Одна ночь - Пауль Куусберг

- Коммунисты - это часть народа, - спокойно сказала Мэрия. - Но и другие не скажу, чтобы кидались В объятия.

- В девятнадцатом году эстонцы вместе с Юденичем были под Красной Горкой, потому и спрашиваю, - объяснил шофер.

- И теперь в Эстонии найдутся те, кто готов на запятках у гитлеровцев войти в Ленинград. Но таких немного.

- Ни Гитлер, ни ваши разные в Ленинград не войдут, - заявил шофер и стал сворачивать самокрутку. Делал он это с непостижимым проворством, рука, что держала руль, удерживала в пальцах и клочок газеты, другой рукой шофер насыпал из кисета махорку, сунул кисет в карман и мигом свернул освободившимися пальцами цигарку. Мария Тихник была так поражена ловкостью шофера, что забыла даже, о чем хотела сказать. А собиралась она уточнить ей показалось, будто шофер всех эстонцев под одну белую гребенку стрижет.

Закурив, шофер продолжал:

- Говорят, вы хорошо жили, - то ли утверждая, то ли спрашивая, произнес он.

- В Ленинграде всего хватало, - заметила Мария.

Шофер несколько раз кивнул, 414

- У нас жизнь пошла на лад. Но у вас, говорят, было еще лучше.

- Тот, у кого до сорокового года были деньги, мог купить все, что хотел, но у кого их не было, тому оставалось... - Мария не знала, как сказать по-русски "сосать лапу" или "подтянуть живот", и поэтому закончила: - А у кого денег не было, тог и купить себе ничего не мог. -Ей было обидно, что она не смогла сказать так, как думала по-эстонски.

Шофер оказался разговорчивым.

- И эстонцы, и финны, и ижорцы, и карелы - все одной породы. Угро-финны.

Мария Тихник не поняла до конца, что он этим хотел сказать. На всякий случай произнесла:

- Что угро-финны, это конечно, но языка друг Друга не понимают.

Шофер расхохотался, свободной рукой обнял Марию за плечо, как бы привлекая к себе, и проговорил сквозь смех:

- Ох, мамаша ты, мамаша! Фамильярность шофера Марии не понравилась. Наверху в кузове Альберт Койт снова спросил у

Дагмар:

- Вам не холодно?

- Вы скорее меня замерзнете, - ответила она. - Моя собачья или козья шуба такая теплая...

Юлиус Сярг уставился на Койта, который столь усердно опекал Дагмар. В мыслях он ругал себя за то, что сам не догадался подсадить ее в кузов.

Шофер довез их до Паша-Перевоза и высадил перед райкомом. Если, уж они коммунисты, то и позаботиться о них должен районный комитет.

Сюда явственно доносились пулеметные очереди.

Это было первое, на что все они обратили внимание.

Местечко само действовало успокаивающе. Было тихо. Куда тише, чем в Сясьстрое, где люди без конца сновали, метались, суетились. Хельмуту Валгепеа показалось, будто он из суматошного Таллина попал в усыпляющий поселок, где у коновязи перед магазином лошадки лениво хрупают сено, а возле лавки неторопливо беседуют мужики, которые только раз в году встречаются здесь, в церкви или в пивнушке. Под высокими деревьями приземистые одноэтажные домишки, возле них - ни одной живой души.

Тат-тат-тат-тат-тат-тат...

Пулеметная очередь. Без резкого треска, приглушенная расстоянием, будто где-то за лесом стрекотала исполинская птица. Или мурлыкал от удовольствия ленивый кот, которому хозяйка только что налила молока.

- Слышишь? - многозначительно сказал Койту Юлнус Сярг.

- Пулемет, - отозвался Койт, который думал как раз о том, что на крыше семиэтажного дома Центрального совета профсоюзов пулеметные очереди слышались отчетливее. А немцы находились еще за озером Юле-мисте.

- Десять километров, не дальше, - снова многозначительно отметил Сярг. - А то и ближе. Надеюсь, помнишь кое-какие мои слова.

Ничего такого, что говорило бы о близости фронта, Койт не замечал. Ни солдат, ни военных машин, ни танков, ни пушек. Людей, конечно, видел, но в форме - никого. Только у одного болталась за спиной винтовка. Правда, всего разглядеть он не мог, с большака они свернули в сторону.

- Финны-вышли к Свири, - сказал Юлиус Сярг с такой уверенностью, будто ему об этом только что доложили. - О чем я все время твержу!

- Поглядеть - так тишина, - упрямо сказал Койт.

- Затишье перед бурей, - рубанул Сярг. На этот раз верх остался за ним.

Маркус успокаивал женщин:

- При ясной погоде звуки разносятся далеко. А тут еще ветер с севера.

Маркус, Валгепеа, боцман Адам и Юлиус Сярг наслышались вдоволь винтовочной и пулеметной пальбы, но Дагмар и Марии довелось слышать только те выстрелы, которые ветер приносил в Таллин и к рейду. Вблизи не приходилось. Впрочем, нет, на ледоколе "Суур Тылль" крупнокалиберный зенитный пулемет трещал у них прямо под носом.

Мария Тихник, собственно, и не слышала, что там говорил Маркус. Ноги одеревенели в машине, теперь к ним стал подбираться и холод. Она решила натянуть поверх чулок еще и носки. При ходьбе было ничего, ни пальцы, ни икры мороза не чувствовали, холод стал пробирать сейчас, особенно в коленях, они доставляли ей больше всего хлопот.

Дагмар снова чувствовала себя листком, который подхвачен ветром и отнесен от дерева. Ее не волновали ни далекие пулеметные очереди, ни то, что теперь будет с ними. Недавнее оживление ее развеялось.

Яннус и боцман Адам отправились на прием к здешнему начальству. Сперва побывали в длинном старом и невысоком доме. И тут же, выйдя из него, направились к другому - побольше, повыше и поновее, напоминавшему жилище деревенского попа. Шедшая от большака улица здесь кончалась.

- Тебе надо было пойти с ними, - назидательно сказал Койт Хельмуту Валгепеа.

- С начальством я разговаривать не умею, - признался Валгепеа. Начальники любят обстоятельные доклады, ты им обязан всякое дело объяснить и обосновать, а в конце концов они все равно потребуют от тебя бумагу. Не знаю, то ли начальников и секретарей выбирают из недоверчивых товарищей, или пост такими делает, только по-обычному обходиться с ними нельзя.

Стало смеркаться.

Где-то залаяла собака.

Тат-тат-тат-тат-тат-тат.

Койт подумал, что в Ленинграде он почти не слышал пулеметных очередей. Орудийного гула и грохота бомб там было хоть отбавляй. Видимо, городской шум заглушал выстрелы. Ленинград огромный город. Настоящий социалистический колосс.

Наконец дверь во втором доме открылась: оживленно переговариваясь, Яннус и боцман Адам спустились с крыльца и направились к своим спутникам.

- Первым делом снесем вещи, - подойдя, объявил Яннус. - Переночуем здесь, в этом доме, - он указал рукой на приземистое строение. - Как сложим вещи - сразу ужинать. Нам выдали талоны в столовую истребительного батальона. После ужина в лавку, туда нам тоже дали бумажку. Завтра на машине отправимся дальше.

Боцман Адам молчал - он уже достаточно наговорился с секретарем.

- Передовая далеко? - спросил Юлиус Сярг,

- Не спрашивал, - ответил Яннус. Адам продолжал молчать.

Сярг махнул рукой и начал распутывать на санках веревочку. Чемоданы и рюкзаки были связаны тонкой бельевой бечевкой. Ее тоже раздобыл боцман.

Огромная, жарко натоплендая печь в предоставленном для ночлега помещении обдавала теплом. Только теперь они ощутили холод, который пробрал до костей во время езды и ожидания. Теплое помещение казалось уютным, несмотря на то что ничего, кроме старого письменного стола, коричневого сейфа, поставленных в ряд стульев и портретов на стене, там не было. Средних лет женщина оказала пришельцам, чтобы они чувствовали себя как дома, сегодня Федор Агафонович больше не придет и она уйдет. Здесь им никто не помешает. Работа начинается в девять утра, тогда явится Федор Агафонович и она тоже. Юлиус Сярг попросил боцмана разузнать о здешней фронтовой обстановке, но тот про-молчал.

Они поставили чемоданы с рюкзаками в угол и, не обогревшись, сразу двинулись в столовую, которая, как им объяснили, находилась на главной улице, в здании с открытой верандой, найти просто.

Опять послышалось пулеметное татаканье, но как-то глуше, и Альберт Койт подумал, что враг отброшен. Юлиус Сярг сердился на Адама за то, что тот не интересуется делами у Свири. Он был абсолютно убежден, что выстрелы доносятся от реки, и поэтому нельзя быть такими беспечными.

Столовую найти было действительно легко. На веранде кучкой стояло пять или шесть человек, которые о чем-то спорили, потом рассмеялись. По дороге боцман все же проронил несколько слов, сказал, что столовая принадлежит местному истребительному батальону; значит, мужчины эти могли быть истребителями. Оружия ни у кого не было - да и то верно, разве кто идет с винтовкой суп хлебать. Зато все в защитных галифе, в сапогах и стеганках. Стеганки такие же, как у солдат, чуть длиннее обычных, из плотного защитного материала, и сверху не простроченные. Маркус, тот носил синий простроченный ватник и штаны, которые ему выдали в Ленинграде.

Сярга так и подмывало подойти и завести с истребителями разговор, но он удержался, могут еще всякое подумать, в Ленинграде люди были уж больно бдительными. Поговаривали, что в город вроде проникли диверсанты или в нем действуют вражеские агенты, бывает, ночью подают ракетами и светом знаки самолетам. Именно так, мол, было выдано расположение гигантских продовольственных складов, оттого и снабжение в Ленинграде резко ухудшилось.