Некама - Саша Виленский

— Ладно, гадать не будем, ты давай располагайся там в углу подальше, посмотрим, что к чему, там будем решать. Сам ничего не предпринимай. Если что — я разрулю.

Лесорубы оказались народом гостеприимным, ребят разместили в общежитии, правда, в комнате было только две кровати, немного поспорили, кто на них будет спать, пошли на компромисс: обе девушки на одной, два парня по жребию — на другой, остальные — на полу, ватник вниз, рюкзак под голову.

Люба стянула лыжную шапочку, устало присела на кровать, притянула к себе Зою:

— Слушай, как думаешь, теплой воды тут можно достать?

— Не знаю, а что?

— Да то… то самое…

— Вот же ж… как не вовремя. Вата есть у тебя?

— Вата есть, мне бы помыться, да переодеться, я только не знаю, где.

— Сейчас, погоди.

Зоя метнулась к лесорубам, через пять минут прибежала с чайником и тазиком, не заходя в комнату, мотнула головой, мол, пошли со мной! «Ребята комнату выделили, обещали минут 15 не заходить, пошли», — прошептала.

— Спасибо, Зойка! А что ты им сказала? — испуганно спросила Люба.

— Неважно. Они сначала, когда я теплой воды попросила, предложили чаю с сахаром, представляешь? — и Зоя рассмеялась.

— Смешно. Так что ты им сказала все-таки?

— Что ногу потерла, надо промыть и помазать.

— Спасибо-о-о!

— Да ладно тебе! Помочь?

— Не, я справлюсь. У двери просто постой на всякий случай…

Конечно, в таких условиях мыться было сложно, не очень понятно было, куда потом девать эту кровяную воду, и вообще настроение было поганым: Люба всегда тяжело переносила такие дни. И так-то характер не мёд, а в «эти дни» становилась вообще такой мегерой, что самой неудобно было. И понимала, что некрасиво так-то, и сама себе была не рада, но ничего поделать с собой не могла.

Дверь, скрипнув, приоткрылась, Люба ойкнула и прикрылась ладошкой, но в проеме показалась Зоина рука с полотенцем и чем-то темно-синим.

— Держи! — послышался шепот из-за двери. — Одень трусы мужские, я взяла на всякий случай, в такой ситуации лучше держит.

Уродливо, конечно, но перед кем ей красоваться-то. Люба торопливо оделась, схватила тазик, чтобы выплеснуть на улице за срубом, не так заметно будет. Стало полегче, но как она дальше поход выдержит, если так же тянуть будет внизу живота — непонятно. А тут еще эти ребята-лесорубы как назло симпатичные такие… Как не вовремя-то!

Кино показывали сто раз виденное — австрийскую «Золотую симфонию» с незабываемой Моной Баптистой, исполняющей фантастически красивый шлягер «Oh, Jackie Joe». Туристы смеялись, хлопали скользящим на льду артистам венского балета, а Дикий Олежка только сокрушенно качал головой. Ведь интеллигентные же ребята! Ну как такая пошлятина, эти розовые слюни и ненатуральные страсти могут им нравиться? А ведь нравится! Вон, даже суровый обычно Игорь Сорокин по дороге от клуба, где крутили картину, вопил во все горло «Оу, Джекки Джо» — и дальше какую-то тарабарщину на псевдо немецком, Егор Онищенко как бы скользил по снегу, изображая фигуриста, подкатывающего к темнокожей певице. «А ведь какие фильмы выходили в этом, то есть, уже в прошлом году! — раздраженно думал Дикий. — „Добровольцы“, „Дорогой мой человек“, „ЧП“! Есть о чем подумать, что обсудить. Вот только с кем? С Зоей? Ей, конечно, ближе вся эта золотая мишура. Или Люба? Но к ней подойти-то страшно, не то что в кино пригласить. Ну и как ты девушку поведешь на серьезный фильм? Меня и так все считают занудой, а ведь кино должно учить хорошему, доброму».

Сел в стороне, в темном углу, при свете фонарика начал заполнять дневник:

«Золотая симфония» — австр. о балете на льду, Хорошее дело показать сам балет. Какие хорошие катки, мастерство, может быть техника исполнения, но чувств, мыслей в танцах — никаких. Может быть, это только мне так представляется? Легкая музыка местами превосходна, не может быть лучше, но в общем не чувствуется человека, его души.

Лишь бумаге можно довериться. Она единственная, кто его понимает. Дикий покосился на девчонок.

А те уже расселись вокруг гитаристов — Ростика и местного парня, лесоруба Виктора. Остальные ребята хлопотали, готовя ужин: на электроплитке булькала кастрюля с картошкой, рыжебородый Огнев, естественно, по прозвищу Борода, ножом открывал банки с тушенкой, чтобы высыпать ее в эту кастрюлю с варевом, да с лавровым листом и перцем горошком, которые захватили с собой запасливые туристы. Под дружный и радостный вой кто-то из лесорубов притащил трехлитровую банку огурцов: «Домашний засол, мама прислала, ага, прямо в банке!» Гуся с местным парнем тщательно разводили спирт, 40 на 60, не меньше, но и не больше, а полученный вожделенный раствор вытащили наружу, сунули в снег охладиться: «При соединении воды со спиртом происходит термическая реакция, — объяснял умный Сорокин, а лесоруб кивал. — Какой вывод? Такой, что лить надо не воду в спирт, а спирт в воду, очень медленно и тщательно перемешивая. Тогда уйдет запах сивухи и вкус будет мягче!» «Господи, — злился Олежка, слушая эти разговоры. — Устроят сейчас пьянку, спирт у них мягкий, понимаешь!»

Зоя и Люба, сговорившись, торопливо записывали за лесорубами новые песни, в основном лагерной тематики, «58-я статья», — неодобрительно отметил про себя Оленин, прислушиваясь к текстам. Подключился к процессу и Серебров, продолжая поражать тем, что разных песен — и туристских, и криминальных, и смешных, так называемых, «одесских», он знал уйму.

Но вот подоспело жаркое, народ расселся у длинного деревянного стола, самими ребятами сколоченного, уселись на такие же самодельные колченогие скамейки, зашумели, раскладывая и наливая. Смирнов и Борис разместились в самом конце, поделившись вкладом рыбных консервов — бычки и крабы. Держались как можно незаметней, но Огнев время от времени метал на них осторожные короткие взгляды, однако молчал, ничего не говорил.

Выпили по первой, закусили, сразу по второй. Виктор взял гитару, дожевывая, подстроил ее и запел «Колокольчики-бубенчики», немного гнусавя:

Плыви ты, наша лодка блатовская,

Плыви, куда течение несёт;

Эх, воровская да жизнь такая,

Что от тюрьмы никто нигде нас не спасёт!

Воровка никогда не станет прачкой,

А урку не заставишь спину гнуть;

Эх, грязной тачкой рук не пачкай —

Мы это дело перекурим как-нибудь!

А денежки лежат в любом кармане,

Их взять оттуда — пара пустяков;

Эх, деньги ваши будут наши —

На это дело есть много дураков!

— Витя, ты так здорово играешь на гитаре! Я просто влюбилась! — Люба кокетничала до неприличия, сама себе удивляясь, но этот