Самостоятельные люди - Марта Фомина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне некогда, я газету читаю.
Юлька забралась с ногами на отцовское кресло, закрылась газетой и бормотать начала, будто и вправду читает. Егору даже смешно стало.
— Не притворяйся, кто же газету вверх ногами читает?
— А я не читаю, а картинку про митинг смотрю, — возразила Юлька, но газету всё-таки перевернула. — Тебя тут тоже нарисовали.
Егор сразу забыл и про конфету и про воспитание и стал вместе с Юлькой фотографию рассматривать.
На фотографии, как вчера на митинге, было много народу. Люди поднимали на плечи детей, махали руками и слушали какого-то человека, который говорил с трибуны. Сверху крупными буквами было написано: «Вон из Вьетнама! Позор агрессорам!». И чуть ниже: «Митинг на ордена Ленина шинном заводе».
Подивился Егор: выходит, не только на заводе у отца были такие митинги. Сколько же людей против войны!
— А вот и ты! — Юлька показала на тумбу с цветочной вазой, на краю которой, держась за плечо отца, стоял какой-то мальчишка и махал рукой.
Но это был не он. Егор расстроился — очень ему хотелось увидеть себя в газете — и, как это иногда, к сожалению, бывает, выместил обиду на сестре.
— Вечно ты выдумываешь! Во-первых, я стоял вовсе не на цветочной клумбе, а на приступочке знаменитого столба, на который ещё во время революции дедушка Максим залез. Во-вторых, я за папу не цеплялся, как этот трусишка. И нечего газету мять, если ничего не понимаешь!
— Я уже картинки понимаю. И считать до пяти умею, — защищалась Юлька.
— Сейчас же убирай посуду! — прикрикнул Егор.
Юлька жалостно шмыгнула носом, но возражать не стала, надела фартук и принялась за уборку. А Егор принялся за газету. Газета была свежая и пахла краской, как в хозяйственном магазине. Большая, в три листа. Самая главная, самая правдивая газета на свете. Называлась она «Правдой».
Отец читал «Правду» по вечерам после работы, даже если был сильно усталым. От него Егор давно узнал, где про что в этой газете написано. На первых страницах — про самое интересное и важное в Советском Союзе, а на последних — про то, как живут разные народы в других странах и как они с буржуями за свободу воюют.
Сегодня в «Правде» была фотография, на которой расстреливали вьетнамцев.
Посмотрел Егор на эту фотографию и совсем расстроился.
— Вот видишь, проклятые буржуины народ угнетают, а я тут сиди с тобой, няньчись! — сказал он Юльке. — Разнесчастная моя судьба! Если б не ты, я бы этим буржуям показал, как народ угнетать!
Цззинь-тррах!
Это любимая Егоркина чашка с земляничкой на боку упала из Юлькиных рук и разбилась! Лопнуло у Егора терпение — отшлёпал он сестру да ещё в угол поставил. Пришлось самому убирать со стола.
Сначала Юлька ревела, потом хныкала, а потом просто заныла. Глаза скоро высохли, но она всё ещё гудела, как осенняя муха на окне. Просто держала фасон — замолчи, брат сразу подумает, что ей не больно и не обидно. Но нельзя же ныть до прихода матери? И Юлька наконец замолчала. Молчать было тоже трудно да и скучно.
— Егорка, а что это такое — «буржуины народ угнетают»?
— Ну это когда богатые и злые люди — буржуины — обижают бедных и хороших людей — народ.
— Как ты меня?
Кажется, впервые Егор посочувствовал своим родителям: всё-таки очень трудно детей воспитывать!
— Я тебя не обидел, а наказал. Если ты все чашки перебьёшь, так из чего мы будем чай пить?
— Я только одну перебила. Это, мама говорит, к счастью!
— К какому такому счастью?
— К твоему. Я вот какое счастье придумала. Ты пойдёшь во Вьетнам и меня с собой возьмёшь. Я буду санитаркой. У меня даже повязка с красным крестом есть. Ты будешь буржуинов стрелять, а я раненых перевязывать.
Это была, действительно, счастливая мысль, и над ней стоило подумать. Только сначала надо было испытать, выдержит ли Юлька на войне.
— А ты реветь на войне не будешь?
— Не буду.
— А меня слушаться?
— Буду.
— Дай клятву!
Клятву Егор придумал длинную и торжественную. И кончалась она очень для Юльки страшно: «А если я не выполню обещания, то пусть меня съедят волки!» Но Юлька и эти слова храбро повторила вслед за братом.
Принялись за сборы. Первым делом Егор повесил через плечо на ремне настоящую кобуру с деревянным наганом. Для начала и он сгодится, а потом на войне командир выдаст ему настоящее оружие — винтовку или даже пулемет.
Путь предстоял долгий, поэтому надо было запастись продовольствием. Из сундука вынули зеленый, пахнущий нафталином вещевой солдатский мешок, в него положили лук, пряники и банку консервов — всё, что нашли в доме. Запретные конфеты из буфета Егор долго не соглашался брать, но Юлька его убедила: надо же было привезти подарки вьетнамским ребятам! Да и раненые от конфет не откажутся.
Взяли и конфеты.
Юлька хотела обуть мамины туфли на высоких каблуках, чтоб казаться повзрослее, но Егор запретил: на высоких каблуках ходят только в театр, а не на войну. Юлька и без каблуков выглядела настоящей санитаркой: на руке — повязка с красным крестом, на голове — косынка, тоже с красным крестом. И даже на белой матерчатой сумочке, которую Юлька повесила через плечо на ленте, тоже был нашит красный крест. Из домашней аптечки достали йод, вату, бинт и таблетки пенициллина. Егор таблетки забраковал: на войне лечат только от ран, а не от какой-то несчастной простуды. Но Юлька твёрдо сказала, что раненые пьют и таблетки, чтобы не было температуры.
Взяли и таблетки и градусник. Не забыли и тёплые куртки — на случай холода, и плащи — на случай дождя.
Пока собирались, солнышко из одного окошка перебежало в другое. Егор разогрел суп и кашу, и они с Юлькой пообедали. Юлька морщилась и давилась — она не терпела каши и всегда из-за неё устраивала концерты за столом. Но это было в прошлом. А теперь они оба были солдатами и шли на войну, а на войне всегда едят похлебку и кашу. Это даже Юлька по телевизору не раз видела. И поэтому она съела всю кашу, до последней крупиночки. Даже ложку облизала.
Егор уж хотел ее похвалить, как вдруг заметил, что на белой сумочке быстро расплывается коричневое пятно.
— Смотри, йод разлила, разиня! — закричал Егор.
Но было уже поздно: пятно увеличилось, и вот уже от него побежала вниз по платью коричневая дорожка. Пока расстёгивали кармашек и поднимали пузырёк, из него вытекла половина драгоценной жидкости. У Юльки заблестели глаза, но она всё-таки сдержалась и не заплакала.
— Ничего, не расстраивайся, — подбодрил её Егор, — этого добра на войне много, мы его и там раздобудем.
Наконец всё было готово. Ребята присели на дорогу и помолчали — так всегда делали отец с матерью, когда кто-нибудь из них надолго уезжал из дому.
Вдруг глаза у Юльки наполнились слезами.
— Егорка, а мама с папой так и не узнают, куда мы делись? Давай напишем письмо.
Дельный совет!
Егор вырвал из альбома для рисования большой лист и печатными буквами старательно вывел:
ДАРАГИЕ МАМА ПАПА МЫ УЕХАЛИ НА ВАЙНУ НЕБЕСПОКОТЕС МЫ С ЮЛЕЙ ЛЮДИ САМАСТАЯТЕЛЬНЫЯ ХРАБРЫЕ
Любячие ЕГОР ЮЛЯ
Положив письмо на самое видное место посреди стола, Егор и Юлька вышли во двор.
Было жарко и тихо. Им навстречу из-под тенистого куста вынырнули братья Ромка и Сёмка и, как всегда, пристали с расспросами: куда да куда?
— На Кудыкину гору, — отмахнулся от них Егор. Но тут он вспомнил про родителей и поделился с ребятами тайной.
Братья, конечно, начали уговаривать, чтобы их тоже взяли на войну, но Егор отказал наотрез. Не для этого он открывал им свою тайну.
— Если мы с Юлькой долго не вернёмся, — сказал он, — то вы будете нашим родителям помогать, как родные дети.
Ромка и Сёмка переглянулись.
— Что же, значит, у нас теперь два отца и две матери? И если что, все будут меня бить?
Сёмка не зря беспокоился — он любил задирать младших ребят, и ему за это частенько попадало.
— Не бойся, наши родители не дерутся, — успокоил Егор.
— А конфеты вам родители часто покупают? — поинтересовался Ромка.
— Каждый день.
— Мама конфеты на верхней полке в буфете прячет, — шёпотом выдала Юлька мамин секрет, — но она вовсе не жадная, просто боится, что у нас животы заболят.
— Пусть не боится, — успокоил Ромка, — у нас к сладкому животы привычные.
— Ну ладно, так и быть, позаботимся о ваших родителях, — решил Сёмка, — так и быть, не дадим их в обиду!
Братья проводили Егора и Юльку до ворот и долго с завистью смотрели им вслед.
За углом тихой улочки начинался шумный и людный проспект. По нему взад и вперед бежали машины, тренькали трамваи, гудели троллейбусы, сверкали на солнце спицами лёгкие велосипеды.
Было солнечно и весело, и ничто не напоминало войну.
— А куда же нам идти, чтобы на войну попасть? — спросила Юлька.