Ботус Окцитанус, или восьмиглазый скорпион - Ганс Шерфиг

— Думаю, что да.

— Ну вот, например, один человек, которого зовут Большой Дик, должен остаться в стороне от этого дела!

— Это не так-то легко. Он один из крупных дельцов черной биржи. Его связи с Лэвквистом и Ульмусом хорошо известны.

— Но у него имеются и другие связи.

— Я знаю.

— Вы имеете в виду его связь с социал-демократией? — быстро спросил министр юстиции.

— Нет, — ответил директор полиции. — Это нас не касается. Я имею в виду его связь с некоторыми иностранными…

— Это тоже не касается полиции! — решительно заявил министр.

— Бесспорно, было бы приятнее, если бы люди вроде Большого Дика направили свой деловой пыл в какую-нибудь одну узкую область, — со вздохом признался Окцитанус. — Когда начинаешь копаться в одном, очень трудно отмести другое.

— Да. Поэтому было бы целесообразно совершенно не трогать Большого Дика! — сказал министр юстиции.

— К сожалению, редко бывает, чтобы болтливые свидетели и злопамятные обвиняемые имели понятие о том, что такое целесообразность. Да и защитники подчас лишены скромности. То, что может остаться в стороне в период расследования дела, часто всплывает, как известно, во время предварительного следствия или разбирательства дела в суде.

— Большой Дик по многим причинам должен остаться в стороне! — сказал министр. — Это уж дело судьи — помешать всякой ненужной болтовые во время судебного разбирательства.

— Да, это дело судьи… — согласился директор полиции.

— Судьи всегда доставляли мне много беспокойства, — заметил министр юстиции.

— Особая проблема — это отзывы иностранной прессы относительно упомянутого дела и нашей полиции, — сказал Окцитанус. — Газеты одной братской страны открыто пишут о взяточничестве и коррупции среди полицейских и таможенных чиновников. Они называют имена и, по-видимому, знают больше, чем мы сами. В некоторых французских и западногерманских газетах также сообщалось о положении дел в нашей стране. Прокурор Бромбель находится сейчас в Западной Германии, чтобы собрать сведения о целом ряде махинаций, в том числе о недавних кражах золота и брильянтов и о связях банды Скорпиона во время войны с немецкими оккупационными властями. А на следующей неделе мы посылаем двух-трех человек в Париж в связи с делом…

— Чернослив начинает действовать, — сказал министр юстиции.

— Какой чернослив? Я не совсем понимаю…

— Вареный чернослив, который я съел за завтраком, подействовал на мое пищеварение, — разъяснил министр. — Прошу извинить меня, я на минутку отлучусь. А пока что выкурите еще одну сигару.

Министр поспешил к двери, а директор полиции вздохнул и потянулся за сигарами.

На улице начинался дождь. Окцитанус мог видеть в окно своих сыщиков, которые мокли, укрывшись между декоративными кустами. Они стояли, повернувшись спиной к дождю, словно скотина в поле. «Нелепое использование персонала в такое хлопотливое время!» — подумал Окцитанус. Потом, взглянув на свои часы, снова вздохнул — приходилось ждать.

Прошло порядочно времени, пока, наконец, директор полиции не услышал издалека звук льющейся воды в водопроводных трубах; по-видимому, министр уже покончил со своим делом. Когда он вернулся обратно и уселся за письменный стол, выражение его лица было страдальческим.

— Когда-то один специалист по болезням желудка пробовал лечить мой хронический катар толстых кишок пеклеванным хлебом, безалкогольным пивом и частыми промываниями, — огорченно сообщил министр. — Разумеется, это ничуть не помогло! А вы часто прибегаете к промываниям?

— Нет, — ответил директор полиции. Он поспешил разложить свои бумаги перед министром, чтобы привлечь к ним его внимание и, быть может, положить конец дальнейшей беседе о болезни кишок, которую он за многие годы работы в полиции успел изучить в мельчайших подробностях. Все бумаги были сложены в две папки. В одной из них лежал объемистый секретный доклад о результатах одного из внутренних обследований положения дел в «Ярде», что было предпринято по желанию министра юстиции. В другой папке находился набросок весьма краткого разъяснения, которое предназначалось для общественности. Подобного рода разъяснения в последнее время появлялись очень часто.

Министр с усталым видом и без всякого энтузиазма взял бумаги. Листая страницы, он вздыхал и покачивал головой.

— Можно сделать так, чтобы ничто не вышло за пределы ваших стен?

— Вряд ли. Многое будет зависеть от того, что обвиняемые вздумают сказать.

— Тем более не следует накапливать обвиняемых, — сказал министр юстиции. — В этом отношении также надлежит придерживаться тактики, которую я рекомендовал в связи с другими случаями, а именно, что целесообразнее всего постоянно проявлять умеренность и самообладание.

Окцитанус кивнул, а министр продолжал листать бумаги.

— Здесь ничего не упоминается о работе полиции в связи с двойным убийством? — спросил он.

— Нет. В этом деле, безусловно, самым разумным будет выиграть время.

— Вам само небо послало этого лектора Карелиуса; сколько времени вы думаете продержать его у себя?

— По всей вероятности, около года. Через год публика обычно уже утрачивает интерес к делу.

— Год — срок большой, — заметил министр юстиции. — А с этим лектором действительно может выйти что-нибудь стоящее?

— Да, на это рассчитывает государственный прокурор Кобольд. Я как раз сегодня утром получил жалобу от защитника лектора Карелиуса по поводу грубого обращения, которому он подвергся в полицейском участке.

— А как вы поступите с этой жалобой?

— Я должен, разумеется, отклонить ее. Имеются свидетельские показания от полицейских нескольких участков, что лектор грубо обошелся с ними. Это совершенно очевидное дело.

— А вообще знал ли Карелиус убитых?

— Похоже, что он покупал в магазине Шульце фотографические принадлежности. Может быть, именно там он и забыл свою тросточку. А был ли он вообще знаком с Шульце, я не знаю. Сам он это отрицает.

— Надо, конечно, потребовать обследования психического состояния подсудимого! Главный врач Мориц как раз такой человек, который умеет тянуть время.

— Безусловно.

— Время — это все, господин директор! Как говорится в пословице, время минувшее плохой стороной обернуться не может. Это утверждение хотя и не принадлежит к числу моих афоризмов, но все же правильно!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Когда, наконец, директор полиции Окцитанус после долгой доверительной беседы стал прощаться с министром юстиции, он вдруг как будто припомнил что-то еще.

— Да, кстати, — сказал он, — есть одна вещь, на которую я не могу не обратить внимание господина министра. Ваш племянник, молодой Торвальд Ботус, тратит много денег.

— Да. Слишком много, — со вздохом признался министр юстиции. — Он вообще не знает цену деньгам. Сам я всегда вел чрезвычайно умеренную жизнь, вследствие чего многие из моих дорогих товарищей по партии считают, что я скуп и мелочен, что, однако, ничуть им не мешает занимать у меня деньги и, разумеется, забывать потом вернуть их. Я сам всегда придерживался принципа — тратить меньше, чем зарабатываю, будь мой заработок девять или девяносто тысяч в год.

— Ваш племянник тратит, безусловно, больше, чем может заработать в качестве конторского служащего в «Государственной денежной лотерее». Из полученных мною донесений видно, что за прошлый год он потратил в ресторанах и барах свыше сорока тысяч.

— Да. Сюда надо еще прибавить его карточные долги и заграничные поездки с чужими женами. Последнее, пожалуй, правильнее отнести к «эксплуатационным расходам», если учесть их специфику! Смена жен и всякий там разврат неизменно сопутствуют современному свободомыслящему радикализму! Я вел абсолютно целомудренную жизнь, выполняя данную самому себе клятву, пока мне не исполнилось двадцать пять лет. А с тех пор у меня вообще не было половых связей ни с какими женщинами, кроме жены, несмотря на ее явные недостатки. Но теперь ведь ко всему относятся иначе!

— Безусловно, — ответил директор полиции. — Вы оказываете вашему племяннику материальную помощь?

— Нет, больше я этого не делаю. Он мне стоил полсотни тысяч, а это, мне кажется, довольно порядочная сумма. Теперь, когда я устроил его на место в лотерее, пусть тратит на разврат свои собственные деньги.

— У молодого Ботуса очень красивый американский автомобиль. Каким способом он мог его достать?

— Насколько я знаю, он выиграл его по лотерейному билету, — сказал министр. — Это было, по-видимому, в «День помощи детям».

— А у себя на работе он имеет какое-нибудь отношение к кассе или отчетности?

— Надеюсь, что нет. Во всяком случае, я не рекомендовал его на должность кассира. Я вообще принципиально против той безответственности, которая обычно наблюдается при рекомендации родственников на государственные должности. В рекомендации, адресованной на имя директора лотереи, я только написал, что Торвальд, безусловно, очень способный и трудолюбивый, он и в самом деле такой, во всяком случае, временами. У него живой ум, но нет моей твердости характера, и вряд ли следует разрешать ему иметь дело с чужими деньгами.