Волшебница на грани (СИ) - Петровичева Лариса

Кажется, рисовал как раз Эбернати. Изображал женщину из своих фантазий.

— Взгляните, — предложил он. — Вы видели этих людей?

Генрих посмотрел на ориентировки и неопределенно пожал плечами.

— Вряд ли. Я переводчик, так что чаще смотрю в книгу, чем по сторонам. А ты, Джек?

Я пристально посмотрела на наши портреты и ответила:

— Совершенно определенно нет. А что они сделали, эти люди? Красотка сбежала с любовником от надоевшего мужа?

Женщина с детьми услышала мои слова и поджала губы.

— Это рецидивисты, — ответил Эбернати. — Особо опасные. Наркотрафик из Саалинского и Арруйского халифатов, три наемных убийства.

Я постаралась придать лицу как можно больше строгости.

— Мерзавцы, а ведь выглядят порядочными людьми, — сказала я и еще раз отдала команду: «Здесь безопасно, здесь все в порядке». Скоро Эбернати с подручными вообще не вспомнит, что разговаривал с нами. — Найдите их, офицеры, обязательно найдите.

— Благодарим за содействие, — сказал один из полицейских, они снова прикоснулись к краям шлемов и отправились в сторону парочки. Когда вся троица отошла достаточно далеко, то Генрих едва слышно произнес:

— Но как?

— Неужели ты забыл, с кем путешествуешь? — невозмутимо ответила я и только потом почувствовала, как сильно у меня дрожат колени. Ведь мешочек с зернами был в руках Эбернати! Он держал его, рассматривал и ничего не понял! Ничего!

Я и в самом деле волшебница. Пора к этому привыкать. Я несколько лет работала с волшебством, не веря в него и считая просто психологией и даром убеждения.

А волшебство взяло и пришло в мою жизнь. И, кажется, собиралось остаться здесь навсегда.

Ну что ж, раз оно помогает спасти наши жизни, то я не против.

- Интересно, здесь есть варвалинская груша? — с тоской спросила я, глядя, как берег Фаринта удаляется от нас.

В желудке поднимался ком сухой тошноты. Понимая, что мне будет плохо во время путешествия, я не стала есть в доме доктора Кравена, но сейчас от этого было не легче. Мы с Генрихом стояли на палубе, ветерок весело поглаживал меня по лицу, а внизу в воде играли крупные золотистые рыбины, но мир все равно был для меня выцветшей старой фотографией.

— Я уже сказал, чтобы принесли, — ответил Генрих. Вскоре на палубе действительно появился человек с подносом фруктов, протянул мне картонную мисочку с нарезанными ломтями груши и поспешил к даме, которая выбралась из каюты. Лицо дамы было приятного зеленоватого оттенка, и я невольно обрадовалась тому, что страдаю не одна. Проглотив кусочек груши, я вздохнула с облегчением.

— Красивые рыбы, — заметила я. Одна из них высоко выпрыгнула из воды, и я увидела, что прозрачные плавники раскрыты веером, усеянным брызгами.

— Привычные корабельные спутники в этих краях, — ответил Генрих и, взяв один из ломтиков груши, бросил вниз. Он даже не долетел до воды: очередная выпрыгнувшая рыбина подхватила его и с довольным видом скрылась в волнах. — Плавают за кораблями, клянчат угощение. Все с удовольствием их кормят.

— Ну как их не угостить, — улыбнулась я и поняла, что мне и правда легче. Улыбка даже похожа на улыбку, а не на гримасу. — Ведь красавцы!

Официант расторопно поднес нам мисочку с кусочками хлеба, и где-то четверть часа мы развлекались тем, что бросали его рыбам, а те ели.

— Что нам делать, Генрих? — спросила я, когда гуляющая парочка прошла мимо нас, и я убедилась, что рядом нет ничьих ушек на макушке, которым есть дело до беседы двух джентльменов. — Люди Бринна нас потеряли, марвинцы, я надеюсь, тоже. Что теперь?

Вспомнилась ящерица, которая напала на меня во время полета на дирижабле. Хотелось надеяться, что дальше обойдется без опасных сюрпризов, но это была слабая надежда. Марвинцы будут нас искать, и, в отличие от слуг Бринна, они не ограничены только Фаринтом.

— Я много думал об этом, — ответил Генрих. — Читал прессу, и знаешь, что понял?

Я вопросительно подняла бровь. В его голосе сейчас звучало слишком много боли, словно Генрих долго принимал какое-то решение, и сейчас оно наконец-то вызрело в нем.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Что убийц моего отца никто не ищет. Дядя Олаф стал королем… и неплохим королем. Если нашим газетам верить нельзя, то остальным — вполне. Народ им доволен, его любят. Это значит…

— Что именно он заказал убийство, — ответила я.

Генрих кивнул.

— Он как-то понял, что мертвый принц — это не я, — произнес он. — И заказал меня марвинцам. Помнишь, мы говорили об этом перед полетом.

— Помню.

Мне захотелось взять его за руку. Утешить. От Генриха сейчас веяло настолько глубоким одиночеством, что у меня замирало сердце. Я представила тот платок, о котором думала перед общением с полицией и Эбернати, и мысленно набросила его на голову Генриха.

Пусть успокоит. Пусть приглушит его боль.

— Знаешь, я никогда не верну себе корону, — сказал Генрих, и в его голосе не было ничего, кроме спокойной усталости. — Для народа Аланберга я все равно буду самозванцем. Ненавистным, к тому же, если придется убирать их любимого Олафа.

Он сделал паузу и добавил:

— Я это окончательно понял, когда мы сидели в саду у доктора Кравена. Помнишь?

— Помню.

Мне было жаль его. Мне было невыносимо его жаль.

— Генрих, — сказала я. — Что я могу для тебя сделать? Как я могу тебе помочь?

Он посмотрел на меня с тоской и любовью.

— Знаешь, я так рад, что Андерс вытащил тебя в наш мир, — ответил он и грустно улыбнулся. — Без тебя я до сих пор сидел бы в камере… меня, возможно, уже перестали бы кормить. Я теперь не один, Милли, это невероятно важно. Ты даже не представляешь, насколько.

— Представляю. Я ведь в чужом мире. У меня тут никого нет, кроме тебя.

Некоторое время мы молчали. Доев грушу, я со вздохом спросила:

— Что же нам теперь делать?

Да, корону он не вернет, значит, надо решать, как быть дальше. Мы ведь не одни. У нас есть друзья, на которых мы сможем опереться. Отец Лукас, доктор Кравен…

— Искать Ланге, что же еще? — улыбнулся Генрих, но улыбка была печальной. — Найдем его и отправим марвинцам его голову. А потом я бы хотел вернуться к доктору Кравену и пообщаться с ним по поводу изменения внешности.

Я не знала, что сказать. В голове сделалось холодно и пусто.

— То есть, ты покажешь им, что выполнил заказ? — уточнила я. — Но тогда они увидят, что ты жив, и не оставят тебя в покое. Нас будут искать.

— Будут, — кивнул Генрих. — Но не найдут, в этом я уверен.

Я не стала спорить. Уверен, так уверен. В конце концов, мир велик, и два маленьких человека всегда найдут в нем место, в котором их никто не достанет. Особенно если над их внешностью поработает специалист уровня доктора Кравена.

— Но сначала мы разгадаем все загадки, — сказал Генрих. — Кто создал ту пушку, которая пробила магический щит Аланберга, как с этим связан Левенинский королевский дом, и какие у него отношения с доктором Ланге.

Он был прав — это обязательно нужно сделать. Иногда можно оставить загадки за спиной, но однажды они обязательно ударят в эту спину. Через год, через десять лет, но ударят.

— Я с тобой, — негромко сказала я. — И жду не дождусь, когда сниму эту личину, чтобы ты в этом убедился.

Генрих улыбнулся.

— Значит, все будет хорошо, — ответил он. — Я в этом даже не сомневаюсь.

Острова святого Брутуса были похожи на зеленые пирожки, которые кто-то разбросал в море, щедро утыкал разноцветными домиками и натянул между ними рельсы канатной дороги. Таможни здесь не было; сойдя с корабля на самом крупном острове и миновав вокзал, мы вышли на стоянку экипажей, и я спросила:

— Ты когда-нибудь бывал здесь?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Да, выдался однажды случай, — ответил Генрих. — Поедем сейчас в одно очень интересное место. Там никто не обратит внимания на то, что в комнату вошли бородатые джентльмены, а вышла девушка с молодым человеком.

Логично. Раз уж мы ушли от Бринна, как тот колобок от дедушки, то можно вернуть себе привычный вид. Я до сих пор с трудом сдерживала смех, когда смотрела на Генриха и видела Льва Николаевича.