Недостающее звено - Мейтленд Иди

Можно не сомневаться, что у гоминидов, когда они перебрались в саванну, уже существовала четкая дифференциация ролей самца и самки. Поскольку в умственном отношении гоминиды стояли выше павианов, забота о детенышах должна была объединять их семьи еще теснее. Их детеныши не только медленнее взрослели, но и становились все беспомощнее в момент рождения. Ведь дилемма маленького таза и крупного мозга может, в частности, разрешаться и так: детеныш появляется на свет на той стадии своего развития, когда его головка еще не стала слишком большой. В результате мать должна заботиться о нем гораздо дольше.

Когда действуют подобные факторы, а растущее использование орудий требует увеличения мозга и способствует его увеличению, логично предположить дальнейшее углубление различий в ролях самца и самки, особенно если самкам приходится все больше времени пестовать детенышей, в связи с чем растет их зависимость от самцов, в обществе которых они начинают оставаться все дольше. Длительное общение способствует развитию взаимопомощи. Так возникают новые поведенческие моменты — в частности, постепенно развивается готовность делиться пищей.

Павианы и шимпанзе порой делятся пищей. Возможно, и у гоминидов, когда они покидали лес, уже намечалась такая черта. В саванне, где самцы начинали ходить все лучше, что заметно расширяло их возможности, им, конечно, было легче наткнуться на мелкое животное, которое могло послужить добычей, а затем научиться специально охотиться на такую добычу. Соответственно должно было расти и побуждение делиться пищей. Съесть теленка антилопы целиком в один присест гоминиду было явно не под силу. Так почему бы не поделиться добычей тут же на месте с другими охотниками, а остатки не отнести медленно передвигающейся, обремененной детенышем самке, с которой постоянно общаешься? Поскольку охота включает преследование добычи — порой на значительные расстояния, — каких-то членов группы неизбежно приходится оставлять позади, и скорее всего, самок и детенышей. "Позади" в лучшем случае означает место, где эти менее подвижные члены группы находятся в относительной безопасности, а в худшем — всего лишь место, которое охотники без труда отыщут снова: короче говоря, своего рода базовый лагерь, зачатки будущего "дома".

Охотники не всегда бывают удачливы. Сплошь да рядом они возвращаются с пустыми руками. В результате почти во всех охотничье-собирательских сообществах они обеспечивают лишь часть той пищи, которая требуется группе. Поэтому женская половина группы должна заботиться о том, чтобы всегда имелись в достатке фрукты, семена, орехи и другая растительная пища. К тому же орехи и зерна не только восполняют неудачи охотников, не способных обеспечивать группу едой постоянно, но в отличие от быстро портящегося мяса сохраняются очень долго, так что в случае необходимости их можно раздавать небольшими порциями.

Поведение, удивительно сходное с человеческим: мать-шимпанзе в Гомбе-Стрим нянчит недельного детеныша

Вот так, возможно, развивалось обыкновение делиться пищей — параллельно с развитием соответствующих ролей самца и самки в ее добыче. И эти роли сохранялись на протяжении миллионов лет. Собственно говоря, в обществах, основанных на охотничье-собирательском укладе хозяйства, они существуют и в наши дни.

Как далеко такое разделение труда продвинулось в дни австралопитеков, остается спорным. Безусловно, развиваться оно должно было неравномерно. Чтобы собирать про запас орехи, семена и прочую съедобную мелочь, самке нужно было во что-то их класть, в чем-то их носить. Это подразумевает использование корзин, или выдолбленных тыкв, или мешочков, изготовленных из больших листьев и кусков звериных шкур. Никаких доказательств того, что австралопитеки пользовались чем-либо подобным, у нас нет, но отсутствие доказательств еще не означает, что они такими приспособлениями не пользовались, — ведь все эти материалы недолговечны. А корзины должны были когда-нибудь появиться. Те сведения, которые удалось собрать о человеке прямоходящем и его культуре, ясно показывают, что он должен был изготовлять какие-то вместилища для хранения и переноски предметов.

Делали ли это австралопитеки? Пока можно сказать только, что в какой-то период, более миллиона лет назад, самки гоминидов собирали и хранили больше пищи, чем были способны съесть тут же. Начал ли это человек умелый два миллиона лет назад? Или более древние изящные типы три миллиона лет назад? Большинство специалистов считают, что мозг австралопитеков был слишком мал, чтобы осмыслить использование и изготовление вместилищ. И все же наличие довольно сложных приемов изготовления орудий, которое недавно выявила Мэри Лики, должно бы предостеречь антропологов от категорических заявлений касательно того, что могли и чего не могли делать древние гоминиды. Положение тут такое же, как с шимпанзе Джейн Гудолл, — чем больше мы узнаем об австралопитековых, тем поразительнее представляются нам их способности.

Каков же итог всех этих логических построений?

Они рисуют образ общественного гоминида, у которого наличествует и групповая структура, и, возможно, зародыш семьи. Его сообщество организовано очень сложно и на первых стадиях, вероятно, представляло собой иерархию доминирования. Этот гоминид перебрался из леса в саванну, где его пищевой рацион заметно расширился, в частности включив и семена. Короче говоря, он ест все, что попадается ему под руку. Он явился в саванну как человекообразная обезьяна, обладающая начатками двуногости, использования орудий и питания мясом. В условиях саванны развитие этих свойств дает заметные преимущества, и он широко использует их все. К эпохе австралопитеков он уже прекрасно ходит на двух ногах, а возможно, был прямоходящим и раньше. Начинается четкое разделение ролей самца и самки: защитника-охотника и собирательницы, так сказать, "хранительницы домашнего очага". Эти роли — и тут мы вновь оказываемся в замкнутом круге положительной обратной связи — не только обеспечивают защиту и дележ пищи, необходимые для существования матерей и их детенышей, мозг которых увеличивается, а период младенчества удлиняется, но и становятся возможными благодаря увеличению мозга, которому содействует новый образ жизни, опирающийся на дележ пищи, двуногость и применение орудий.

В этом аспекте простая способность хорошо ходить уже приобретает важное значение. Уошберн указывает, что многие приматы всю жизнь остаются в радиусе нескольких километров от места своего рождения, а потому их взгляд на мир неизбежно очень узок. Даже павиан, каким бы дальнозорким он ни был и какие бы павианьи видения не посещали его, когда он завороженно взирает с вершины дерева на таинственные просторы неведомого ему мира, нисколько этими видениями не вдохновляется. Обычно он держится на участке в 25–40 квадратных километров. К. Холл без труда перегонял стадо павианов с места на место в пределах небольшого участка, который оно считало своим, однако все попытки выгнать их за границу этого участка неизменно терпели неудачу: павианы сразу же поворачивали обратно, туда, где им были знакомы каждое дерево, каждая скала и где они чувствовали себя в безопасности. Но, выбрав безопасность, они утратили возможность узнать что-то новое.

У гоминидов же все было иначе: по мере того, как они получали все большую физическую способность осваивать все более обширные участки, возрастала и их возможность видеть что-то новое и приобретать новый опыт. А естественный отбор благоприятствовал дальнейшему увеличению мозга, который мог воспринимать и хранить все больше информации об этом расширяющемся мире. Чем значительнее были расстояния, которые покрывали гоминиды, тем сильнее становился стимул носить с собой необходимые предметы, что в свою очередь служило стимулом к развитию прямохождения и тем самым к расширению осваиваемой территории.

В настоящее время нет никакого средства определить размеры участка группы австралопитеков, но размеры эти, во всяком случае, были разными в разных местностях и менялись в зависимости от того, какой выдавался год — хороший или плохой. И все же можно почти с полной уверенностью утверждать, что такой участок охватывал десятки, если не сотни, квадратных километров. Обширность территории обеспечивала ряд преимуществ обитающей на ней подвижной группе, которая была способна в случае необходимости перекочевать из одного ее конца в другой, например, чтобы избежать местной засухи или наводнения, а также в полной мере использовать сезонное обилие той или иной пищи, и, что самое главное, была способна запомнить, где, когда и как она может использовать свои обширные владения наилучшим способом. Простое расширение выбора, открывающегося перед гоминидами, которые наделены большим мозгом и способны проходить значительные расстояния, уже увеличивает их шансы на выживание.