Десятая заповедь - Валерий Фурса

Но нахальный Колодий сумел и эту, годами выверенную, схему поломать.

Сдавать экзамен он пошел последним.

— О, Колодий! Я уверена, что вы даже на «три» мой предмет не знаете. Потому я вам, даже без сдачи экзамена, ставлю тройку, и разойдемся по мирному. Я очень спешу.

— Людмила Владимировна! Я чуть ли не впервые в жизни на стипендию иду! Уже две четверки имею. Мне от Вас третья нужна. Ведь удавлюсь, если не послушаетесь. Мне теперь стипендия, как воздух, нужна! Женюсь я!

— Да о чем вы говорите? Как можно ставить четверку, если вы ничего не знаете?

— Людмила Владимировна! Да как Вы так можете? Мне ведь не за красивые глаза на первых экзаменах «хорошо» поставили! Значит, что-то я, таки, знаю.

Минут десять проводилось такое себе «перетягивание каната» от преподавателя к студенту, и наоборот. В конце концов, оно завершилось очередной четверкой.

— Ой! Я уже опаздываю! Разве что, на такси успею…

— Людмила Владимировна! Вы четверку ставьте. Пока с факультета выйдете, такси Вас уже ждать будет! Я Вам даже проезд оплачу.

Не успела преподаватель и слово молвить, а Базиля в аудитории уже не было. Пришлось и ей четверку ставить. А такси ей Базиль поймал.

На четвертом экзамене было куда легче.

— Того вы не знаете, того не знаете… А четверку, тем не менее, хотите. Ну, вы, хотя бы, знаете, что на каждом предприятии директор имеется?

— Факт, что знаю! Какое же это предприятие — без директора? Я и сам когда-то директором стану.

Преподаватель только головой покачал. А потом сказал:

— Впрочем, в нашей стране именно такие директорами и становятся… Успехов вам!

И поставил ему четверку.

Вот каким студентом был Базиль.

А Николя был самым тупым из всех членов Клуба. Он не только не мог бы ответить ни на один вопрос своих институтских преподавателей, но даже придумать что-то существенное для пользы любого из клинобородых не смог ни разу. Но он был первым! И верным Гарику, как Санчо Панса Дон Кихоту. За то его главарь и ценил. Ведь каждому генералу денщик положен…

Глава 20

В рассказ Николая о непричастности Скребкова к покушению на жизнь Василия Васильевича мальчишки не поверили. Нет! Спорить с ним они не стали. Обидно, конечно, когда тебе старшие не верят. Да еще и когда не верят совсем безосновательно. Но, что поделаешь?… Был бы Николай Федорович с ними тогда, то сам Козлоборода увидел бы. Но его с ними не было, то и не убедишь его теперь ни в чем. Зачем же энергию зря тратить? И сами докажут, что надо.

Но одно дело — пообещать что-то, даже себе самим, и совсем другое — выполнить свое обещание. Не подойдешь ведь к тому маменькиному сыночку, и в глухой угол его своими вопросами не загонишь. Скорее всего, в его конторе даже в кабинет, где он работает, не пустят. Не на улице же его сторожить! Да он просто отмахнется от них, как от надоедливых мух, и все дела. Еще и щелбанов надает.

Хотя, если хорошо постараться, то они, все вместе, и отлупить того Скребкова могли бы. Но не на улице же это делать. Так и самим в тюрьме оказаться недолго. Если б хоть знать, что за дело… А, вдруг, это не его работа? Что с того, что был он дома вечером, накануне покушения на их директора? Мало ли, зачем он домой наведывался. А что исчез так неожиданно, так ведь за то не наказывают. Когда пожелает, тогда и едет. И в область возвращается тогда, когда самому захочется. Но ведь был Козлобород в тот вечер дома. Был!

Конечно, можно было бы еще с кем-то из взрослых посоветоваться. Но Петькина мама о том и слушать не хотела. Сразу ответила сыну, что в таких делах не разбирается. Николай Федорович, вон, сам почему-то решил, что они все нафантазировали. С ним теперь, тем более, о том не поговоришь. Идти к полицай-Макару? Так они еще свою эпопею с дровами не забыли. Прихватил он их как-то с целым возом дров. Еще и в своем дворе выгрузить велел. Потому что в то, что им разрешили пенсионерам за небольшую плату дрова привозить, не поверил. Мальчишек тогда и слушать не пожелал. Не доверяют ему они теперь. Впрочем, и раньше не доверяли, так как много чего о нем слышали. Очень даже нелицеприятного. Тем более, что он вон как с их старшим другом поступил! А извиняться и не собирается.

Хлопцы довольно долго обдумывали возникшие у них подозрения, а также и саму проблему, так неожиданно свалившуюся на их юные головы. Конечно, если бы кто-то подтвердил, что был Николай Скребков в тот вечер дома, но никакого отношения к тому событию не имеет, то они и успокоились бы. Но ведь никто его непричастности к преступлению подтвердить не может. А они, пока еще, никак не могут подтвердить именно виновность Козлоборода.

— Ну и что делать будем? — снимая свою кепку-тенниску и вытирая мнимый пот с чела, в очередной раз обратился к друзьям Петька. — Как Козлоборода на чистую воду выводить будем?

— А, давайте, дождемся, когда он в следующий раз домой приедет, — не выдержался самый младший из них, Мишка, — подловим его где-то в темном углу, да и темную ему устроим. Если будет сильно брыкаться, то отлупим, как следует. Чтобы впредь знал, как от честных людей прятаться!

— Да ты что, совсем с ума спятил, или только наполовину? — не сдержал своего возмущения Петька. — Забыл, что он может и один раз в год домой наведаться? Будешь его до новых веников ждать? А тем временем нашего Николая Федоровича зазря под суд отдадут. Тут что-то более существенное, более реальное придумать надо…

— Реального никто и не придумывает, — высказал свою углубленную мысль Тарас-Философ. Уж очень любил этот парень хитроумно объяснять простые и всем понятные вещи и явления. — Реальное, оно и так на поверхности лежит. Его и так всем видно. А вот действительное событие, которое имело место быть, или которое могло иметь место в недалеком прошлом, действительно доказать надо…

— Вот запрыгнул наш Философ на своего любимого конька! — сердито поморщился Петька. — Ты хоть сам понял, о чем теперь сказал? Лучше бы к моим словам не придирался. Я, как Николай Федорович в таких случаях говорит, в институте благородных девиц не обучался. Могу что-то и не совсем по литературному сказать. Но понять, то ты понял, о чем я говори?

— Понял, конечно. Но…

— Вот и не пытайся показать себя умнее других. Можешь что-то по делу сказать — говори. Не вынуждай себя упрашивать. А не можешь, то лучше помолчи, а меня за язык не хватай. Не о красоте моей речи мы сейчас рассуждаем.

— Да я что? Я — ничего. Я — как все…

— Ты бы лучше не «как все», а действительно подумал головой, покумекал бы, да и посоветовал бы, как всем доказать очевидный для нас факт. Книжек больше всех читаешь. Вот и используй свои знания на хорошее дело! А то только философию свою разводишь. Тоже мне, Хвилософ!..

Лучше бы Петька свою гневную речь сделал хоть чуть-чуть короче. Хотя бы — на несколько последних предложений. Тарас на него разозлился. В тот вечер он больше и слова не сказал. Только обиженно сопел, да изредка искоса посматривал на своего обидчика.

Мальчишки еще долго сидели бы вот так на лавочке возле Петькиного дома, изредка поглядывая друг на друга, если бы не Мишка. У него так часто бывает. Скажет что-то, вроде бы ничего не значащее, и смотрит на тебя невинными глазами. Будто примеряется, в состоянии ли ты постичь всю глубину его мысли? Так и тогда было.

— А не «купить» ли нам бабку Скребкову?

— Г-ги! — не удержался Олесь, привыкший больше помалкивать. — Да она что, товар какой-то, что его в магазине купить можно? Ты больше ничего придумать не мог? Чтобы еще смешнее было?

— А мне кажется, что Мишка о деле говорит…

Петька так треснул Мишку по плечу, что тот чуть с лавочки не свалился.

— Чего дерешься? — обиделся он на бригадира. — Мог бы просто «спасибо» сказать. Я ведь на премию не напрашиваюсь…

— Извини, Мишка, — смутился Петька. — Это я от радости. Не обижайся! Лучше уж меня ударь!

— Еще чего? Что я, драчун какой-то? Хватит в нашей компании и одного такого. Который эмоции свои сдерживать не научился…

— Ну, чего ты? Я ведь извинился.

— Извинился, извинился… — передразнил его Мишка. — Не протягивай руки, вот и извиняться не надо будет.

— Да хватит вам уже извиняться! — снова не выдержал Олесь. — Если я чего-то не понимаю, так объясните. И мне, и всем остальным. А то мы так всю ночь просидим. А завтра на работу идти.

Петька весело подмигнул Мишке и, обняв товарищей за плечи, тихо что-то зашептал. Будто их кто-то подслушать мог. Не мог, конечно. Ведь поблизости никого не было. Но так — интересней…

А назавтра, после завершения рабочего дня, мальчишки привезли в городок воз дров. Не совсем полный, конечно. Не такой, как они обычно нагружали. Но и не совсем пустой. Кубометра два дровишек там было. Хотя и те кубометры хлопцы зря отдавать не желали, но дело того стоило…

— Эгей, бабка Анна! Открывайте ворота! Мы вам дрова привезли — чуть ли на всю улицу закричал Петька, останавливая своего Гнедка у Скребковой хаты.