Месть валькирий - Дмитрий Емец

Волчица, озираясь, шла по темному этажу, ощущая себя неуютно в этом каменном царстве, где не имелось ни травы, ни неба, а запахи были такими мертвыми и резкими. Ирка больше не пыталась отнять у хозяйки чащи власть над телом. Она сообразила уже, что сразу, в лоб, сделать это не удастся. Да и стоит ли? Ломать волчью волю – не лучший путь. Теперь она направляла волчицу короткими, рваными командами, похожими на веление инстинкта, командами, которые волчица, мыслящая сугубо конкретно, принимала за продукт собственного разума. Оказалось, что быть одновременно волком и человеком не так уж и сложно. Главное – четко разграничивать желания и эмоции на свои и волчьи, це давая захлестнуть себя буре чужих чувств.

Они сосуществовали в одном сознании, однако на разных его уровнях, так же как люди без особых неудобств живут в квартирных сотах над головами друг у друга.

У лестницы волчица ненадолго остановилась, размышляя, куда двинуться: вверх или вниз. Ирка помогла ей определиться, послав сознанию волчицы звук овечьего блеянья, якобы донесшийся сверху. Волчица, не разобрав в охотничьем пылу, что это была ложь, бросилась вверх. Лишь через десять пролетов она удивленно остановилась, не видя никакой овцы, но все еще наивно веря обманувшему ее слуху. Ирка, в глубине души очень довольная тем, что ее тактика оказалась верной, все же ощутила себя виноватой.

Выше десятого этажа дом еще не был домом. Неотстроенные стены монолита смотрели пустыми провалами. Понимая, что испуганный зверь легко может сорваться, Ирка сосредоточилась, готовая отдать приказ на обратное превращение. Она ощущала, что вполне способна эта сделать, тем более что волчицу угнетала большая высота. Иногда она подходила к краю и заглядывала вниз, в грозную пустоту. Белые зубы ее скалились, а прямой хвост жался к ногам.

Внезапно впереди, на срезе площадки, замаячили две длинные тени. Волчица зарычала.

– О, мрак! Я же говорил, что она не останется человеком! Я знал!.. – крикнул кто-то.

– У нее нет копья! Она ничего нам не сделает.

– Зови полуночницу!

– Да ну! Сама придет! Держи ее крепче!.. Ее эйдос мой!

– Нет, мой!!! Идея была моя!

Это были комиссионеры, пробравшиеся сквозь защитную стену, установленную ведьмой. Вела их заурядная жадность. Эйдос валькирии – нечто большее, чем просто эйдос. В иерархии мрака это серьезнейший трофей, которым едва ли может похвалиться сам Лигул. Сравнивать простой эйдос с эйдосом валькирии так же проблематично, как сравнивать Серебряное Копытце и его прототип. Хотя, увы, с точки зрения биологии козлы, конечно, оба.

Первая тень еще металась, напуганная блеском белых зубов, а вторая уже прыгнула на Ирку. Цепкая рука не только схватила волчицу за загривок, но и дважды, вопреки всем законам анатомии, обвилась вокруг шеи, точно щупальце спрута. Волчица рванулась и протащила своего врага несколько шагов, однако тот, не отпуская, умело сковывал ее движения, второй рукой прилипая к камням, стенам и арматуре.

– Помоги мне, тормоз! Эйдос мой! – раздраженно пропыхтел комиссионер, обращаясь к товарищу.

– А какой мне резон, если твой? – логично отвечал второй.

Клейкие пальцы, удлиняясь, потянулись к морде, оплетая ее и подбираясь к глазам. Волчица, чуя это, металась. Ирка поняла, чем опасна ситуация. Комиссионеры не могли убить ее, но могли облепить волчицу, лишить зрения. Вокруг – ни стен, ни перил. Невидящая, разъяренная волчица, не понимающая толком, что за липкая дрянь на нее навалилась, вполне могла сорваться с безумной высоты и разбиться вдребезги у ног ухмыляющейся ведьмы. Комиссионеры (разве что малость сплющенные падением) получили бы эйдос, а ведьма – ее архей.

Ирка еще думала, а волчица уже действовала, не тратя времени на свойственные человеку пустопорожние размышлизмы. Второй комиссионер еще нервно грыз пластилиновые пальцы, собираясь торговаться с первым, деля с ним эйдос, а белая волчица, перестав впустую вырываться, атаковала вторую руку врага – ту, которой он цеплялся за ступени. Щелкнули зубы, беспощадные, как гильотина. Перекушенная у локтя, пластилиновая рука сразу сжалась и, брезгливо отброшенная мордой, отправилась в последний полет.

Комиссионер выругался, однако не панически, а скорее деловито, и мгновенно восстановил себе откушенную руку, использовав для этого часть пластилина от ноги. Это было жутковато и странно наблюдать, как фигура его перетекает, становясь компактнее, но сохраняя при этом форму. Волчица, однако, не склонна была наблюдать. Из чего комиссионер состоит и что происходит с его ногами, не интересовало ее в принципе. Это было скучно и слишком абстрактно для зверя. Спасая свои глаза, она рычала и рвала все, до чего доставали ее зубы. Куски пластилина пытались притянуться, прирасти, однако волчица, кружась на лестнице, сама того не замечая, сбрасывала их лапами в пролет.

Вскоре от комиссионера уцелели лишь две загребущие руки, пытавшиеся оплести волчицу, и голова. Весь пластилин, уцелевший от ног и корпуса, был пущен в руки, ставшие могучими, как у мраморной статуи Геракла. И этими руками, не исключая и длинные, как щупальца спрута, влажные пальцы, он сражался с волчицей.

Второй комиссионер пискляво голосил, призывая на помощь полуночную ведьму. И как ни странно – труса постигла судьба всех трусов, которые, как известно, вечно погибают на войне первыми. Достигнув площадки, волчица в ярости принялась кататься по ней, воюя со своим врагом, и, налетев на робкого комиссионера мордой, что сама едва ли заметила в пылу битвы, столкнула его вниз. Комиссионер попытался, удлинив руку, уцепиться за плиту, но пальцы его сомкнулись на пустоте. Несколько долгих секунд спустя снизу послышался глухой шлепок. Ирка ясно представила себе большую липкую лужу, печально моргавшую задумчивыми глазами.

Тем временем первый сражающийся комиссионер достиг некоторых успехов. Ему удалось залепить волчице левый глаз, и, потеряв ориентировку, она едва не сорвалась. Задние лапы ее повисли над пустотой, и лишь чудом, расцарапав в кровь передние лапы и живот, ей удалось выбраться. Здесь, обретя равновесие, волчица стала сдирать комиссионера с морды тем способом, которым собаки сдирают намордник или из озорства натянутый носок.

Комиссионер из последних сил попытался залепить зверю хотя бы нос. Внезапно что-то сверкнуло перед мордой волчицы. Крошечная голубоватая песчинка блеснув, растаяла в небе. Ирка сообразила, что волчица оторвала от комиссионера ту его часть, где в толще пластилина томился эйдос – один из тех трофейных эйдосов, что был захвачен им прежде и пока что не сдан мраку. Сообразив, как непоправима утрата, комиссионер удрученно взвыл и кинулся за эйдосом в пустоту. Вот только одного он не учел. Освобожденный эйдос воспарил в небо, пластилин же, хотя и легкий, плюхнулся на плиты двора в десятке метров от точно такой же унылой кляксы. Это была победа, хотя биться пришлось с непредвиденным врагом. Истомленная сражением волчица легла на площадку. Ирке, хорошо понимавшей, что ее местоположение уже засвечено ведьмой, так и не удалось заставить зверя бежать дальше. Зато измотанная волчица не сопротивлялась превращению. Ее сознание медленно отступало в тень, отдавая власть над телом человеку.