Любовь кардинала - Эвелин Энтони

Королева резко встала и принялась ходить взад и вперед, заламывая руки. Это выглядело как театральное представление, но привязало к ней находящуюся рядом женщину самым сильным из женских чувств – состраданием.

– У меня нет друзей, – прошептала Анна. – Вы видите, как я живу, оскорбляемая и ограниченная в своих поступках, как преступница. Король меня ненавидит, и знаете почему, де Фаржи? Потому что он ненавидит всех женщин! Меня презирают за то, что у меня нет детей, в то время как герцогиня Орлеанская демонстрирует свой живот перед всем Двором. – Анна отвернулась, и Мадлена увидела, что она смахнула рукой с лица слезы. Легкомысленная, беспечная женщина, чей образ жизни даже в тот снисходительный век выглядел в глазах современников безответственным и предосудительным, слушала горестную исповедь королевы и чуть не истекала слезами, поняв, что ее удостоили доверием. Чем более униженной казалась Анна, тем сильнее становилось ее влияние. Мари де Шеврез жила в изгнании в Лотарингии именно потому, что не устояла перед подобными сценами.

Мадлена быстро подошла к королеве и прижала ее руку к губам.

– Не надо, Мадам, пожалуйста, не надо! – взмолилась она.

– Так темно, – беспомощно сказала Анна, – но никто не пришел, чтобы зажечь свечи. – В тот же момент фрейлина бросилась к дверям. Задремавший лакей подпрыгнул, когда она со стуком распахнула дверь.

– Свечи! – приказала мадам де Фаржи. – Ее Величество приказывает зажечь свет. Немедленно, слышишь? Если еще раз забудешь, я спущу с тебя шкуру!

Через несколько минут комната сияла светом, занавески были опущены, а Анна и фрейлина сидели рядом, и мадам де Фаржи держала королеву за руку.

– Я вам верю, – просто сказала королева. Одна фраза пробегала в ее мозгу, повторяясь снова и снова, пока она следила за тем, с каким проворством подчинялись слуги приказам Мадлены в отличие от ее собственных. «Передайте королеве: если ей будет угрожать какая бы то ни было опасность, пусть пошлет мне только одно слово – и каждый солдат, корабль и шпага Англии выступят на ее защиту».

Пришло время послать это слово, чтобы послушные его обещанию солдаты и боевые суда отправились в поход против ее мужа и его министра.

– Я все для вас сделаю, Мадам, – горячо заверила Анну ее новая подруга.

Королева посмотрела на нее и медленно улыбнулась.

– Если я дам вам письмо, перешлете вы его по назначению?

Глава 5

Между Англией и Францией началась война. Чтобы ее развязать, не один месяц трудились, объединив усилия, герцог Роган, его брат месье де Собис, Мари де Шеврез, засевшая в Лотарингии, где она сделала своим любовником правящего там герцога, и главное – Бекингем, отдавший этому делу всю душу. Все они без отдыха плели интриги, стремясь разжечь войну между своими странами, хотя побуждения их были различными.

Мари де Шеврез и Роган с братьями надеялись покончить с Ришелье, когда Людовик проиграет войну. Последние, кроме того, имели целью поддержать французских гугенотов, которых преследовал кардинал. Они умоляли короля Англии защитить своих единоверцев, и тот, будучи глубоко религиозным человеком, весьма сочувственно внимал их мольбам. Мари де Шеврез приобрела много друзей, пока служила в качестве фрейлины при английской королеве. Теперь она писала всем подряд, в том числе своему давнему любовнику лорду Холланду, побуждая их объявить войну зловещему тандему – Ришелье – Людовик Тринадцатый.

Месье де Собис покинул находящуюся под угрозой осады крепость Ла-Рошель и отправился к английскому Двору, чтобы попросить на подмогу английский флот и солдат. Но самым могущественным сторонником войны был герцог Бекингем. Он хранил письма Анны в шелковом футляре, подвязанном вокруг шеи, и всем говорил, что днем и ночью они находятся возле его сердца. В своем послании Анна сказала, что в будущем ее ждет только отчаяние; на бумаге остались следы слез. Одна, без друзей, почти пленница, она все-таки рискнула всем, чтобы напомнить о данном им обещании. Он заявил, что к ней на помощь придут каждый солдат и каждый корабль в Англии. И настало время, когда только это и осталось ее единственной надеждой. Получив письмо Анны, Бекингем твердо решил заставить короля начать войну с Францией. Он проявил немалое красноречие, рисуя чувствительному Карлу страдания добрых протестантов в Ла-Рошели. А захват нескольких мелких судов французами объявил намеренным оскорблением английской чести. Он присоединил свой голос к просьбам де Собиса и подстрекательским письмам, идущим непрерывной чередой от Мари де Шеврез к английскому Двору. Его страсть к Анне стала навязчивой идеей, которую он демонстрировал всему миру. Особое удовольствие герцог видел в том, чтобы сообщить каждому французу, посещающему Лондон, что он обожает королеву Франции и ради нее возглавит экспедицию для защиты Ла-Рошели.

Война была объявлена, и в начале июля 1627 года английский флот из пятидесяти линейных кораблей и шестидесяти более мелких судов появился у Ла-Рошели. На кораблях прибыла армия из семи тысяч человек, а также пушки, кони и различные припасы. Французская армия из двадцати тысяч человек расположилась лагерем перед морским портом Ла-Рошели. Здесь же находилась ставка короля. Войсками командовал герцог д'Ангулем, маршалы Шомберг и Бассомпьер. Но по сути дела осадой руководил Ришелье, который присвоил себе звание генерал-лейтенанта. Он снял кардинальскую мантию, носил воинскую форму, ездил на разведку вместе с кавалеристами и лично наблюдал за действиями на море. Он создал военный флот только для одной цели: чтобы штурмовать знаменитый бастион, сохранивший независимость части французов от короля и Короны. Отец Жозеф находился рядом с ним. Они устроили свой штаб в маленьком каменном доме, носившем название Ла-Понт де ла Пьер и находившемся в нескольких метрах от берега. Ришелье любил жить поблизости от моря: свежий морской ветер был ему полезен, а монотонный гул волн способствовал концентрации мысли.

Он не упустил ничего перед началом кампании. Для армии был разбит лагерь, солдат хорошо кормили и регулярно платили жалованье. Разумеется, дезертиров было мало, и люди почти не болели. Так он преодолел две главные проблемы любой длительной военной экспедиции. Он одобрил намерение отца Жозефа объявить войну религиозным походом и разрешил ему послать к солдатам капуцинов для сотворения церковных обрядов и поддержания в войсках высокого духа и морали. Самому же Ришелье казалось, что Бог все меньше и меньше вмешивается в дела людей. Он никогда не принадлежал к числу глубоко верующих, и атмосфера военного лагеря подходила ему куда больше, чем безмятежная тишь монастыря. Он не скрывал свой растущий агностицизм от монаха, секретов между ними не было, и они работали вместе, абсолютно доверяя друг другу.