Анжелика – маркиза ангелов - Голон Анн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И когда шестнадцатилетний полковник явился, маркиза сказала:
– Филипп, эта твоя кузина де Сансе. Проводи ее туда, где танцуют. В обществе молодых людей ей будет веселее, чем с нами.
Не дожидаясь приглашения кузена, Анжелика встала. Сердце ее отчаянно заколотилось, и она обозлилась на себя за это. Юный сеньор смотрел на мать с нескрываемым возмущением. «Как, – казалось, говорил он, – как осмеливаетесь вы навязывать мне так дурно одетую девчонку!»
Но, видимо, по выражению лиц находящихся в гостиной дам он понял, что возникла какая-то неловкая ситуация, и, протянув Анжелике руку, процедил сквозь зубы:
– Идемте, кузина.
Она вложила в его открытую ладонь тонкие пальцы, о красоте которых даже не подозревала. Филипп молча довел ее до входа в галерею, где пажам и молодым сеньорам его возраста было разрешено резвиться в свое удовольствие.
– Расступитесь! Расступитесь! – неожиданно крикнул юный маркиз. – Друзья, позвольте представить вам мою кузину, баронессу Унылое Платье!
Раздался дружный хохот, их окружили молодые люди. Пажи были в туфлях на высоких каблуках, в коротких до колен штанах с буфами, из-под которых смешно торчали длинные и тощие ноги, и все они показались Анжелике похожими на цапель.
«Вообще-то, я в своем унылом платье выгляжу не смешнее, чем они с этими тыквами вокруг бедер», – подумала Анжелика.
Она бы, пожалуй, охотно поступилась своим самолюбием, лишь бы побыть еще рядом с Филиппом, но один из подростков спросил ее:
– Мадемуазель, вы умеете танцевать?
– Немного.
– Правда? А какие танцы?
– Бурре, ригодон, умею водить хоровод…
Ее слова вызвали новый взрыв хохота.
– Ха-ха-ха! Филипп, что за птицу ты нам привел? Господа, давайте тянуть жребий! Кто будет танцевать с этой пастушкой? Есть любители бурре? Уф!.. Уф!.. Уф!..
Анжелика выдернула свою руку из руки Филиппа и бросилась прочь.
Она прошла через просторные залы, где сновали слуги и толпились важные господа, через холл с мозаичным полом, где на бархатных подстилках спали собаки. Она искала отца, изо всех сил сдерживая слезы. Все это пустяки! Надо забыть об этом, как о нелепом, кошмарном сне. Перепелке не следует покидать лесную чащу. Вспомнив наставления тети Пюльшери, к которым она все же прислушивалась, Анжелика твердила про себя, что наказана поделом, что незачем было из пустого тщеславия соблазняться лестным на первый взгляд предложением маркизы дю Плесси.
Наконец она услышала пронзительный голос маркиза, доносившийся из небольшого кабинета, расположенного чуть дальше.
– Ничего подобного! Ничего подобного! Мой бедный друг, вы совершенно не в курсе дела, – сокрушенным тоном говорил маркиз. – Вы напрасно воображаете, что нам, дворянам, – а у нас столько расходов! – легко получить льготы. К тому же ни я, ни принц Конде не в состоянии освободить вас от налогов.
– Я вас прошу лишь замолвить за меня словечко перед суперинтендантом финансов мессиром де Треманом, ведь вы лично знакомы с ним. А дело не лишено интереса и для него. Я прошу освободить меня от налогов и всех подорожных пошлин только при перевозке товара от Пуату до побережья. И прошу, кстати, сделать это исключение только для четверти своих мулов и добытого свинца. В возмещение за военным интендантством короля останется право купить остальных мулов по рыночной цене, а королевская казна получит возможность приобрести свинец и серебро по официальному курсу. А ведь государству выгоднее иметь надежных поставщиков различных товаров у себя в стране, чем ввозить эти товары из-за границы. У меня, к примеру, для перевозки пушек есть великолепные мулы, крепкие и сильные…
– От ваших слов разит навозом и потом! – возмущенно воскликнул маркиз, брезгливым жестом поднося руку к носу. – И знаете, я не поручусь, что, занимаясь такого рода делами, которые – простите мою откровенность – сильно смахивают на торговлю, вы не унижаете своего звания дворянина.
– Торговля это или нет, но мне надо жить, – отрезал Арман де Сансе твердым голосом, что весьма обрадовало Анжелику.
– А мне, – воскликнул маркиз, вздымая руки к небу, – вы думаете, мне легко жить?! И все же, смею вас заверить, я никогда не опорочу дворянского звания никаким низменным занятием.
– Ваши доходы несравнимы с моими, кузен. Собственно говоря, я нищий и перед королем, который отказывает мне в помощи, и перед ростовщиками из Ниора, которые готовы заживо сожрать меня.
– Знаю, знаю, дорогой Арман. Но вы когда-нибудь задумывались над тем, как я, будучи придворным, занимая две важные должности при короле, свожу концы с концами? Убежден, что нет. А между тем, да будет вам известно, мои расходы неизменно превышают доходы. Я отношу сюда, естественно, и доходы от моего имения Плесси, и доходы от имения моей жены в Турени, а также те примерно сорок тысяч ливров, которые мне приносит моя должность королевского камергера и полковника Пуатевенской бригады, что в среднем составляет тысяч сто шестьдесят в год…
– Я бы довольствовался и десятой частью, – вставил барон.
– Терпение, мой деревенский кузен. Да, у меня сто шестьдесят тысяч ливров дохода. Но поймите, что расходы жены, полк сына, особняк в Париже, дом, который я снимаю в Фонтенбло, переезды вместе с двором в его скитаниях, проценты, которые надо погашать по различным займам, приемы, гардероб, экипажи, прислуга и прочее – все это обходится мне в триста тысяч ливров.
– Иными словами, у вас ежегодно не хватает примерно ста пятидесяти тысяч?
– Вы только что сами убедились в этом, дорогой кузен. И если я позволил себе изложить вам все эти утомительные подробности, то лишь затем, чтобы вы поняли меня, почему в данный момент я не могу обратиться к суперинтенданту финансов мессиру де Треману.
– Но вы же знакомы с ним лично.
– Знаком, но больше с ним не встречаюсь. Я уже устал повторять вам, что мессир де Треман остался верен королю, регентше и даже готов посвятить себя Мазарини…
– Ну что ж, как раз…
– Как раз по этой-то причине мы с ним больше и не встречаемся. Разве вы не знаете, что принц Конде, которому я бесконечно предан, в ссоре с двором?..
– Откуда же мне знать это? – ответил ошеломленный Арман де Сансе. – Ведь когда мы виделись с вами несколько месяцев назад, у регентши не было более верного слуги, чем принц Конде.
– Да, но с тех пор много воды утекло, – с досадой вздохнул маркиз дю Плесси. – Я не стану пересказывать вам здесь всю историю в подробностях. Знайте лишь одно: если королева, оба ее сына и этот дьявол в красной мантии смогли вернуться в Лувр, в Париж, то лишь благодаря принцу Конде. Но вместо благодарности с этим великим человеком обращаются самым недостойным образом. Вот уже несколько недель, как между ними произошел полный разрыв. А сейчас Испания сделала принцу весьма заманчивые предложения, и он приехал ко мне, чтобы разобраться, имеют ли они под собой реальную почву.
– Предложения со стороны Испании? – переспросил барон Арман.
– Да. И представьте себе – только дайте слово дворянина, что это останется между нами, – король Филипп Четвертый идет даже на такой шаг: предлагает нашему прославленному полководцу, а также и мессиру де Тюренну по десятитысячной армии каждому.
– Но для чего?
– Да для того, чтобы ограничить власть регентши и главным образом власть этого вора-кардинала! Принц Конде во главе испанских армий войдет в Париж, и Гастон Орлеанский, брат короля, брат покойного Людовика Тринадцатого, взойдет на престол. Монархия будет спасена и наконец избавлена от женщин, детей и чужестранца, который бесчестит ее. А что в свете этих прекрасных перспектив, по-вашему, должен делать я? Чтобы вести такой образ жизни, о каком я вам говорил сейчас, я не могу делать ставку на того, кто обречен на поражение. Народ, парламент, двор – все ненавидят Мазарини. А королева продолжает за него цепляться и никогда от него не откажется. Просто невозможно описать, какое жалкое существование влачат последние два года двор и малолетний король. Они живут как цыгане: бесконечные бегства, возвращения, ссоры, войны – и так без конца…