Люблинский штукарь - Исаак Башевис-Зингер

Яша обозлился:

— Вы мне не отец и не воспитатель.

— Верно. Но у вас есть имя и репутация. Я вложил в вас не меньше, чем отец. Когда вы открыли дверь, я сразу заметил, что вы хромаете. Подверните-ка штанину или лучше даже снимите брюки. Вы ничего не добьетесь, пытаясь меня обмануть.

— Я вообще больше не хочу ничего добиваться.

— Вероятно, вы были пьяны.

— И заодно убил несколько человек, — съязвил Яша.

— Ха?.. За неделю до премьеры. Наконец-то к вам пришла большая слава. Если выступить в Екатеринославе, вся Россия распахнется перед нами. А вы шляетесь по ночам Бог знает где. Пожалуйста, подверните брючину. Повыше! Кальсоны тоже.

Яша повиновался. Под коленом лиловел кровоподтек и была основательно содрана кожа, а кальсоны перепачканы кровью. Вольский глядел с нарастающим неодобрением.

— Что они с вами делали?

— Пинали.

— Штанина вся в извести. А тут? Пониже? Навоз?

Яша молчал.

— Почему вы не приложили холодную воду или еще чего-нибудь?

Яша не ответил.

— Где Магда? Она в это время никогда не уходила.

— Господин Вольский, вы не следователь, и я не в полиции. Не устраивайте мне допросов!

— Я не ваш отец, я не следователь, но отвечаю за вас тем не менее я. Не в обиду будь сказано, доверие оказывают мне, а не вам. Прежде чем прийти ко мне, вы были обыкновенным штукарем, за гроши выступавшим на ярмарках. Это я вытащил вас. Теперь же, когда близок триумф, вы напиваетесь или черт знает что еще делаете. Следовало начать репетиции уже на прошлой неделе, а вы даже не появились в театре. По всей Варшаве висят афиши, где сказано, что вы переплюнете всех маэстро мира, а вы калечите ногу, не зовете врача и со вчерашнего дня не раздевались. Так выглядит правда! Вы, по-моему, прыгали из окна, — изменил тон Вольский.

Мурашки забегали у Яши по спине.

— Почему из окна?

— Потому что, наверно, покидали даму… Похоже, не ко времени явился муж… Мы тоже кое-что понимаем… Я — старый куродав… Извольте раздеться и лечь в постель. Вы обманываете только себя. Я пошлю за доктором. Во всех газетах сегодня о вашем сальто на проволоке. Только об этом и говорят. А вы что устраиваете? Если провалитесь, всему конец.

— До премьеры заживет.

— Возможно — да, а возможно — нет… Извольте-ка раздеться. Если вы прыгали, я хочу поглядеть на всю ногу.

— Который час?

— Без десяти одиннадцать.

Яша собрался что-то сказать, но в этот момент у входной двери послышалась возня с ключом. Это была Магда. Она вошла, и Яша изумленно вытаращился. На Магде было праздничное платье, прошлогодняя соломенная шляпка с цветами и вишенками и высокие ботинки. Она смахивала на крестьянку, приехавшую в город наниматься в прислуги. За ночь Магда осунулась, почернела и словно бы постарела. Лицо ее было в коростах и лишаях. Увидев Вольского, она растерялась и попятилась. Вольский снял шляпу. Волосы прилегали к его черепу слипшимся париком. Он покачал головой. Черные глаза глядели то на Яшу, то на Магду с отцовской озабоченностью. В них была приятная влажность и что-то печальное, как бывает иногда у хронических больных, которым хочется, чтобы их считали здоровыми. Нижняя губа беспомощно и озадаченно отвисла.

— Панна Магда, — спустя минуту заговорил Вольский тоном человека, без особой охоты читающего мораль. — Мы договорились, что вы будете за ним приглядывать… Это ребенок… Художники, они же дети малые, а иногда даже хуже… Глядите, что он себе наделал!..

— Господин Вольский, успокойтесь! — прервал его Яша.

Магда молчала, тупо глядя на Яшину голую ногу и ссадину возле коленки.

— Где ты с утра пропадаешь? — спросил Яша и сразу спохватился, что этим вопросом обнаружил, что не ночевал дома. Но исправлять ошибку было поздно. Магда дернулась, ее зеленые кошачьи глаза посветлели и стали злыми.

— Потом отчитаюсь…

— Что между вами происходит? — спросил Вольский, словно пожилой родственник. И, не дожидаясь ответа, сказал: — Я все-таки схожу за доктором. Прикладывайте холодные компрессы. Йод у вас есть? Если нет, я принесу из аптеки.

— Пане Вольский, мне не нужен никакой доктор! — сказал Яша жестко.

— Отчего же? Через шесть дней представление. Люди заранее купили билеты. Половина мест продана.

— К представлению я буду в порядке.

— Но нога сама не заживет. Почему вы боитесь доктора?

— Мне надо сегодня кое-где быть… Потом пойду к доктору…

— Какое «быть»?! С такой ногой не гуляют.

— Ему приспичило к потаскухе! — зашипела Магда. Губы ее затряслись, глаза метнулись куда-то в сторону. Впервые Магда — молчаливая, стеснительная Магда — позволила себе такое да еще при чужом человеке. Слова ее, хотя и не были громкими, прозвучали криком. Вольский поморщился, словно проглотил что-то неприятное.

— Я не собираюсь вмешиваться в ваши дела… И не только не собираюсь, но даже не имею на это права. Однако всему свое время… Годы ждали мы этого дня. У вас сейчас есть все, чтобы стать знаменитым и упрочить свое положение… Не складывайте, как говорится, оружие за час до победы.

— Я ничего не складываю.

— Заклинаю вас, позвольте мне позвать врача.

— Нет.

— Нет так нет. Я импресарио уже лет тридцать и насмотрелся, как артисты совершают самоубийство. Годами карабкаются к вершине, а когда она вот-вот, срываются и ломают себе все что могут… Почему — не знаю. Просто так. Потому что им хочется обратно в безвестность… Что мне сказать Кузарскому? Он не перестает меня спрашивать. В театре по вашему поводу целый скандал… А что ответить директору из Екатеринослава? На депешу полагается отвечать.

— Я скажу завтра.

— Когда завтра? Что вы будете знать завтра, чего не знаете сегодня? И какой смысл в ваших ссорах друг с другом? Вам же вместе работать. Надо репетировать, как это бывало всегда. В этом году даже больше, чем прежде. Разве что вы хотите доставить удовольствие недоброжелателям и с треском провалиться.

— Все будет в порядке.

— Что ж, будет как будет. Когда мне прийти?

— Завтра.

— Завтра с утра я тут. Но заклинаю вас обоих — не запустите ногу. Ну-ка сделайте шаг, поглядим, как вы ходите. Вы же хромаете! Меня не обманешь! Вы или вывихнули что-то, или сломали. Нужны горячие ванночки. На вашем месте я бы не стал ждать до завтра. Врач может наложить гипс. Что тогда делать? Публика разнесет театр. Вы же знаете, что за публика в летних театрах. Это не опера, где на авансцену выходит директор и говорит уважаемым зрителям, что у примадонны заболело горло. Тут чуть что — швыряют тухлые яйца. И камни тоже…

— Я сказал — все будет в порядке.

— Что ж, будем надеяться. Иногда я сожалею, что не торгую селедкой…

И Вольский поклонился Яше с Магдой. В прихожей он еще что-то пробормотал. Потом вышел и хлопнул дверью.

«Поляк, а блажит как еврей», — подумал Яша. Ему вдруг почему-то стало смешно, и он уголком глаза взглянул на Магду: «Она не ночевала дома. Всю ночь где-то шлялась. Но где? Неужели она способна так мстить?» Его охватили ревность и отвращение. «Я ее выпорю, скотину!» Ему захотелось на нее кинуться, схватить за волосы, волочь по полу и кричать: «Где ты была?! Где?! Где?!» Но он взял себя в руки. Ему показалось, что с каждой секундой сыпь на Магдином лице густеет. Это в ней кипела ненависть… Яша сжал кулаки, наклонил голову и уставился на свою босую ногу. Главная беда не наверху, а внизу… Потом зло глянул на Магду:

— Принеси воды из крана.

— Сам принеси.

Она разрыдалась и выбежала, хлопнув дверью так сильно, что задрожали стекла.

«Пожалуй, прилягу на полчасика», — решил Яша. Он пошел в спальню и растянулся на постели. От стояния поврежденная нога одеревенела, и он с трудом ее выпрямил. Яша лежал и глядел на небо в окне. Высоко летела птица. Величиной она казалась не больше ягоды. На какой высоте она летит? И что случится, если это Божье творение повредит ногу или крылышко? У них ведь только один выход — смерть. Так и у человека. Смерть — это метла, выметающая всякое зло, всякое безумие, всякую нечистоту. Яша закрыл глаза. В ноге что-то пульсировало и дергало. Он хотел было снять ботинок, но шнурок запутался и затянулся в узел. Отек внутри ботинка увеличивался. Яша чувствовал, что стопа над пальцами набрякла и стала мягкой как подушка. А если случится антонов огонь? Возможно даже, придется отнять ногу. Нет! Лучше умереть! «Кончились мои семь тучных лет!.. Им нельзя доверять!» — сказал он себе, не понимая, кого имеет в виду: женщин, гоев или тех и других вместе. Наверняка в Эмилии тоже сидит дьявол. На какой-то миг голова стала пустой, и Яша погрузился в теплоту и усталость, какие наваливаются перед тем как заснуть. Ему стало мерещиться, что сейчас пасхальная ночь первого седера и отец говорит: «Ты знаешь? Я потерял грош!..» — «Папа, о чем ты? Пасха же!..» — «Ой, это я опьянел от четырех стаканчиков…» Сон продолжался несколько секунд. Яша вздрогнул и очнулся. Отворилась дверь, и вошла Магда, неся миску с водой и салфетку для компресса. Она метнула на него колючий злобный взгляд, а Яша сказал: