Врата - Фредерик Пол

   Но может хватить на четверых.

   Или на троих. Или на двоих. Или на одного.

   В  этот  момент  становится  ясно,  что по крайней мере один человек не вернется  из  рейса,  и тогда большинство экипажей начинают бросать карты. Проигравший  вежливо  перерезает  себе горло. Если проигравший оказывается недостаточно вежлив, остальные четверо дают ему урок этикета.

   Много  пятиместных  кораблей  возвращались  с  тремя  членами  экипажа. Некоторые - с одним.

   И вот время проходило - не легко и, несомненно, не быстро.

   Вначале  болеутоляющим служил секс, и мы с Кларой много часов проводили в  объятиях  друг друга, дремля и время от времени просыпаясь, чтобы снова заняться  сексом.  Я  думаю,  парни  в  основном занимались тем же; вскоре шлюпка  стала  пахнуть,  как  раздевалка  в мужской школе. Потом мы начали искать  уединения,  все  пятеро. Конечно, для пятерых на корабле уединение невозможно,  но  мы  делали,  что  могли: по общему согласию каждый из нас время  от  времени  на  час-два оставался один в шлюпке. Пока я был здесь, Клару  терпели  в  капсуле.  Пока  один  из  них был здесь, остальные двое составляли  нам компанию. Понятия не имею, что делали остальные, оставаясь в  одиночестве: я просто тупо смотрел в пространство. Буквально: я смотрел в иллюминатор шлюпки на абсолютную черноту. Ничего не видно, но это лучше, чем видеть то, что мне смертельно надоело в корабле.

   Некоторое  время  спустя  у  нас начали вырабатываться свои привычки. Я слушал   музыку,   Дред   смотрел   порнодиски,  Хэм  разворачивал  гибкое электрическое   музыкальное   устройство  и  играл  электронную  музыку  в наушниках  (но  даже  и так, если прислушаться, кое-что было слышно, и мне смертельно,  смертельно  надоели  Бах,  Палестрина  и  Моцарт). Сэм Кахане искусно организовал занятия, и мы проводили много времени, посмеиваясь над ним и обсуждая природу нейтронных звезд, черных дыр и Сейферовых галактик, если не повторяли испытательные процедуры во время посадки на новых мирах. Хорошо  в  этом  то,  что  хоть  на полчаса мы переставали ненавидеть друг друга. Остальную часть времени - что ж, да, мы ненавидели друг друга. Я не мог  выносить  постоянное  тасование  Хэмом  карт. Дред проявлял необычную враждебность  к  моим  редким  сигаретам. Подмышки Сэма были ужасны даже в гнойной атмосфере корабля, по сравнению с которой воздух Врат показался бы розовым  садом.  А Клара - да, у Клары была отвратительная привычка. Клара любила  спаржу.  Она  принесла  с  собой четыре килограмма обезвоженной пищи,  просто  для  разнообразия  и  чтобы  иметь чем заняться. Иногда она делила  ее  со мной, иногда с остальными. Но она настаивала, что спаржу она  будет  есть  одна. Как романтично узнавать, что твоя возлюбленная ела спаржу, по изменению запаха в туалете!

   И тем не менее - она была моей возлюбленной, да, была.

   Мы  не  только  сексом  занимались  эти  бесконечные часы в шлюпке - мы разговаривали.  Я  никогда  не  знал  так  хорошо,  что  внутри  у другого человека, как у Клары. Я любил ее. Ничего не мог с этим сделать.

   Никогда.

   На  двадцать  третий  день я играл на электрическом пианино Хэма, когда неожиданно  почувствовал  тошноту.  Изменения  тяготения,  которые я почти перестал замечать, вдруг усилились.

   Я  поднял  голову  и  встретил  взгляд  Клары.  Она  робко,  со слезами улыбалась.  Указала  на  изгибы  спирали, золотые искры бежали по ней, как пескари в ручье.

   Мы  обняли  друг  друга  и  держали,  смеясь, а пространство вокруг нас перевернулось,  и  потолок стал полом. Мы достигли поворотного пункта. И у нас еще оставался запас времени.

Глава 15

   Кабинет Зигфрида под Пузырем. Здесь не может быть холодно или жарко. Но иногда  мне  так  кажется.  Я  говорю  ему:  "Боже,  как здесь жарко. Твои кондиционер не действует".

   -  Здесь  нет  никакого кондиционера, Робби, - терпеливо отвечает он. - Возвращаясь к вашей матери...

   - К черту мою мать! - говорю я. - И твою тоже.

   Наступает  пауза.  Я  знаю,  что его цепи сейчас напряженно работают, и понимаю,  что  пожалею  о  своей  запальчивой  ремарке.  Поэтому  я быстро добавляю:  "Я хочу сказать, мне здесь действительно неудобно, Зигфрид. Тут жарко".

   - Вам здесь не жарко, - поправляет он меня.

   - Что?

   -  Мои  сенсоры  отмечают,  что  ваша температура повышается на градус, когда  мы  говорим  на  определенные  темы: ваша мать, женщина Джель-Клара Мойнлин, ваш первый полет, ваш третий полет, Дэйн Мечников и разъединение.

   - Замечательно!  -  кричу  я,  внезапно рассердившись. - Ты шпионишь за мной!

   -  Вы  знаете,  я  слежу  за  вашими  внешними  проявлениями,  Робби, - укоризненно  говорит  он  мне.  -  В этом нет никакого вреда. Это не более обидно,  чем  когда  друг  замечает,  как  вы  краснеете,  запинаетесь или начинаете барабанить пальцами.

   - Это ты так говоришь.

   - Да, я так говорю, Роб. Я говорю так, потому что хочу, чтобы вы знали: эти   темы  слишком  эмоционально  перегружены  для  вас.  Хотите  немного поговорить о них, чтобы облегчить груз?

   -  Нет!  Я  хочу поговорить о тебе, Зигфрид! Какие еще тайны ты от меня скрываешь?  Считаешь  мои  эрекции?  Подсовываешь  мне в постель "жучков"? Подслушиваешь мой телефон?

   - Нет, Боб. Ничего подобного я не делаю.

   - Надеюсь,  это  правда,  Зигфрид.  У меня есть способ узнать, когда ты врешь.

   Пауза. "Мне кажется, я не понимаю, о чем вы говорите, Роб".

   -  И  не  надо,  -  насмехаюсь я. - Ты всего лишь машина. - Достаточно, чтобы  я  понял.  Мне  очень  важно  сохранить  это в тайне от Зигфрида. В кармане  у меня бумажка, мне ее ночью дала С. Я. Лаврова - ночь была полна травки,  вина  и  большого  секса.  Однажды я достану листок из кармана, и тогда  мы  посмотрим,  кто из нас босс. Я наслаждаюсь этим соревнованием с Зигфридом. Он сердит меня. А когда я сердит, я забываю о своей боли. А мне больно, и я не знаю, как это прекратить.

Глава 16

   Через сорок шесть дней сверхсветового полета капсула снова вынырнула на скорости,  которая  вообще  не казалась скоростью; мы находились на орбите вокруг чего-то, и все двигатели молчали.

   Мы  воняли  до  неба  и  невероятно  устали  от общества друг друга, но столпились  у  экрана,  взявшись  за руки, как верные любовники, в нулевом тяготении, глядя на солнце перед нами. Звезда больше и ярче Солнца, и мы к ней  ближе  астрономической  единицы.  Но  наша орбита пролегала не вокруг звезды.  Центром  ее  была  гигантская газообразная планета с единственным спутником,  размером  в  половину Луны. Ни Клара, ни парни не кричали и не вопили  от  радости,  поэтому я ждал, как мог долго, потом спросил: "В чем дело?"  Клара  с  отсутствующим видом сказала: "Сомневаюсь, чтобы мы могли высадиться на этом". Она не казалась разочарованной. Ей как будто было все равно.  Сэм  Кахане выпустил в бороду долгий негромкий вздох и сказал: "Ну что  ж.  Прежде  всего  снимем  спектр.  Мы с Бобом сделаем это. Остальные начинают прочесывать в поисках признаков хичи".

   - Отличный шанс, - сказал кто-то, но так негромко, что я не понял, кто. Могла  быть  даже  Клара.  Я  хотел  спросить,  почему они не радуются, но чувствовал,  что  если спрошу, кто-нибудь мне ответит, и мне не понравится ответ.  Поэтому  я  вслед  за Сэмом протиснулся в шлюпку, и мы мешали друг другу,   пока  надевали  костюмы,  проверяли  системы  жизнеобеспечения  и коммутаторы  и закрывались. Сэм знаком послал меня к шлюзу. Я услышал, как насосы  всасывают  воздух, и затем шлюз открылся, и легкий толчок выбросил меня в пространство.

   В  первое мгновение я ощутил невероятный ужас, оказавшись один в центре пространства,  где  никогда  не  бывал  человек; я так испугался, что даже забыл  застегнуть  привязной  трос.  Но  можно  было  этого  и  не делать: магнитные  замки  сами защелкнулись, кабель развернулся на всю длину, меня резко дернуло, и я начал медленно возвращаться к кораблю.

   Прежде  чем  я добрался до него, Сэм тоже оказался снаружи, он летел ко мне, медленно поворачиваясь.

   Сэм  показал  куда-то  между  огромным, в форме блюдца, диском газового гиганта   и   болезненно  ярким  оранжевым  солнцем,  и  я  прикрыл  глаза перчатками,  чтобы увидеть, на что он показывает: М-31 Андромеды. Конечно, с  нашей  точки  никакого  созвездия  Андромеды  не  было.  Не было ничего похожего  на  Андромеду,  да и на любое другое созвездие тоже. Но М-31 так велика  и  ярка,  что  ее можно разглядеть даже с поверхности Земли, когда смог немного рассеивается. Это самая яркая из внешних галактик, и ее можно увидеть  почти  с  любого  места,  куда  отправляются  корабли  хичи.  При небольшом  увеличении  можно  разглядеть  и  ее  спиральную  форму,  а для проверки  -  сориентироваться  по  другим,  меньшим  галактикам  в  том же направлении.