Глобальный Смутокризис - Максим Калашников

Человек рассказывает: я, мол, инженер-строитель – и управлял хорошей строительной компанией. Но ее слопал финансовый конгломерат. Он прислал своих управленцев, ни один из коих не был инженером. Ни один не слыхал о сопротивлении материалов. Но зато они заявили, что профессиональные администраторы в силах управлять любым бизнесом. В итоге производительность компании рухнула, лучшие работники уволились, потери возросли. И компания «упала».

Подобных историй – тысячи. Везде власть финансистов ведет к деградации, к отсечению затрат на перспективные разработки. Сами американцы жалуются на то, что их капитал тратят на скупку предприятий, на слияния и поглощения – и эти средства не идут на обновление оборудования и овладение передовыми технологиями. А эти многочисленные фирмы, что добрых двадцать лет занимались лишь тем, что скупали акции – и потом перепродавали их при повышении курса? Они делали барыши из воздуха, ни черта не делая для научно-технического прогресса. И лишь оттягивали деньги из реального сектора. Тысячи молодых и умных пошли в эту сферу финансовых спекуляций, чтобы «не быть лохами». А что в итоге?

За примером ходить недалече. Вот – судьба автомобильной промышленности Соединенных Штатов. В 2008 году она оказалась банкротом. Читаю заокеанские газеты: автоиндустрия Америки, мол, имеет осталое и неэффективное оборудование. Она выпускает чересчур тяжелые и неконкурентоспособные машины. Она проигрывает японцам, южнокорейцам и даже китайцам. Ба! Да ведь то же самое автор этих строк читал в газете «За рубежом» еще в конце 1970-х. Значит, автопром США совершенно не развивался? Значит, он впал в сон на тридцать лет! Есть ли еще более очевидное свидетельство всей тупиковости власти финансистов? А в США теперь голосят, что инженеры в космической отрасли становятся все старше, что янки-молодежь не идет в научно-техническую сферу. Изучая американскую прессу, что пишет о проблемах промышленности, я вижу до боли знакомее реалии разрушения советской индустрии в начале 90-х. Кажется, будто снова сидишь на заседании правительственной комиссии по оперативным вопросам под председательством вице-премьера Олега Сосковца году в 1995-м – и слышишь, по сути, то же самое.

Сергей Переслегин отмечает, что инновационное сопротивление и саботаж технического развития на ультралиберально-финасовом Западе очевидны. Особенно, если сравнивать реалии 90-х и «нулевых» годов с эпохой 1960-х. Тогда сложнейшие разработки совершались в несколько лет. Не имея сегодняшних компьютеров, виртуальной реальности и систем автоматического проектирования, инженеры-«шестидесятники», тем не менее, могли в рекордные сроки – за какие-то несколько лет – порождать совершенно фантастические прорывы. Это и новые космические корабли, и ракеты, и самолеты вроде «Тандерберда» или МиГ-25 со скоростью три с лишних Маха. А «Конкорд»? А подводные дома? Да мало ли что!

Сегодня же сроки разработки новой техники распухли втрое.

«Возможно, мы не ошибемся, назначив столкновение «титаника» цивилизации с постиндустриальным айсбергом на 1970-й год – тем более что где-то около этой даты началось падение производительности капитала, во-первых, и резко изменились темпы технического прогресса, во-вторых.

После полёта Юрия Гагарина в 1961-м президент США дал своему народу обещание побывать на Луне «до конца этого десятилетия». Между прочим, в тот момент у Америки не было приличного носителя даже для вывода корабля на низкую околоземную орбиту. Ничего, за семь лет справились.

Года три или четыре назад, в промежутке между Ираком и Афганистаном, Дж. Буш сказал, что на Луну надо бы вернуться. Вроде бы и опыт есть, и технологии за прошедшие сорок лет развивались, а в проектировании и моделировании вообще произошла революция. Но вот пока что разговоры идут о первых испытаниях нового носителя годику так к 2015-му, если успеют. А Луна проектируется на конец второго – начало третьего десятилетия.

Сугубо формально: несмотря на очевидный прогресс информационных технологий, время разработки сложных индустриальных технических систем по сравнению с 1960-ми годами увеличилось в 2–3 раза, а может быть, и более. Можно интерпретировать это через ухудшение общего качества человеческого материала. А можно сказать, что замедление технологического прогресса представляет собой результат взаимодействия с постиндустриальным барьером и имеет своей первопричиной изменения характера сопротивления информационной среды. То, что раньше получалось быстро, сейчас делается медленно или не делается вообще. Когда-то римляне тоже очень удивлялись тому, что урожайность полей вдруг начала падать и получить прежние урожаи не удается, несмотря ни на какие усилия.

История техники позволяет оценить момент возникновения этого «повышенного инновационного сопротивления». Строго говоря, оно начало медленно расти уже в 1960-е. Но именно 1970-е годы сломали прежний тренд быстрой (за 2–3 года) смены поколений технических систем…»

Так написал Переслегин в работе «Через постиндустриальный барьер».

И он прав! Нынешняя финансово-спекулятивная, капиталистическая реальность всей своей толщей противится подлинному прогрессу в развитии. В нынешнем мире на собственно изобретение и изготовление опытного образца тратится лишь 10 % средств, 90 % уходит на пробивание инновации в жизнь, на слом сопротивления, на рекламу, маркетинг и сервис. Это что, нормально? Это по-уродски! Ленин, в 1915 году предсказав торможение прогресса производительных сил на высшей точке развития капитализма, оказался прав на 300 %.

Капитализм превратился в тормоз здорового развития. Проиллюстрируем сие на простом примере. Скажем, миллиарды мужчин на планете бреются. Им что нужно? Хорошие безопасные бритвы, что в идеале должны служить без смены лезвий долгие годы. Такова общественная потребность. Но это же – потребность и экологическая. Ибо чем дольше служат вещи – тем меньше расходуется ресурсов, тем меньше загрязняется окружающая среда. Техническая возможность создать «вечные» лезвия уже есть.

Но капитализм никогда не пойдет на создание таких «долгих» лезвий. Ибо чем больше люди тратят денег на бритвы – тем больше прибыли компаний-производителей, всяких «шиков» и «жилеттов». Наоборот, капитализму необходимо, чтобы бритвенные принадлежности выходили из строя как можно чаще. И плевать ему на проблему бессмысленного пожирания ресурсов.

Другой пример: в интересах всего человечества – победить кариес зубов. Но несмотря на все успехи медицины и фармакологии, победы не случилось. А почему? Потому что дентология (зубоврачебное дело) – огромная капиталистическая отрасль, где кариес приносит главные прибыли. Так зачем же его побеждать?

Таковы лишь самые простые примеры. На самом же деле в нынешнем мире существует множество подавляемых технологий, которые в силах резко снизить расход ресурсов, удешевить наши затраты на содержание самих себя и семьи, одновременно снижая антропогенную нагрузку на биосферу планеты. Такие технологии «социалистичны» и народосберегающи, но они не развиваются – ибо лишают капитализм прибылей и закрывают целые отрасли бизнеса. Побьемся об заклад: капитализм не станет всерьез побеждать раковые заболевания и сахарный диабет, не станет производить вещей с долгим сроком службы, замедлит развитие нанотехнологий, не будет заниматься гибридными видами транспорта, совмещающими грузоподъемность и дешевизну корабля со скоростью самолета. Ибо все это – уничтожение прибыльных капиталистических предприятий.

Вот почему капитализм сегодня стал опасной веригой на ногах истинного развития человека.

Симпатия к Фантомасу

Наконец добавим еще одно обстоятельство, которое лично я почитаю одним из факторов застоя при нынешнем либерастическом капитализме: совершенно дикие, заоблачные зарплаты высших чиновников в корпорациях. Фантастически большие их жалованья, которые выплачиваются им независимо от того, прибыльна или убыточная та структура, которую они возглавляют. Это порождает и безответственность высших управленцев, и их презрение к ученым и инженерам (босяки!), и полностью уничтожает заинтересованность топ-менеджеров в технологическом прогрессе. А зачем что-то делать, если у нас зарплаты и так высоки?

Накануне кризиса, грянувшего в 2008-м, менеджер инвестиционного банка в США (торговля акциями, деньги «из воздуха») в среднем получал 8637 долларов в неделю. Президент большой американской компании за день получал столько, сколько его рабочий – за год. Но это еще не самые большие зарплаты топ-менеджеров. Роберт Нарделли («Хоум депо») и Генри Макнивелл («Пфицер») получили за 2007 год по 200 миллионов долларов. При том, что их компании понесли громадные убытки по итогам года! Бывший министр финансов при Клинтоне Роберт Рубин, став членом Совета директоров банка «Ситигруп», получил зарплату в 115 миллионов долларов в год, причем без учета всяких опционов и бонусов. И это при том, что «Ситигруп» оказался практически банкротом в 2008 году, когда его пришлось спасать за счет вливания государственных средств.