Лорд поневоле - Эдгар Уоллес

— Не уходите, Гвенда, — попросил он, когда она поднялась.

— Поздно, Чик, мы можем остаться без чая.

— Только одну минуту, Гвенда! Я вам хотел сказать это еще в Монте-Карло…

— Лучше не нужно, Чик, — ответила она спокойно.

Она стояла над ним, приглаживая свои растрепавшиеся волосы.

— Я знаю, что вы мне хотели сказать, Чик, — и я делала все, что могла, чтобы вас поощрить к этому. Я была бессовестной тогда, но с тех пор я была пристыжена. Чик, я ловила вас на удочку, как теперь вы ловите форель. О, я, должно быть, сошла с ума…

Он вскочил на ноги и уронил свою удочку, но она остановила его прежде, чем он успел заговорить.

— Мы провели хорошее время вместе, Чик, чудное, идеальное время, но мы не должны портить воспоминание о нем. Вам предстоит большое будущее, Чик, и вы должны выбрать себе жену из вашего круга. Я знаю, — предупредила она его протест, — это звучит жестоко и ужасно, но, в самом деле, в этих браках между равными, в пределах одного класса, есть бесспорная логика. Если бы я вышла замуж за вас, что бы обо мне говорили люди? Что я прибрала вас к рукам с того момента, как вы унаследовали титул, и держала вас так крепко, что вы не имели возможности встретить другую! Меня не очень беспокоит, что будут думать обо мне, но что будут думать о вас? Вас будут считать беспомощным дурачком, который попался в сети, сплетенные хитрой актрисой.

Она покачала головой, все же избегая встречаться с ним взглядом.

— Нет, Чик, этот маленький чудный сон окончился. Если бы даже я любила вас больше, чем люблю, а я не думаю, что это возможно, — ее голос дрогнул, — никогда я бы не согласилась…

— Но вы сделали меня тем, кем я стал, — возразил он горячо.

— Я только вывела вас на сцену жизни, Чик, — усмехнулась она. — Поэтому вы должны думать обо мне как о своем импресарио.

Чик нагнулся, поднял с земли удочку, бережно снял крючок и с ужасающим спокойствием стал наматывать лесу.

— Хорошо, Гвенда, — сказал он, и она почувствовала болезненный укол своему самолюбию в том, как хладнокровно принял он ее отказ.

Эта ночь была самой грустной в жизни Гвенды. Мысль о том, что она бесповоротно вычеркивает его из своей жизни, наполняло сердце невыносимой болью.

Чик заметил утром темные круги у нее под глазами, и это открытие только усугубило его собственное горе.

— Сегодня мы начнем разбирать бумаги, — заметил он деловито.

— Боюсь, Чик, что я не смогу вам помочь дольше сегодняшнего дня, — возразила она. — Я завтра должна уехать в Лондон.

— Завтра? — встрепенулся Чик и тихо прибавил: — Хорошо, Гвенда.

Он только теперь начинал понимать, какую муку она испытывала. До сих пор он думал только о себе, переживая собственную утрату.

— Дорогая моя, если вам хочется уехать сегодня, я не стану вас удерживать.

Ему потребовалось немалое усилие, чтобы произнести это, и еще большее усилие, чтобы сдержаться, когда она уронила голову на грудь и тихо заплакала.

— Благодарю вас, Чик, — сказала она.

— Только один вопрос я хотел бы задать вам, Гвенда. Если бы не этот дьявольский титул, если бы мы снова вернулись в Брокли, и я бы, как прежде, зарабатывал страхованием себе на жизнь, сказали бы вы мне то же самое?

Она молча покачала головой.

— Теперь давайте смотреть эти несчастные бумаги. — Бедный дядя Джозефус! Сколько он нам причинил беспокойства!

— Хотите вы видеть мистера Флауэра? — спросила миссис Фиббс, входя с визитной карточкой в руке.

— Флауэр? — переспросил Чик, нахмурившись. — А он не репортер?

Месяц назад, когда стало известно, что Чик покупает усадьбу Кенберри, он подвергался бешеной атаке репортеров.

— Нет. Я спросила его.

Чик взял карточку, но не узнал ничего нового, так как мистер Джон Джеггер Флауэр из скромности не указал ни своей профессии, ни адреса.

— Ладно. Пригласите его сюда. Вы ничего не имеете против, Гвенда?

В комнату вошел изящно одетый человек с тонким, умным лицом и насмешливыми глазами. Он поклонился Гвенде и устремился к Чику с протянутой рукой, приготовленной для дружеского пожатия.

— Лорд Пальборо?

— Да, это я, — ответил Чик, — Не угодно ли вам присесть, сэр?

— Восхитительная местность! — сказал мистер Флауэр, охотно принимая его приглашение. — Самая прекрасная местность, какую я когда-либо видел! Воздух — настоящий бальзам, население почтительно и настроено идиллически. А эти роскошные вязы вдоль аллеи! Лорд Пальборо, им, по крайней мере, пятьсот лет!

— Я бы не удивился этому, сэр, — заметил Чик.

Он строил догадки, продаст ли его гость механические пианино или электрические игрушки. Последний из этих милых людей, побывавших у него, вояжировал с декоративными растениями, освещающимися электричеством.

Мистер Флауэр многозначительно поглядел на Гвенду, принимая ее за секретаря Чика.

— Я должен сделать весьма конфиденциальное сообщение, милорд.

Гвенда хотела встать, но Чик покачал головой.

— Если это не что-нибудь такое, чего нельзя говорить в присутствии леди, вы можете говорить все.

— Это касается дела, имеющего для вас огромное значение, милорд, — ответил мистер Флауэр многозначительно.

— Я думаю, мне лучше выйти, — вполголоса заметила Гвенда, но Чик снова покачал головой.

— Мы вас слушаем, мистер Флауэр, — сказал он, откидываясь на спинку стула.

Но Джегг Флауэр не был расположен излагать свое дело при свидетелях. Он это высказал. Он, правда, не заявил прямо, что ему нежелателен свидетель, но туманно намекнул, что предмет его сообщения имеет настолько тягостный характер, что это может огорчить молодую леди.

— Продолжайте! — коротко сказал Чик.

Гвенда встревожилась. Инстинкт подсказывал ей, что речь шла о чем-то, имеющем чрезвычайное значение для Чика.

— Не думаю, чтобы меня что-нибудь могло огорчить, мистер Флауэр, — проговорила она спокойно, — но если это случится, я покину вас.

Джегг Флауэр был удивлен. Он никак не мог определить характер их отношений, зная, что маркиз Пальборо был не женат.

— Хорошо, — решился он после некоторого раздумья, — я вам изложу то, что желательно было бы воспринимать только ушам милорда. Итак, я авантюрист, господа… Иными словами, я — человек, поступки которого никогда не отвечали требованиям законов, сочиненных другими людьми.

— Ого! — произнес Чик, ощутив некоторое беспокойство.

— Я говорю вам это, лорд Пальборо, — продолжал мистер Флауэр, — для того, чтобы предупредить ваши неизбежные вопросы о моей личности и профессии после того, как я вам сделаю свое сообщение. Позвольте вам сказать, что неделю тому назад я вышел из тюрьмы в Тулузе, где отбывал трехлетнее заключение. В данном частном случае я был жертвой грубой и вероломной системы правосудия во Франции, так как в тот час, когда я был заподозрен в неблагонамеренном визите в помещение банка Фонсье в Марселе, я в действительности был занят ограблением страхового общества в Бордо! Нужно ли вам объяснять, что я счел излишним устанавливать свое алиби… Но, перейдем к делу… Итак, двенадцать лет тому назад, лорд Пальборо, — его голос стал серьезным и задушевным, — я работал в восточных штатах Америки с человеком, который в настоящее время сидит в одной из американских тюрем. Имя этого человека Джозеф или — я имею честь это знать наверное — Джозефус Бин, и он был сыном Джозефуса Бина из Пальборо!

Чик оторопело уставился на него.

— Мой дядя был холост.

— Взгляните на это, — сказал Джегг Флауэр, вынул конверт и положил его на стол.

Чик достал из него два листа бумаги… Первый лист был копией брачного контракта между Джозефусом Бином, студентом-медиком, и Агнессой Картрайт. Брак был заключен в Ливерпуле. Второй документ представлял копию свидетельства о рождении Джозефуса Пальборо Бина.

— Мой дядя никогда не говорил мне о своем браке, — спокойно заметил Чик.

Джегг Флауэр улыбнулся.

— Вряд ли ему это нравилось. Леди, на которой он женился, умерла в приюте для алкоголиков через семь лет после свадьбы. Мальчик — как Джо мне часто рассказывал — был взят на воспитание друзьями его матери. Это был один из тех браков, в которые вступают исключительно по глупости. Джо вырос в ненависти к своему отцу, и я имею основания верить, что его отец возвращал ему эту ненависть с процентами. Джо был авантюристом, но не таким, как я, — он самодовольно улыбнулся, — довольно мелким авантюристом. Он три раза отбывал наказание в Англии и оставался бы в тюрьме до конца своей жизни, если бы не уехал в Америку, где я с ним и встретился…

— Где он теперь? — спросила Гвенда. Ее сердце отчаянно стучало, и ей было трудно дышать.

— В «Синг-Синге», — последовал ответ.

Чик долго молчал, а когда заговорил, его улыбка была совершенно ложно истолкована посетителем.

— Итак, он, действительно, маркиз!

— А вы — мистер Бин, — вежливо заметил Джегг Флауэр.