Письма с острова Скай - Джессика Брокмоул

P. S. Пожалуйста, пожалуйста, пришли мне каких-нибудь книг! Не знаю, сколько еще пробуду в госпитале, но я уже на стену лезу оттого, что мне нечего читать.

Гостиница «Републик», Париж, Франция

6 мая 1916 года

Моя дорогая, смешная девочка! Когда я просил у тебя что-нибудь почитать, то, конечно, не желал обеспокоить тебя подбором книг. Но Луиза Мэй Олкотт? Ты действительно схватила первое, что попалось под руку, перед тем как выскочить за дверь! Однако я не могу понять, как ты одолела десятичасовое путешествие на поезде, имея с собой только «Ребят Джо». Вот что получается, когда отправляешься в путь без чемодана! У тебя даже чистой пары носков не было. Хорошо, что я смог одолжить тебе свои. Верю, что когда-нибудь ты вернешь их мне.

Ты всегда присутствуешь в моих мыслях, но, снова увидев тебя вживую, я словно напился сладчайшего в мире бальзама и стал как новенький. Врачи и медсестры могут лечить меня ячменным отваром, мне все равно, потому что лучшее лекарство — это ты, и других снадобий мне не нужно.

Завтра я отправляюсь в Место Третье. Оттуда напишу больше. Мне просто хотелось, чтобы тебя ждало мое письмо, когда ты доберешься до дома.

Где-то на канале

6 мая 1916 года

Дэйви, Дэйви!

Тебе не нужно было получать ранение, чтобы обратить на себя мое внимание! Ты же знаешь, что я люблю тебя вне зависимости от обстоятельств. Хотя с твоей стороны это был очень коварный замысел, чтобы заманить меня на корабль. Я бы ни за что не поверила, что ты настолько болен, как описывал, если бы не увидела доказательства своими глазами.

Когда я нашла тебя в госпитале распростертым на больничной койке, ты выглядел таким несчастным, мой дорогой, что у меня сердце сжалось от боли! Худой, бледный, влажные волосы упали на подушку — я чуть не разрыдалась. Но едва ты открыл эти глаза цвета зимних холмов и произнес «а вот и ты», как будто ожидал меня, сразу стало ясно, что ты в порядке.

И все же я удивлена, что тебя так скоро выписали, — должно быть, хотели избавиться от надолго застрявшего пациента. Хотя твоего изгнания следовало ожидать после тех глупостей, что ты нашептывал мне на ухо, заставляя меня заливаться краской. Все-таки сестры — монахини. Тебе еще повезло, что они ни слова не понимали по-английски.

Но в гостиничном номере слова нам были ни к чему. Твои поцелуи с легкостью останавливали мою болтовню. Я бы не хотела изменить ни мгновения в той долгой, жаркой ночи, но если бы знала, как больно тебе будет на следующее утро, то задумалась бы. Или, самое малое, купила бы вторую бутылку бренди.

О, как бы я хотела, чтобы у нас было больше времени, чем одна ночь! Хотела бы прятаться в том номере так же долго, как в прошлый раз. Девять дней, чтобы целоваться, есть апельсины, ложиться в постель с искренним намерением поспать. Но я понимаю: тебе нужно было возвращаться в госпиталь, а потом ехать опять в твою полевую госпитальную службу. О, это оказалось невыносимо трудно, Дэйви, отпустить тебя всего лишь полсуток спустя после того, как я вновь смогла оказаться в твоих объятиях. Но ты прав. Я так сильно беспокоюсь о нашем «потом», о каждом нашем расставании, что не могу полностью насладиться нашим «сейчас».

Будущее и без того дает массу поводов для тревог. Кто знает, какие новости принесет завтрашний день о Йэне или о чем-то еще. Но ты сидел на кровати — с обнаженным торсом, такой прекрасный, и рядом. Дэйви, ты мое «сейчас».

В тот период, когда я страдала от неопределенности, твоя уверенность поддержала меня. Думаю, единственное лекарство, в котором я нуждалась, — это ты. Оно сразу избавило меня от сомнений и переживаний.

Через несколько дней мне нужно вернуться на Скай. На этот раз я поеду туда, не останавливаясь в Эдинбурге. Окажусь дома, напишу тебе снова. Просто мне хотелось, чтобы в Месте Третьем, когда ты там окажешься, тебя ждало мое письмо.

Люблю всем сердцем,

Место Третье

9 мая 1916 года

Сью!

Я снова в Месте Третьем. Там меня ждали и другие твои письма — от двенадцатого, двадцать второго и двадцать пятого апреля. Ты и вправду так сильно переживала? Я тронут. Надо будет почаще оказываться там, где стреляют. Благодаря всего лишь одному ранению ты не только простила меня и признала, как сильна твоя любовь ко мне, но еще и приехала навестить больного, дав возможность еще раз увидеть твое прекрасное лицо. А когда ты вытащила меня из того унылого госпиталя, то я получил еще и то дополнительное поощрение, которое (если уж быть до конца отровенным), вероятно, принесло моему телу больше вреда, чем пользы, но зато привело мою душу в восхитительно-благостное состояние.

Я все еще не достиг своей прежней формы, но чувствую себя гораздо лучше. Мне дали награду за тот случай. Что более важно (по крайней мере, в нашей группе), я заслужил прозвище! Эти прозвища очень ценятся среди нас, так как они свидетельствуют, что ты доказал свою доблесть и стал полноправным членом команды. Я уже говорил тебе о Плинии и Козырьке. У Харри уже и так есть прозвище (поверишь ли, его настоящее имя — Харрингтон!). В нашем подразделении еще есть Бугай, Фуфел, Москит, Штуцер, Брыкун и Прыщ. Не спрашивай, откуда все это взялось, поскольку не уверен, что посмею рассказать тебе! Меня окрестили Зайцем. Парни говорят, что мне повезло с моими царапинами, как будто у меня есть талисман — заячья лапка. Речь явно не о моей правой ноге, но с левой-то все в порядке, и разве это не везение?

Остров Скай

15 мая 1916 года

Дэйви!

Чтобы больше никаких ран! Даже палец занозить не разрешаю. Ты понял меня? А если снова будешь ранен, я не поеду навещать тебя, так и знай. Я сожгу все твои письма и буду игнорировать твои мальчишеские попытки привлечь к себе внимание.

Ты мне не сказал: в твои обязанности входит восхождение на опасные насыпи, чтобы забрать носилки? Все это время я утешала себя мыслью, что ты в безопасности, играя в гонщика в относительно глубоком тылу. А теперь узнаю, что ты не только подъезжаешь к самой линии фронта, но и выходишь из своего автомобиля! Пожалуйста, пообещай мне, что больше не будешь так делать.

До меня наконец-то дошла та госпитальная открытка, которую ты посылал мне сразу после ранения. Почтальоны не слишком хорошо себя показали, доставив открытку почти через месяц после того, как ты ее отправил. Если бы я получила твое послание в положенный срок, то приехала бы к тебе еще раньше. Проклинаю военно-почтовую службу на чем свет стоит!

На Скае меня встретил мой новый дом — его как раз закончили строить. Тебе он, наверное, покажется скромным, но для меня это настоящий дворец. Два этажа, деревянный пол, застекленные окна и дверь, которая запирается! Такая роскошь, скажу я тебе. Вот маленький набросок моего нового жилища.

Финли помогал мне со строительством, кое-что делал в доме. С тех пор как ему прислали готовый протез, он постепенно начал примиряться со своим положением. Па нашел на берегу несколько крупных кусков древесины, принесенных морем, и Финли облицевал ими камин в моей гостиной. Затем он покрыл дерево резными изображениями русалок, шелки и эльфов. Поистине это камин для девушки-островитянки. Это камин для девушки, которая одолела море, победив свои страхи.

Тем не менее бедный Финли погружен в меланхолию. Йэн не единственный, о ком он скорбит. У него не сложилось с его девушкой, Кейт. С тех пор как брат вернулся, она приходит к нему все реже и реже. Финли все еще цепляется за надежду, что все образуется и она привыкнет к его ноге, как привык он. Но я не очень в это верю. Почти каждый раз, когда я захожу на почту, то встречаю ее с надушенными конвертами. Никак не решусь сказать об этом брату. Он погибнет.

Сейчас собираюсь на свою ферму, буду переносить вещи из старого дома в новый. Надо перестирать постельное белье и как следует проветрить матрасы. Да и все остальное лучше намыть и начистить, перед тем как начну обустраиваться в чистом новом коттедже. Я занесу это письмо на почту по пути туда.

Уже скучаю по тебе,

Место Третье

22 мая 1916 года

Сью!

Ладно: клянусь, что больше ты не услышишь о том, чтобы я вытворял подобные глупости. Ну как, подойдет тебе такое обещание?

Теперь я чувствую себя здесь совсем иначе. Я уже писал о том, что прозвище дается тем, кто прошел некий обряд инициации, кто стал одним из команды. И действительно, после ранения мои отношения с парнями изменились. Конечно, они всегда были дружелюбны ко мне, но я ни с кем не сближался, кроме Харри, потому что меня грызла необходимость соревноваться со всеми и с каждым из них. Но теперь я осознал, что мы все в одной лодке. Может, я даже найду здесь нового друга или двух.