Глазами дочери (Воспоминания) - Лидия Федоровна Шаляпина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот так и случилось с песенкой, о которой я только что говорила. Мы сидели все в гостиной, что-то хором пели, а я бренчала на гитаре и вдруг унылым голосом запела:
На Кавказе у меня есть одна долина, э-э-э…
Ты не бей меня по пузу — я не мандолина. э-э-э…
Алексей Максимович насторожился (ни кинто[54], ни Хенкина[55] я никогда не слыхала, но, очевидно, интуитивно вышло похоже).
— Ну, а дальше как? — спросил он.
— А дальше, — говорю, — не знаю.
— Ну как же так? Ну, спой еще раз!
Я повторила куплет. Алексей Максимович как-то особенно заулыбался, встал и ушел. Через полчаса вернулся вот с этой самой бумажкой и с дописанными куплетами[56].
Ай, — я кинтошка молодой.
Ты — барина старая
Не щипай минэ за ногу,
Что тэбэ — гитара я?
Молоденький баришня
Сэрсэ глазкам колит…
Что ты минэ бьешь живот.
Барабан я, что ли?
Молоденький баришна
Дыля минэ — приманка,
Не верти ты ухи минэ,
Разве я — шарманка?
По Куре плывет баржа.
Это просто ей-то!
Ах, не плюй на морда мне,
Я тебе не флейта.
Я тут же их пропела. Куплеты произвели фурор, и Алексей Максимович был очень доволен.
Так и повелось с той поры. Если кому-то из нас по какому-то поводу делали назидание, мы в ответ с «рыбьими» глазами уныло тянули: «Не верти ты ухи мне, я ведь не шарманка-а-а». Или, завидев в море пароход, пели: «По Куре плывет баржа-а-а…»
* * *
К этим воспоминаниям мне хочется добавить рассказ об еще одной из наших выдумок, которую затеял Максим — сын Алексея Максимовича. Это — истории о бабушках. Речь шла конечно, не о наших настоящих бабушках, а о выдуманных. У нас их было неисчислимое множество, и с ними происходили всякие приключения. О них писалось прозой, стихами, пелись баллады, рисовались иллюстрации.
У Максима, кстати сказать, был необыкновенный талант к живописи. Его рисунки и краски отличались большим изяществом, оригинальностью и беспредельной фантазией, а карикатуры — неподдельным юмором. Его жена, Надежда Алексеевна, как вам известно, — художница. Случилось так, что и я рисовала неплохо. Вот мы втроем и старались.
Бабушек, как я сказала, было множество. Все они были разные, поэтому и приключения никогда не повторялись. В конце своих авантюр бабушки обязательно погибали каким-нибудь странным образом. К примеру, одна из них мчалась по пустыне на верблюде и, добравшись до оазиса, садилась отдохнуть под пальмой. На беду, ей на голову падал кокосовый орех, и бабушка погибала. Другая бабушка варила вишневое варенье и объелась вишневыми косточками, которые забили ей нос, уши и горло, и бабушка задохнулась…
Всех их — бабушек — было не перечислить, и у нас на эту тему возник своего рода конкурс — кто кого переплюнет в своей фантазии, у кого «бабушкинские» типы, авантюры и гибель будут оригинальнее: погибать они должны были обязательно.
Алексей Максимович очень любил наши сказания о бабушках и даже время от времени спрашивал: «Ну, а что там еще случилось с бабушками?» Слушал он эти истории серьезно, и только в глазах его искрился смех.
* * *
Удивительное обстоятельство: нигде отцу не причиняли так много зла разговорами и сплетнями, как в России, в его родной стране, сами же русские люди[57]. Конечно, никто не смел оспаривать его талант — для этого у людей хватало достаточно ума — но как человека его нередко просто смешивали с грязью.
Почему? — Зависть! Другого объяснения не нахожу. Это, конечно, не могло уничтожить Шаляпина как артиста но отравить ему душу могло. И люди, не знавшие Шаляпина-человека, начинали верить в то, что он и пьяница, и жаден, и подл, и «зазнавшиеся холоп», или более того — «тупорылый мужик». И все это — неправда, ложь, обман, полная дезинформация.
Даже теперь, после его смерти, столько злой неправды продолжают повторять все те же индивидуумы, которым слава Шаляпина и все, что с собой несет слава великого человека, не дает покоя. Хорошее тоже говорилось и писалось о нем, но это тонуло, как алмазы в океане помоев. Увы, очевидно, зло доставляет людям больше радости и наслаждения, чем добро.
Однако при жизни отца даже клеветники не смогли возвести его в бездарности и, должна отдать им справедливость, всегда оговаривались, воздавая ему должное как артисту. Только после его смерти нашлись все же такие, которые старались доказать, что Шаляпин, мол, покинув Россию, был уже не тот[58], что это был жадный стареющий пьяница, «труп».
А между тем этот «труп» продолжал свой славный путь, радуя сердца и души людей, вызывая восторг и бурные овации благодарности у слушателей. «На Шаляпина» шли толпы людей. Каждый импресарио старался «заполучить» Шаляпина для своего собственного престижа и… для своего кармана. Однако после смерти Шаляпина кое-кто из них в своих мемуарах не упустил возможности лягнуть мертвого льва, еще раз спекульнуть на его имени и еще немного заработать на нем…
Эти строки я пишу не для защиты Шаляпина (А обвинители кто?!). Он в ней не нуждается, но с одной лишь целью — правильно информировать тех людей и те поколения, которые никогда не слышали его и не видели на сцене, а также для тех, кто никогда не знал его лично, как человека.
О любой выдающейся личности люди говорят всякое — создаются легенды, истории, в которых иногда кое-что и верно, но чаще всего истории эти. передаваемые из уст в уста, искажаются, принимают уродливые формы, и человека наделяют в конце концов такой характеристикой и такими качествами (а в немалой степени, увы и пороками), что человек этот и сам на себя становится непохожим. Пока говорят — это еще полбеды,
