«Мы от рода русского...» - Андрей Сахаров

У причала русские ладьи уже встречали императорские «мужт во главе с легатарием — чиновником, в повседневное ведение которого поступало посольство. Тут же все члены посольства были переписаны, и стало ясно, на скольких человек полагалось выплачивать императорское жалованье и сколько кому причиталось. К причалу были поданы повозки, и в сопровождении легатария русский караван через одни указанные ворота въехал в город.

А на подворье близ монастыря святого Маманта царило оживление. Жившие здесь купцы, которые прибыли со своими товарами еще по первой воде, весной, вышли встречать именитых русских гостей; сзади толпилась челядь. Все с нетерпением ждали вестей с родины.

Карл и другие послы вошли в подворье, приветствуя здешних руссов, а те со всех сторон окружили их. н разом заговорила, загалдела оживленная русская толпа...

Вскоре послы расположились на отдых. Помещения им были отведены в соответствии с рангами; лучшее из них было предоставлено главному послу — Карлу.

По существу, это был первый известный нам руководитель посольской миссии Древней Руси. Сегодня мы сказали бы, что Карл являлся одним из первых русских кадровых дипломатов. Он стоял во главе посольства в 907 году, видимо, он же вел предварительные переговоры с греками между 907 и 911 годами о проекте нового договора, и теперь он возглавлял новое русское посольство.

Другие члены посольства также не были новичками в своем деле. В составе прежнего посольства упоминались Фарлоф, Вельмуд, Рулав. Лишь новое лицо Иие-гельд вторгся в пятерку послов, которая вела переговоры еще в 907 году. Затем в составе посольства появляются новые лица, а пятнадцатым по счету стоит знакомый нам еще по 907 году Стемид.

Что касается Карла, то здесь все, как говорится, яс-. но: испытанный дипломат, неоднократный первый посол, он вновь встал во главе посольской миссии. Так Русь восприняла древний обычай назначать руководителями посольств опытных, бывалых людей, владевших, как правило, одним или несколькими иностранными языками. В этом смысле Карл очень напоминает нам магистра Петра, неоднократного греческого посла в разных странах. Да и позднее в Византии, других государствах во главе посольских миссий вставали люди, умудренные дипломатическим опытом, хорошо знающие тогдашний мир. Так, известен греческий дипломат протовестиарий. Феофан, который неоднократно вел переговоры с венграми, тот же патриарх Фотий, позднее епископ Евхаит-ский, который был послан в 60-е годы IX века к болгарскому правительству, а потом к киевскому князю Святославу, а позднее появился в стане печенегов, направив их против возвращавшегося с «малой дружиной» Святослава. Русь выдвигала своих дипломатических лидеров, и Карл был одним из них. Нас не должен смущать' тот факт, что имя у него было варяжское. В 838—839 годах в Византии и Франкском государстве Русь также представляли варяги. И что из того, что при Александре I и Николае I немец Нессельроде стоял в течение сорока лет во главе русского внешнеполитического ведомства.

Несколько слов по поводу самого скромного из этой первой русской посольской когорты — Стемида. Это тоже лицо не случайное в дипломатии того времени. Он входил в состав и посольства 907 года, и посольства 911 года. Но что удивительно — и там и здесь он значится на последнем месте. В первом случае Стемид замыкает пятерку послов, а во втором случае, пропустив вперед в списке своих товарищей по 907 году, оказывается вообще на пятнадцатом месте

Учитывая строгую иерархию посольского представительства, которую Русь, как видим, уже знала в это гремя, определив на первые роли бывалых и, наверное, знатных по тем временам лиц, можно с уверенностью утверждать, что Стемнд являлся одним из второстепенных, но весьма необходимых членов обоих посольств. Возможно, что это был человек, осуществлявший секретарские функции или ведавший переводчиками. Но как бы там ни было, иерархия, функции первого и последующего послов, выделение в составе посольства «работников аппарата» уже четко прослеживается в это время. И все они вместе представляли Русь — единое государство, Киевскую державу, Русскую землю — и гордо заявляли: «Мы от рода рускаго...»

Едва родившееся раннефеодальное государство в этой посольской миссии осознает себя представителем всей Русской земли. Здесь же в договоре дается и расшифровка этого представительства. «Русский род» в понимании киевского князя — это сам Олег, великий князь и все, кто находится «под рукою его»,— «светлые» и «великие» князья и «великие бояре». Адресуясь к византийским императорам от «рода рускаго:>, верхушка Киевской Руси отождествила себя со всей Русью, со всем государством. В этом видна еще неразработанность русского феодального представительства, его некоторая наивность, неискушепность киевских правителей в вопросах политической демагогии. Они писали о том, что было в действительности, потому что именно великий киязь, другие князья, бояре составляли основу вновь создаваемой феодальной государственной машины.

В то же время уже в этом первом письменном документе древнерусские дипломаты утверждают те принципы государственности, которые смутно угадывались прежде, когда киевские послы выступали просто от имени Руси, и в этом виден рост уровня государственного самосознания древнерусского общества.

Важно, что здесь одновременно подчеркивается единство Руси, соподчиненное положение иных князей и «великих бояр:> власти киевского князя Олега. Сказано, что они «суть под рукою его.>.

Вся «Великая скуфь», собранная Олегом под власть Киева, получила свое представительство в договоре 911 года.

Любопытно, что и греки примерно так же рекомендовались русским представителям. О переговорах 907 года говорилось: «И яшася греди, и реста царя п боярьство все». И в договоре 911 года неоднократно упоминается, что он заключен между Русью и «хрестианы», т, е. все-ми греками. Как видим, византийские политики тонко маскировали господство феодального класса фразами, говорящими, что власть представляет весь народ. В этом они дали наглядный урок руссам, которым те не замедлили воспользоваться и уже в следующем русско-Ензантнпеком договоре также пошли по пути этого политического камуфляжа.

И начались переговоры. Карл и его товарищи, представлявшие Русь, беседовали с императорскими чиновниками, говорившими от имени императоров и «всех грекоз».

В многократных встречах, прениях вырисовывался, наконец, тот договор, который донесла до нас летопись.

Он делится на три четкие части — политическое введение, или протокол, конкретные статьи и заключение, которое носит, так же как и введение, общий, политический характер. По существу, в такой структуре мы видим дипломатическую классику, которая затем столетиями незыблемо определяла форму дипломатических соглашений. И эта классика на Руси проявилась уже в начале X века. Не случайно, видимо, удивленный историк XIX века воскликнул, что этот договор — «величайшая достопамятность.-) всего средневековья.

Олег послал своих мужей «построитн мира и поло-жнти ряд» между Русью и Византией, и в ходе посольской конференции эта задача была блестяще выполнена: и «мир» и «ряд» были построены. «Мир» — это подтверждение мирных, добрососедских отношении между странами, открытый договором 907 года, а «ряд» — это те конкретные статьи, которые составили сердцевину, основную часть договора 911 года.

Действительно, и во введении, и в конце документа звучит идея мира, заключенного, однако, не заново, а з подтверждение прежней договоренности. «Да умиримся с вами, грекы, да любим друг друга от всеа души и пзволенпа»,— говорится в начале договора; далее стороны клянутся сохранить «любовь непревратну п иепо-стыжиу» «во вся лета». И в заключении Русь и Византия клянутся ^нз преступишь вставленных главъ мира и любви».

Для чего же потребовалось и Руси, и Византии через четыре года после заключения договора «мира и любви» 907 года вновь возвращаться к идее мира? Ответ на этот вопрос содержится здесь же, в строках договора.

Там говорится, что послы направлены в Константинополь лишь сна удержание и на извещение» емпра и любви», т. е. на закрепление уже достигнутого. Здесь же указывается,, и каким способом достигается это «удержание»: «не точыо просто словесемъ, и писанием н клятвою твердою», т. е. не только на словах, но и в письменном виде. А это значит, что и Русь, и Византия решили прежний клятвенный «варварский» мир 907 года, дополненный императорской привилегией — хрнсову-лом, закрепить письменным двусторонним договором.

Прошло лишь несколько лет, и в Киеве поняли всю неравноправность выданного им хрнсовула, в котором, несмотря на победу русского оружия, греки оказали Руси милость и выдали ей привилегию согласно своим представлениям о непререкаемом мировом авторитете великой империи. Руссам навязали это снисхождение в Константинополе и объяснили, что только в такой форме византийцы и могут выполнить те условия, на которых настаивала Русь.