверь. На крыльце появилась женщина в розовом переднике – лет пятидесяти, сварливого вида, плохо причесанная.

– Заткнись, Бижу! – пролаяла она громче, чем собака.

С сожалением повинуясь приказу хозяйки, шавка смолкла. Решив эту проблему, женщина повернулась к Антонии с любимым вопросом подозрительных людей:

– Что вам надо?

Та протянула трехцветное удостоверение.

– Добрый день! Комиссар Арсан, лейтенант Машек, БРБ Лиона. Мы хотим поговорить с господином Сильвеном Жуфлю! Это ваш муж?

– Я его дочь! А в чем дело?

– Нужно спросить кое-что.

– Его нет!

– Тем хуже, вызовем повесткой. Путешествие обойдется недешево…

«Недешево». Волшебное слово для убеждения упрямцев.

– Ээ… Он за фермой, с моим братом, у первого пруда! Это в пяти минутах, идите по дороге слева от вас.

Антония поблагодарила и вместе с Милошом направилась к утоптанной тропинке. По обочинам выстроились черешни, вплотную подступали грабы. Стайка воробьев порхнула над головами гостей. Солнце уже закатывалось за горизонт. Но и полуприсутствие его освещало водоем. В зарослях тростника какие-то водоплавающие птицы вволю поедали личинок перед сном. Поодаль виднелся силуэт – человек закрывал задвижку шлюза, регулирующего уровень воды. Осень – пора рыбной ловли, Жуфлю спускал воду в своем пруду. Это был его промысел, доходы он получал от разведения рыбы.