Уик-энд Остермана - Роберт Ладлэм

— У меня всегда много работы...

— А что-нибудь похожее на операцию в Сан-Диего есть?

Кардоун бросил настороженный взгляд на Остермана. Что это — хитрый ход? Все знали, что в Сан-Диего проводилась операция против мафии.

— Нет. Во всяком случае, я об этом не знаю. Мои люди работают в нескольких направлениях, но ничего похожего у нас пока не было. По крайней мере, мне об этом не докладывали. Но мои лучшие репортеры часто работают по своей собственной программе... Ты хочешь сказать, что это происшествие могло быть как-то связано с моей работой?

— А сам ты об этом не думал? — вмешался Тримейн.

— Нет... Я — профессиональный репортер. Ты же не боишься нажить врагов всякий раз, когда берешься за сомнительное дело?..

— Бывает, но...

— Я читал об этом вашем шоу в прошлое воскресенье, — сказал Кардоун, опускаясь на диван рядом с Тримейном. — У Ральфа Эштока много влиятельных друзей в разных ведомствах.

— Чепуха!

— Совсем нет. — Джо Кардоун потер подбородок. — Я встречался с этим парнем. Мстительный тип.

— Но он же не сумасшедший, — покачал головой Остерман. — Нет, это вряд ли возможно.

— Почему это не может быть простым ограблением? — Таннер закурил сигарету и повернулся к друзьям, пытаясь сохранять спокойствие.

— Потому что, черт возьми, так никто никогда не грабит! — воскликнул Кардоун.

— Да? — Тримейн взглянул на Кардоуна, сидевшего рядом с ним на диване. — А ты что, эксперт по ограблениям?

— Не больше чем вы, господин адвокат, — сухо ответил Джо.

Элис чувствовала, что уик-энд начался как-то неестественно. Возможно, это впечатление складывалось оттого, что голоса звучали громче и смех повторялся чаще, чем это бывало раньше во время их встреч.

Обычно, когда приезжали Остерманы, вечер начинался спокойной и неторопливой беседой о семейных проблемах и новостях. Берни и Лейле всегда удавалось разбудить в них самое доброе, заставить их по-настоящему поговорить друг с другом. Ее муж называл это «синдромом Остермана».

Сегодня же никто не отваживался заговорить о чем-нибудь серьезном. Ни слова о личном — за исключением, конечно, ужасного происшествия в среду.

С другой стороны, Элис отдавала себе отчет в том, что более всего ее тревожило состояние мужа. Относительно других она могла ошибаться, но Джон вел себя очень странно. Она никогда еще не видела его таким раздраженным.

Женщины вернулись в гостиную, и Элис одна убирала остатки еды со стола в холодильник. Нет, она больше не станет слушать этих глупых разговоров Бетти и Джинни. Да, она может позволить себе держать прислугу, точно так же, как они. Но она никогда не потерпит второй хозяйки на собственной кухне.

Еще в доме отца Элис на это насмотрелась. Отец называл прислугу «апостолами». «Апостолы», которые убирали, мели и чистили. Мать звала их просто «прислугой», но это ничего не меняло, фактически хозяйством заправляли посторонние люди.

Элис тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли. Может быть, она просто выпила лишнего? Она открыла кран и умылась холодной водой. В дверях кухни показался Джо Кардоун.

— Хозяин сказал мне, что если я хочу выпить, то могу налить себе сам на кухне.

— Конечно, Джо. Заходи. Ты видишь здесь что-нибудь стоящее?

— Разумеется. Превосходный джин, чудесный тоник... Эй, что случилось? Ты плакала?

— Нет, что ты... Я просто сполоснула лицо.

— У тебя щеки все мокрые...

Джо поставил бутылку с джином на стол и приблизился к ней.

— Скажи откровенно, у вас неприятности? Ну ладно, об этом странном ограблении в среду Джонни мне рассказал, но... Но если есть еще какие-нибудь проблемы, не надо от меня скрывать, о'кей? То есть я хочу сказать, что если он вздумал играть с огнем...

— С огнем?

— Ну, залез в долги, набрал кредитов и... У меня есть клиенты в «Стандарт мьючиал» и даже кое-какой капитал. Я знаю эту компанию... Вы с Джонни живете на широкую ногу, а ведь по нынешним временам шестьдесят тысяч долларов за вычетом налогов — не такие уж большие деньги.

У Элис Таннер перехватило дыхание.

— По-моему, с деньгами у Джона все в порядке.

— Это все очень относительно. Мне кажется, Джон слишком увяз в своих делах. Сейчас он, конечно, ни за что не решится оставить свое маленькое королевство, чтобы поискать что-нибудь более стоящее. Это его дело. Его и твое. Но я хочу, чтобы ты передала ему... Я его друг. Добрый друг. И я чист. Понимаешь, чист. Если ему что-то нужно, то пусть он позвонит мне. Ты скажи ему, хорошо?

— Джо, я очень тронута. Нет, в самом деле... Но думаю, что в этом нет необходимости.

— Но ты передашь ему?

— Скажи ему сам. У нас с Джоном молчаливое соглашение — мы договорились не затрагивать больше вопросов о его заработке, потому что, честно говоря, я с тобой согласна...

— Тогда у вас будут проблемы.

— По-моему, ты преувеличиваешь...

— Надеюсь, что ты окажешься права. И все же передай ему... — Элис не успела ничего сказать, как он уже вышел из кухни.

Она наморщила лоб. Джо пытался что-то втолковать ей, но она не поняла что.

— Никто не давал тебе и всей вашей репортерской братии права считать себя непогрешимыми. Я устал от этого! Я сталкиваюсь с этим каждый день! — воскликнул стоявший у камина Тримейн, не скрывая раздражения.

— Никто и не утверждает, что мы безгрешны, — возразил ему Таннер. — Но в то же время никто не может запретить нам добывать объективную информацию.

— Но если эта информация способна нанести ущерб тон или другой стороне, вы не имеете права предавать ее гласности! Если это неопровержимые факты, то они должны прозвучать в суде. Вы должны ждать, пока свое слово скажет закон.

— Это невозможно, ты сам прекрасно понимаешь.

Тримейн помолчал, потом горько улыбнулся.

— Да, понимаю. Если быть реалистом, компромисс здесь действительно невозможен.

— А ты уверен, что хочешь найти компромисс? — спросил Таннер.

— Конечно, — очень серьезно сказал Тримейн.

— Зачем? Ты в любом случае имеешь преимущество. Если ты выиграл — прекрасно. Проиграл — ты можешь заявить, что на суд оказывали давление средства массовой информации, и обжалуешь приговор.

— Выиграть дело в апелляционном суде очень сложно, — заметил Бернард Остерман. Он сидел на полу, прислонившись спиной к дивану. — Это знаю даже я. Такие случаи просто сенсация, ибо они очень редки.

— И потом, апелляция стоит денег, — пожав плечами, добавил Тримейн, — которые чаще всего тратятся впустую. Особенно когда апеллируют корпорации.

— Тогда попридержите прессу, если дело уж слишком горячее. Это нетрудно. — Джо допил свой джин и посмотрел Таннеру прямо в лицо.

— Нет, трудно, — подала голос сидевшая в кресле напротив дивана Лейла. — Для этого прежде нужно занять твердую позицию. И что значит «попридержите»? Кто возьмет на себя ответственность? Именно это и имел в виду Дик. Невозможно что-то предпринимать, предварительно не определившись, на чьей ты стороне.

— Я рискую навлечь на себя гнев мужа, — смеясь, сказала Джинни, — и все же считаю, что информированная общественность — это не менее важно, чем независимый суд. Возможно, что эти два момента взаимосвязаны. Я на твоей стороне, Джон.

— Это опять же все очень субъективно, — перебил ее муж. — Кто может определить, чтоесть объективная информация, а что -субъективная интерпретация фактов?

— Но правда-то все-таки одна, — неожиданно заметила Бетти. Она не сводила глаз с мужа — тот слишком много пил.

— Чья правда? Какая правда?.. Давай представим себе гипотетическую ситуацию, в которой действуют Джон и я. Скажем, я шесть месяцев работаю над созданием корпорации. Как Устный юрист, я взялся помочь людям, в правоту и благие намерения которых искренне верю: слияние нескольких компаний поможет сохранить тысячи рабочих мест, фирмы, стоявшие на грани банкротства, обретут новую жизнь. Но вот появляются несколько человек, которых это объединение не устраивает — заметьте, из-за их же собственной неразворотливости, — и они начинают вставлять мне палки в колеса. Представим, что они явятся к Джону и станут кричать: «Несправедливость! Обман!» При этом они и в самом деле кажутся — обратите внимание, только кажутся! — обманутыми жертвами. Джону их жалко, и он уделяет этому делу одну минуту — всего одну минуту — эфирного времени. И тут же все мои усилия рассыпаются прахом. И не нужно убеждать меня, что суды не подвержены влиянию средств массовой информации. Одной минуты достаточно, чтобы превратить в ничто полгода кропотливой работы.

— И ты думаешь, что я пошел бы на это? Что кто-нибудь из нас пустил бы в эфир подобную информацию?

— Тебе нужен материал для передач. Тебе всегда нужен материал, и наступает такой момент, когда ты перестанешь что-либо понимать! — повысил голос Тримейн.

Вирджиния поднялась на ноги.