Куда она ушла - Гейл Форман

Какое-то время все было отлично. Фитци и Лиз оказались правы. Запись «Возмещение Ущерба» стала отдушиной. И принесла удовлетворение. Сотрудничество с Гасом стало весьма насыщенным. Благодаря ему мы были у всех на устах, он научил нас не бояться своей неограниченной власти, и мы быстро втянулись. Было здорово проводить время в Сиэтле, записывая альбом, живя в корпоративной квартире и ощущая себя на вершине мира. Все казалось круче некуда.

Вскоре после выхода пластинки начался гастрольный тур. Изнурительное пятимесячное путешествие через Северную Америку, Европу и Азию, которое вначале казалось самым захватывающим в мире приключением. На первых порах так и было. Но приключение оказалось также изматывающим. И вскоре меня не покидало чувство усталости. И одиночества. У меня вдруг появилось слишком много свободного времени, чтобы скучать по ней. Я стал прятаться в гостиничных номерах, отсиживаться на задних сидениях наших автобусов. Я оттолкнул от себя всех. Даже Лиз. Особенно Лиз. Она не дура. Она понимала, что происходило со мной — и почему. Но в то же время она не была какой-нибудь хрустальной вазой. Она не принимала отказа. И я зарывался до тех пор, пока, думаю, ей не надоело пытаться откапать меня.

Тур продолжался, и альбом достиг невиданных высот. Сначала платиновый. Затем дважды платиновый. Билеты на концерты расходились как горячие пирожки, и учредители, дабы удовлетворить спрос, назначали дополнительные даты гастролей. Все было поставлено на коммерцию: футболки, кепки, постеры, наклейки с изображение группы, даже специально выпущенный телескоп Shooting Star. Пресса не давала проходу. Каждодневные интервью, что поначалу тешило самолюбие. Мы были не безразличны людям, они жаждали прочесть то, что мы хотим им сказать.

Но странные вещи стали происходить во время интервью. Репортер усадит группу вместе, обратится ко всем нам с какими-нибудь формальными вопросами, а затем разворачивает микрофон и камеру на меня. Я всячески пытался переводить внимание на других членов группы, предоставляя им возможность ответить. Тогда репортеры стали запрашивать индивидуальные беседы со мной, я неизменно отклонял их просьбы, пока однажды это не стало единственным способом для нас дать интервью.

После четырех месяцев гастролей мы были в Риме. «Rolling Stone»[17] приставили к нам своего репортера на несколько дней. Однажды вечером после выступления мы сидели в закрытом баре отеля, расслаблялись в спокойной обстановке, потягивая граппу. Но вдруг репортер начал грузить меня заковыристыми вопросами. То есть в помещении было более десяти человек — я, Лиз, Фитци, Майк, Олдос, парни из техперсонала, несколько фанаток — но он вел себя так, будто там не было никого, кроме меня. «Адам, воспринимаешь ли ты «Возмещение Ущерба» как альбом, повествующий отдельную историю? И если да, мог бы ты рассказать об этом подробнее?» «Адам, считаешь ли ты, что эта пластинка символизирует твой рост как поэта-песенника?» «Адам, ты как-то упоминал в ранних интервью, что не хочешь скатиться на тот темный путь рок-звезд, но как тебе удается не задохнуться от своих собственных приступов гнева?»

Майк просто вышел из себя.

- Ты похитил группу! — закричал он на меня, будто мы были одни в комнате, будто перед нами не сидел репортер. — Знаешь, это ведь не только Шоу Адама Уайлда. Мы — группа. Союз. Нас четверо. Или ты забыл об этом на своем темном пути рок-звезды?

Он развернулся к репортеру.

- Хотите узнать о знаменитом Адаме Уайлде? У меня есть несколько отборных подробностей. Вроде того, как эта наша рок-звезда выделывает свои гребанные шаманские заморочки перед каждым выступлением, и он настолько высокомерен и заносчив, что если вы свистните за кулисами перед концертом, он закатит истерику, потому что, видите ли, свист — к несчастью и неудачам…

- Майк, перестань, — Лиз резко прервала его. — У всех артистов есть особые суеверия.

Репортер тем временем живенько конспектировал, проглатывая все это дерьмо, пока Олдос дипломатично не заявил, что все устали, и выпроводил всех, кроме членов группы, из бара. Он попытался примирить нас с Майком. Но тот словно с цепи сорвался и стал засыпать меня оскорблениями по второму кругу, говоря, каким тщеславным ублюдком я стал. Я взглянул на Лиз, в надежде, что она снова встанет на мою защиту, но она упорно смотрела на свой бокал. Я повернулся к Фитци, но он лишь покачал головой и добавил:

- Никогда не думал, что именно я это скажу, но… вы двое, повзрослейте уже.

И ушел. Я умоляюще посмотрел на Лиз. Она одарила меня сочувствующим, но уставшим взглядом.

- Майк, ты вышел за рамки, — произнесла она категорично. Но затем повернулась ко мне и покачала головой. — Но, Адам, брось. Ты должен попытаться взглянуть на эту ситуацию с его стороны. С наших сторон. Довольно трудно оставаться великодушными, тем более, когда ты отдаляешься от нас. Я понимаю, почему ты это делаешь, но от этого не легче.

Они — все они — были против меня. Я взмахнул руками в знак капитуляции и вышел из бара, готовый разреветься. В вестибюле модель-итальянка по имени Рафаэлла, что развлекалась вместе с нами, дожидалась такси. Она улыбнулась, увидев меня, а когда подъехала машина, кивком головы пригласила меня внутрь. И я поехал. На следующий день я заселился в другую гостиницу.

Вся эта история почти сразу же появилась на RollingStone.com, а через несколько дней — на таблоидах. Наша студия была в бешенстве, как, впрочем, и учредители тура. Все они предупреждали нас о различных видах адских расплат, если мы не соблюдем все концертные обязательства. Олдос прислал профессионального примирителя, поговорить со мной и Майком. Но от нее не было никакого толка. Ее гениальной идеей, наследием, доживших до этих дней, стало то, что Фитци назвал «Разводом». Другими словами я продолжаю жить в одном отеле до конца тура, а группа — в другом. И наши пресс-агенты решили, что безопасней будет разделять нас с Майком на время интервью, поэтому теперь репортеры чаще беседуют со мной тет-а-тет. Да, эти изменения очень помогли!

Когда мы вернулись из гастролей, я почти ушел из группы. Я съехал из дома, что мы снимали с Фитци в Портленде, на свою квартиру. Я избегал ребят. Я был зол и пристыжен. Не знаю как, но я определенно все разрушил. Я уже хотел бросить группу тогда, но однажды вечером Лиз заехала ко мне на новую квартиру и попросила меня устроить себе перерыв на несколько месяцев и посмотреть, как я буду себя чувствовать после этого.

- Любой бы психанул после пары лет, что были у нас, особенно после пары лет, что были у тебя, — это все, что было позволено сказать, упоминая Мию. — Я не прошу тебя что-то предпринять. Я лишь прошу тебя ничего не предпринимать и посмотреть, как ты будешь себя чувствовать через пару месяцев.