Константин Бальмонт и поэзия французского языка/Konstantin Balmont et la poésie de langue française [билингва ru-fr] - Константин Бальмонт

Traduit par François Kérel et Charles Dobzynski

Долины сна/Les vallées du songe

Пойду в долины сна,Там вкось растут цветы.Там падает ЛунаС бездонной высоты.

Вкось падает она,И все не упадет.В глухих долинах снаГустой дурман цветет.

И странная струнаИграет без смычков.Мой ум — в долинах сна,Средь волн без берегов.

J'irai dans les vallées du songeOù des fleurs s'ouvrent en penchant.Là-bas là-bas, la Lune plongeDu haut des abîmes géants.

Obliquement la lune plongeD'un bond qui n'en finit jamais.Dans les sourdes vallées du songeS'exhale un opium épais.

Là-bas vibre une corde étrangeMais l'archet ne l'a pas frôlée.L'âme dans les vallées du songeAu cœur de l'onde illimitée.

Traduit par François Kérel et Charles Dobzynski

Это ли?/Est-ce?

Это ли смерть? Или сон? Или счастье?Рокот безмерный органного пения.Тайна великих затонов бесстрастия.Мление вольное. Сладость забвения.

Окна цветные застыли от холода,Льдяные, встали воздушной преградою,Было ли? Умерло? Было ли молодо?Было ли, стало ли новой отрадою?

Краски огнями горят необманными,Сказки закрыли холодную твердь.Сердце рыданьями дышит органными.Это ли смерть?

Est-ce la Mort? Ou le Sommeil? Ou le Bonheur?Retentissement immense d'un chant d'orgue.Le mystère des grands lacs d'impassibilité.Pâmoison continue, et le délice de l'oubli.

Les fenêtres colorées se troublent de gel.Et glacées, elles se lèvent en aérienne opacité.Cela fut-il? Mort? — Jeune?…Cela fut-il? Ou est-ce devenu un délice nouveau?

Les couleurs flamboient en feux qui ne trompent pas,Des magies ont couvert le froid firmament.Le cœur est plein des sanglots de l'orgue:Est-ce la Mort?

Traduit par Alexandra de Holstein et René Ghil

Усни/Dors

Дымящихся светильников предсмертные огни,Дрожащие, скользящие, последние. Усни.

Мерцающие лилии, пришедший к цели путь,Пройденности, бездонности грозившие. Забудь.

Развязана запутанность, окончен счет с людьми,Предсказанность безмолвия идет к тебе. Прими.

Возьми рукой притихшею воздушный жезл свечи,В безгласности горения сожги слова. Молчи.

Возвышенные лилии расцветом смотрят вниз,И ждут в благоговейности последнего. Молись.

Ни шепота, ни ропота, в зеркальном прошлом дни,Подходит Ночь бесслезная, вся звездная. Взгляни.

Des luminaires fumants les feux qui agonisent,Tremblants, et glissants, les derniers. — Dors!

Les lis qui se moirent, la route arrivée au but,Tout ce qui a été subi, les gouffres et leurs périls. — Oublie!

L'Inextricable est dénoué, réglé est le compte avec les humains.La prédiction du silence s'avance vers toi. — Accepte!

De la main assoupie prends, en Baguette sacrée, le haut cierge,Dans le mutisme du feu brûle les mots. — Tais-toi!

Les lis splendides regardent en bas, de toutes leurs fleurs,Et attendent, en vénération, l'heure qui s'arrête. — Prie!

Ni chuchottement, ni murmure, les jours sont dans le passé transparent:La Nuit sans larmes, toute étoilée s'approche. — Regarde!

Traduit par Alexandra de Holstein et René Ghil

Из книги «Зарево зорь»

(1912)

Тоска степей. Полонянка степей половецких/L'angoisse des steppes

Звук зурны звенит, звенит, звенит, звенит,Звон стеблей, ковыль, поет, поет, поет,Серп времен горит сквозь сон, горит, горит,Слезный стон растет, растет, растет, растет.

Даль степей — не миг, не час, не день, не год,Ширь степей — но нет, но нет, но нет путей,Тьма ночей — немой, немой тот звездный свод,Ровность дней — в них зов, но чей, но чей, но чей?

Мать, отец, где все, где все — семьи моей?Сон весны — блеснул, но спит, но спит, но спит,Даль зовет — за ней, зовет, за ней, за ней,Звук зурны звенит, звенит, звенит, звенит.

Le son d'une zourna résonne, résonne, résonne,Le son des tiges, la stipe plumeuse, susurre, susurre, susurre…Le croissant des Temps, en torpeur, brûle, et brûle,Un gémissement d'à travers les larmes s'accroît, s'accroît, s'accroît, — s'accroît.

Le lointain des steppes n'est ni instant, ni heure, ni année:Le large des steppes, et, de voie, aucune, aucune, aucune.Ténèbre des nuits, et muette, muette, cette voûte d'étoiles…Immutabilité des jours: est latent un appel, — mais de qui? de qui? de qui?

Mère et père, où sont-ils, où sont-ils — tous les miens?Le rêve du printemps étincelait: vois qu'il dort, qu'il dort, il dort…Le lointain appelle, а le suivre, appelle, а le suivre, le suivre…Son de zourna qui résonne, résonne, résonne…

Traduit par Alexandra de Holstein et René Ghil

Голубое/L'azur

Мне снилось, мы с тобой вступили в Голубое.То было царство звезд, фиалок и воды.Лазурные поля. Леса. Мы были двое.Звезда не торопясь вела нас до звезды.

Среди высоких гор базальта голубогоЧасовни были там курившихся пещер.Шел белый дым из них, и снова в них и сноваЗвук эхо нашу мысль перелагал в размер.

По берегам ручьев мерцали незабудки.В сиреневых кустах светился фимиам.И колокольчики, как башенки-малютки,Светя, струили звон в лазурь Небес и к нам.

А птицы синие, что Время означали,Летали по кругам, баюкая мечты.И в сердце пела песнь, что кончились печали,Что я навек с тобой, навек со мною ты.

J'ai rêvé, qu'avec toi j'entrais en l'Azur.C'était l'empire des étoiles, des violettes et de l'eau.Champs d'azur. Forêts… Nous étions deux.Une étoile, sans hâte, nous menait vers une étoile.

Parmi les hautes montagnes de basalte bleuIl était, en profondeurs de sanctuaires, des cavernes fumantes.Une blanche fumée s'en échappait, qui de nouveau était en elles, —Et son écho transposait en mètres nos pensées.

Le long des ruisseaux bleuissaient les myosotis,Dans les taillis de lilas s'illuminait l'encens.Et les campanules, comme des tourelles-enfants,En luisant, versaient le son des cloches et vers l'azur des cieux, et vers nous.

Et des oiseaux bleus, qui prédisaient les Temps,Volaient en cercle et berçaient les rêves,Et dans le cœur était chanté que voici la fin des tristesses,Et que je suis avec toi pour l'éternité, et que tu es, pour l'éternité, avec moi!

Traduit par Alexandra de Holstein et René Ghil

Звездная грамота/Épitre étoilée

Я дам тебе звездную грамоту,Дорогою сделаю радугу,Над пропастью дней многогромноюТвой терем высоко взнесу.И зори, со звездами дружные,И зори рассветов жемчужные,Протянут свою полосу.

Ты будешь во сне многосладостном,Душистом как нежные ландыши,Сквозистом как лес многолиственный,Росистом как ласковый луг.Ты будешь в слияньи и в пении,Мы будем в бессмертном мгновении,С лицом, обращенным на Юг.

Je te donnerai une épître étoilée.De l'arc-en-ciel je ferai une route,Au-dessus de l'abîme plein de tonnerresJ'érigerai haut, ta demeure.Et les couchants amis des étoiles,Et les aurores emperléesÉtendront leurs striures longues…Tu seras en un sommeil а mainte douceur,Aromatique comme les tendres muguets,Transparent comme une forêt feuillée,Roséeux comme un pré amène…Tu seras en le point d'unité et dans le chant,Nous serons dans l'instant immortel, —Nos visages tournés vers le Sud.

Traduit par Alexandra de Holstein et René Ghil

Четыре свечи/Quatre cierges

Мне снились четыре свечи в канделябрах старинных,Чтоб вылить их, пчелы златые жужжали весной,И летом летали, касаясь расцветов долинных,И в улей запрятали, с медом, свой воск расписной.

Высокие свечи различными были по цвету,Лазурный, и алый, и желтый, и белый был цвет,Свеча голубая светила и Маю и Лету,А Солнцу высокому рдяный светился расцвет.

Пока же я спал, пауки заплели паутинки,И желтая, тихо дымясь, засветилась свеча,По небу безгласные тучки скользили как льдинки,И ласка луча для лица не была горяча.

Когда же и эта потухла, в снежащемся воскеВозникло четвертое пламя, последний огонь,И мнилось мне, где-то скрепляли сосновые доски,И белый, весь белый, явился предсказанный конь.

J'ai rêvé de quatre cierges en d'antiques candélabres.Pour les couler, les abeilles dorées bourdonnèrent au printemps,Elles volaient en été, attouchant tout l'épanouissement des vallées,Et célaient dans la ruche, avec le miel, la cire décorée.

Les hauts cierges étaient de diverses couleurs:L'azur, le vermeil, et le jaune et le blanc, telles étaient leurs couleurs.Le cierge bleu éclairait le Mai avec l'Été,Et pour le haut Soleil luisait la pourpre ardeur!…

Or, durant que je dormais, des araignées tissèrent leurs toiles,Et dans ses fumées lentes s'alluma le cierge jaune.Des nuages muets glissaient aux cieux, comme des glaçons,Et des rayons la caresse n'était pas chaude au visage.

Et quand, encore, se fut éteint celui-ci, sur la cire blanc-neigeuseNaquit la quatrième flamme, le feu dernier.Et il me vint que, quelque part, l'on ajustait des planches de sapin, —Et blanc, tout blanc! apparut le Coursier annoncé…

Traduit par Alexandra de Holstein et René Ghil