Александр Маккуин. Кровь под кожей - Эндрю Уилсон

Глава 4

Мы пустились в это приключение, как будто взошли на колесницу Боудикки.

Изабелла Блоу в черных с бахромой брюках от Готье вошла в обветшалое здание колледжа Святого Мартина и принялась громко расспрашивать, как ей найти студента, который, как она сказала позже, обладал «огромным талантом: у него одежда умела летать».[267] Она поднялась на третий этаж и представилась довольно смущенному Ли. Его реакцию трудно назвать необычной; одна современница назвала Изабеллу «произведением публичного искусства»,[268] а другая сравнила ее с «эму Рода Халла, нарисованным Сальвадором Дали».[269] «Он не знал, кто она такая, и в начале знакомства не склонен был особенно доверять ей, – вспоминает Рева Мивасагар, бывший свидетелем их первой встречи. – Изабелла все повторяла, что хочет купить его коллекцию, но он отнесся к ее словам скептически, так как не верил, что она в самом деле купит его вещи. Изабелла сыпала именами знаменитостей, с которыми была знакома, хвасталась своими связями, и Ли решил, что она чокнутая».[270]

Однако Блоу не сдавалась и продолжала донимать и самого Ли, и его мать – Ли дал ей номер своего домашнего телефона, и она постоянно названивала Джойс. «Кто эта ненормальная?» – спрашивала Джойс у сына, который по-прежнему жил с родителями.[271] Наконец, после долгих уговоров, Ли согласился продать коллекцию и назначил цену – около 200 фунтов за костюм. Хотя Изабелла призналась, что не в состоянии заплатить всю сумму сразу – «деньги утекали у нее между пальцев, как песок»[272] – договорились, что она будет платить частями. В ходе следующих нескольких месяцев Ли будет сопровождать ее к банкоматам в разных частях Лондона; она будет снимать деньги из банка, а он – передавать ей одежду, которая хранилась в черных пакетах для мусора. Хотя Ли вначале настороженно отнесся к новой знакомой, чем больше он о ней узнавал, тем больше понимал, насколько она может быть ему полезна. Изабелла рассказывала ему о своей работе в американском издании Vogue с Анной Винтур, в Tatler, где она сотрудничала с гуру стиля Майклом Робертсом, и в британской версии Vogue – с Лиз Тилбериз. Она дружила с Энди Уорхолом; на похороны художника она надела черный костюм от Билла Бласса, а на последовавшей за поминальной службой вечеринке исполняла стриптиз. В Нью-Йорке она жила с актрисой из сериала «Династия» Кэтрин Оксенберг и много лет была знакома с Рупертом Эвереттом. Но отношения Маккуина и Блоу были гораздо глубже, чем просто отношения меценатки и художника. Больше узнав о ее прошлом – она рассказывала обо всем, что пережила, так же спокойно, как обнажала грудь, – Ли понял, что, несмотря на ее великосветское происхождение, она такая же «порченая», как и он.

Муж Изабеллы, Детмар Блоу, назвал ранние годы ее жизни «страшной сказкой».[273] В 1964 году, когда Иззи было пять лет, она жила в Чешире, где у ее родителей было поместье Доддингтон-Парк. Как-то она играла в парке с братом Джонни, которому тогда было два с половиной года. Мать, Хелен, велела дочери присмотреть за братом, а сама зачем-то ушла в дом, но девочка отвлеклась, и за эти несколько секунд Джонни, наследник титула баронета, восходящего к 1660 году, подавился куском печенья, упал лицом вниз в прудик и умер. Позже Изабелла будет утверждать, что мать зашла в дом, чтобы накрасить губы. «Вот почему я так люблю помаду», – говорила она.[274] Маккуин с огромным интересом слушал и рассказы о деде Изабеллы, сэре Джоке Делвз Бротоне, которого судили в Кении, в Хэппи-Вэлли, за убийство любовника второй жены, Джосслина Хея, 22-го графа Эрролла. Суд оправдал его. Подробности скандала можно найти в книге Джеймса Фокса «Белый озорник». В 1942 году Джок покончил с собой в ливерпульском отеле, сделав укол морфина.

Ли, падкого на все мрачное и страшное, странности Изабеллы только привлекали. Некоторые анекдоты, например рассказ о ее бабке Вере, которая, сама того не подозревая, ела человечину во время путешествия в Новую Гвинею, – были, несомненно, занимательными. Однако другие истории вполне могли сниться в страшных снах.

Отец Детмара, Джонатан Блоу, покончил с собой в 1977 году, выпив бутылку гербицида. Двенадцатилетний сын Джонатана, Амори, был свидетелем его смерти. «Он сказал, что папа ни разу не вскрикнул, но сжал кулаки от боли», – вспоминает Детмар.[275] В мае 2007 года Изабелла выберет тот же способ свести счеты с жизнью.

Кроме того, Изабелла рассказала новому другу о своем стремлении к красоте, о желании маскироваться и сдерживать свои порывы при помощи преобразующей силы моды. Подобно Маккуину, она себе не нравилась. Свое лицо она называла «уродливым» и стеснялась «слишком крупных передних зубов», которые она называла «молотилками».[276] В 1980-х годах она записалась на прием к знаменитому нью-йоркскому дантисту и спросила, нельзя ли что-нибудь сделать с ее зубами, но дантист отказал ей: она обратилась к нему слишком поздно. «Ее привычка мазать губы и зубы помадой отчасти имела отношение к этому воображаемому уродству, – считает Детмар. – Нелюбовь к своему лицу была еще одним демоном, которого Иззи пронесла с собой по жизни».[277]

Детмар помнит, когда его жена впервые заговорила о Маккуине. Сразу после дипломного показа в колледже Святого Мартина она ворвалась домой и рассказала мужу о мальчике, «который кроит как Бог».[278] Несмотря на то что Иззи время от времени подбрасывала Маккуину по паре сотен фунтов и он получал пособие по безработице, денег на то, чтобы снять квартиру, ему не хватало. Ему очень хотелось уйти из родительского дома. Узнав об этом, Изабелла предложила ему поселиться в доме, принадлежавшем Хельге, матери Детмара. Высокий викторианский дом под номером 33 находился на Олдерни-стрит, в Пимлико, на улице с ленточной застройкой. Вскоре после выпуска Ли переехал туда с Ревой Мивасагаром. «Изабелла хотела, чтобы у него был свой дом, где он мог бы работать над ее внешностью, шить ей одежду, – говорит Рева. – Она восхищалась его работой, считала, что он просто не может ни в чем ошибаться. Он страшно радовался самостоятельной жизни и переживал творческий взлет».[279] С самого начала Изабелла называла Маккуина средним именем – Александр, – потому что ей казалось, что оно звучит величественнее и больше подходит для подающего надежды художника-модельера, который мечтает о собственной линии одежды. Позже Ли будет уверять, что вовсе не потому изменил имя, что «Александр», по мнению Блоу, звучало «шикарнее». «Я отказался от первого имени, когда начал работать на себя, потому что в то время был зарегистрирован на бирже труда», – говорил он.[280] Кроме того, Маккуин начал ассистировать Изабелле на фотосессиях. Однажды летом он пришел в ателье Джона Маккиттерика и попросил взаймы несколько костюмов, две кожаные куртки на молниях с заклепками. «Он взял их во вторник, а в пятницу вечером мы с другом зашли в один гей-бар на юге Лондона и наткнулись на Ли, одетого в мой костюм! Представьте мое удивление, – вспоминает Джон. – Волосы он пригладил гелем и сделал маленький кожаный галстук-бабочку. Я чуть не умер со смеху, когда увидел Ли в таком наряде – раньше он не одевался в таком стиле… Увидев меня, Ли смутился и покраснел, но в конце концов мы вместе посмеялись».[281]