Тринадцатая стихия - Анджей Ваевский

– Хуже, чем в кошачьей, но всё же намного лучше, чем люди.

– Вот тебе еще одна положительная сторона твоего превращения. – Даже после снятия связующего заклятья Гинтра тосковал о том, что больше не человек. За что и был неоднократно отруган Ашем, а пару раз и бит. Побои сопровождались пространными объяснениями, чем звери лучше человеков, и почему Гинтра должен убить в себе человека и стать полноценным котом, даже пребывая в «двуногой» ипостаси. То ли оборотень понял, что так оно и лучше, то ли решил по пустякам не нарываться на гнев эльфа – по большей части спокойного, но крайне остро реагирующего на подобные сетования и сравнения.

– Мы им поможем?

– Интересно, как? Сами в ловушку угодим.

– Риз сам и виноват – должен был проследить, чтобы этот артефакт не попал в мир.

– А то вы Риза не заставили заниматься вовсе другими вещами.

– Мы беспокоились об ифирине.

– Сначала бы его спросили, прежде чем «беспокоиться» подобным образом.

– А разве его спросишь, пока его этот друид удерживает?

– Сами когда-то захотели вмешательства эльфа. Теперь расплачивайтесь.

– Но кто же знал, что он настолько крепкий?

– А сложно догадаться, что слабый попросту не выдержал бы слияния с ифирином?

– Так почему ты нас не остановил?

– А разве вы меня слушали?

– И понеслась по новой.

Глава третья.

– Привал. Ночка нам предстоит особо жаркая. Думаю, тебе лучше перекинуться.

– Что именно опасного нас ожидает там, куда мы идем? – оборотень начал раздеваться.

Аш наблюдал краем глаза и любовался гибкостью и красотой его тела. Безобразные шрамы больше не уродовали кожу, а те, что остались, были тонкими и незаметными. Кошачья ленивая плавность в перетекающих движениях: Гинтра не раздевался, он выскальзывал из одежды; он с каждым днем всё меньше и меньше был человеком – возможно, даже сам этого не замечая. Не стиснутый в силках проклятья, оборотень учился чувствовать свободу, а коты – самые свободолюбивые животные, поэтому всё отчетливей проявлялась сущность мягколапого хищника. И сумеречнику нравилось следить за этим перевоплощением. Видеть, как оборотень оживает, как принимает новые законы бытия для себя, определяет новые пути. Наука эльфа, пускай частично вбитая кулаком, всё же пошла на пользу.

– Опасного? Ну, как тебе сказать. Сейчас мы отдохнем и пойдем в подземелья темных, к шимам на рога. Темные и представляют основную опасность, не считая других подземных тварей. Но нам нужно очень постараться и не обнаружить себя хотя бы до того момента, пока я не заберу то, за чем пришел. Легко сказать – заберу… Да шим их знает, что они там устроили и как охраняют свою побрякушку. На обратном пути тоже лучше на глаза им не попадаться, это если удастся начать этот самый путь. Но если всё-таки нас увидят – бежим, просто бежим. Не догонят. Потому тебе и лучше перекинуться: в человеческом обличье ты за мной не успеешь. Не поле боя, можно сбежать. Никакого бесчестья тут нет. А вдвоем драться с целым кланом – заведомое самоубийство, – друид это понимал отлично и не питал радужных иллюзий: в данном предприятии он скорее вор, чем воин. Не слишком завидная участь, но не время думать о воинских доблестях, есть вопросы поважнее.

– И никакого геройства. Тайно пробрались, взяли артефакт и тихо и незаметно ушли. В крайнем случае – быстро побежали. Очень быстро.

Сказать проще, чем сделать. Но заранее настраивать себя на провал Аш не собирался. Уверенности в себе ему было не занимать, да и напарник был не робкого десятка, коль повадился зачищать еженощно Проклятый лес. Не идиот и не слабак, раз до сих пор был жив, а не стал ужином для тварей.

– Всего два вопроса. У шимов есть рога? И почему ты их так часто поминаешь… недобрым словом? – спросил Гинтра, полностью освободившись от одежды и упаковав ее в сумку друида.

– Хм, насколько я знаю, рогов у них вроде бы нет. А поминаю… заслуженно я их поминаю. Обычно принято ругаться темными силами, вот они мне их и замещают. С успехом, – спокойно ответил эльф, но в подробности замещения шимами темных сил вдаваться не стал. Оборотень хмыкнул, поняв, что Ашу либо не хочется об этом говорить, либо разговор длинный, а времени сейчас в обрез. И сменил ипостась. Он был очень «удачным» оборотнем: кошачий запах едва ощутим, волком он был бы гораздо заметней. Эльф, не думая, положил руку на голову Гинтры и почесал за ушами:

– Хорошая киса, красавец. Ну, пошли, встряхнем это осиное гнездо. Давненько я с темными «собратьями» не танцевал.

Шанс проскользнуть незамеченными, конечно, имелся. Но не стоило сбрасывать со счетов то, что владения темных должны очень тщательно охраняться. Тем более, в столь тревожные времена: перемирие было лишь видимостью, скрытую борьбу никто не отменял. Аш и не рассчитывал, что всё пройдет гладко. И хоть говорил Гинтре про отступление, но считал, что если удастся добраться до артефакта и уничтожить его – это уже будет большая удача.

«На лепрекона я не похож, поэтому на удачу особо надеяться не стоит», – сумеречник тихонько вынул из ножен мечи и смазал серой горной пылью, скрывая блеск стали – в темноте он мог бы выдать их.

– Пойдем? – беззвучно шепнул он на ухо спутнику одними губами – только оборотень мог услышать его.

Гинтра проплыл мимо черной ленивой молнией. Принюхался – и, понятное дело, запахи ему не понравились. Собственно, как и эльфу. Всем своим нутром Аш ненавидел темных, разумом понимая, что это всего лишь расовая вражда, но поделать с этим совершенно ничего не мог. Если к светлым он относился еще терпимо, то к дроу никаких теплых чувств не испытывал, ибо не мог понять – как можно было предать небо и лес. Это было выше понимания. Это рождало ненависть.

Различий между светлыми и сумеречными эльфами было немного; скорее, две ветви одной расы враждовали из-за принципов. И внешне, и по образу жизни одни выглядели практически одинаково. Жили в лесах: светлые – лесными городами, большими поселениями; сумеречные – малыми общинами, а то и вовсе – отшельниками. И те, и другие почитали мать-природу, землю, лес, уважали зверей и птиц. Вот только сумеречники так и остались верны свету луны и звезд, истинные дети леса, не признающие никаких богов, кроме священных деревьев и зверей. А светлые приняли власть Светлейшей, милостивой богини солнца, и чтили ее больше, чем мать-природу. Что и служило вечной причиной для вражды с сумеречниками, которые не понимали и не принимали такого поклонения, считали светлых отступниками и еретиками и презрительно называли светлоухими, хотя разницы в цвете ушей уж точно не было. И всё же между ними было больше общего, нежели различий.