Легкая поступь железного века... - Марина Кравцова

— Позвольте представить, — сказал Павел, — послушник Елисей, вчерашний солдат, завтрашний монах. Наталья Алексеевна, никаких обид и страхований не было? Мы же проездом из монастыря в Прокудино, благо по пути, на миг заехали вас проведать, ну а сами… Побудьте здесь еще немного, а мы…

— Ну уж нет! — возмутилась девушка.

— Наталья Алексеевна… — начал было Павел Дмитриевич, но Вельяминова и слова не дала сказать.

— Ни минуты здесь не останусь! В конце концов, до судьбы Надин мне больше есть дела, чем вам. Я с вами…

— Но вы больны!

— Жара уже нет.

— А нога?

— Верхом. Я вижу в окно трех хороших лошадей!

— Но третья для барышни Прокудиной… — возразил Елисей.

— Чудесно! Мы на месте решим, как и что, а пока я поеду на этой лошади… Мне надо быть там, понимаете ли! — это было обращено уже к Павлу Дмитриевичу.

— Но мы сами не знаем, что нам предстоит! — Павел говорил спокойно, но уже начал слегка раздражаться. — Дело может обернуться самым неожиданным образом.

— Вот поэтому я и еду с вами. В конце концов… — Наталья выдержала короткую паузу, — у меня полномочия от вице-канцлера!

Павел и Елисей, вчерашний солдат, переглянулись. Павел Дмитриевич отошел от двери, освобождая Наталье проход, и слегка поклонился:

— Прошу вас, сударыня.

А Наталья, при всем беспокойстве за судьбу подруги, думала сейчас о непонятных бумагах, которыми Надежда пыталась шантажировать Фалькенберга…

…Прокудино спало мирным сном под ярким светом луны. Вот открылся вид на господский дом. Перед запертыми воротами Елисей спрыгнул с лошади, ловко перемахнул через забор и отворил ворота перед Павлом и Натальей. Шагом въехали во двор.

— А теперь не обессудьте, вы останетесь здесь… Кстати, эта сторона тоже должна быть под присмотром, — шепнул Павел Наталье и протянул ей пистолет. — Ваш. Я зарядил его. Если что — стреляйте, прибежим на помощь. А нас ждут у черного хода. Очень скоро вы увидите вашу подругу…

— Вы уверены? — Наталья вдруг указала на крышу прокудинского дома.

С удивлением наблюдали все трое, как из чердачного окна спустилась веревка до земли, как вдруг показался из того же окна человек и уцепился за веревку. Яркая луна замечательно освещала эту картинку.

— А это, — пояснила Наталья, — вон там, куда метит сей господин — окна Надиной светелки…

Теперь промахнуться было нельзя, и она знала, что не промахнется. Выстрелила, почти не глядя. Веревка лопнула, раздался крик, глухой стук упавшего тела. Наталья была уже рядом. Человек, лежащий на земле, кричал «убью!» и громко стонал. Засветился огонек в Надиной комнате, и тонкая фигурка показалась в окне.

Наталья уже наводила пистолет на стонущего человека:

— Я узнала тебя, Карп! Что это значит?! Не двигайся… иначе это я убью — тебя!

— Наталья Алексеевна… Ох! И так уж убили… Барин велел…

— Какой еще барин, немец что ли?

— Так он… о-о-ох! — теперь барышнин муж…

— Ка-а-ак?!

— Ох, да. Помилосердствуйте… о-о-й! Барышня запершись сидят, без еды, никого не пускают, а дверь не сломаешь, пытались уж… В сей светелке прадед барышнин, зело ревнючий, супругу свою взаперти держал!

— Понятно теперь, в кого характером Наденькин отец, — усмехнулась Наталья.

— Не убивайте! Я ж неволей. Немец спятил совсем, силой заставил меня на чердак лезть, а потом — по веревке… Безумный он вовсе!

— Много болтаешь для своего положения, — поморщилась Наталья. — Помолчи!

У нее было доброе сердце, и хоть Карп вызывал в ней гадливое чувство, девушке было жаль, что она стала причиной его болезненных страданий. Однако позаботиться о нем она решила после. Оглянулась. Елисей тащил откуда-то лестницу. Наталья все поняла и крикнула вверх Наде, прилипшей к окну, чтобы она не пугалась и позволила им подняться.

— Я первая, — сказала Наталья…

Меж тем в коридоре, ведущем от двери черного хода к барской половине, шел бой не на жизнь, а на смерть — между Павлом Дмитриевичем и Иоганном Фалькенбергом. Павел, много лет не державший в руках оружия, быстро понял, что не такое-то уж простое это дело — биться с сумасшедшим. А о том, что Иоганн сошел с ума, рассказала ему сегодня Надина горничная, Дашенька, с которой он встретился, явившись в Прокудино на разведку под видом монаха, пришедшего просить милостыню на монастырь отца Ионы.

Кое-что узнал еще по дороге, новости такие — не утаишь. От ворот прокудинских Павла прогнали, но Дашенька сама вышла к нему, вложила в руку рубль, и горячим шепотом стала расспрашивать о монастырском житье-бытье, об отце-игумене Ионе. И так как Павел отвечал ей и складно, и любезно, совсем растаяла, принялась слезно просить «горячо о барышне помолиться», так как в беде барышня.

— Немец в доме засел, не выгонишь, с барышней приехал, да с письмом от нашего барина. А тут поп был не наш… И теперь говорит энтот немец бесстыжий, что с Надеждой Кирилловной их поп тот чужой обвенчал, и теперь он в доме хозяин… а барина нет, а барышня заперлась в светлице, — даже меня не пускает! — а немец в дверь дубасит, и не по-нашему орет громогласно. Да он помешанный! Вот вам крест! — горничная истово перекрестилась. — Ох, батюшки вы наши, да что ж делается-то на свете християнском?! Мы уж хотели силу какую, чтоб безумного немца вон… А Карп-то наш управляющий — не дает… Ведь он же с басурманами заодно!! Ох, и что ж теперь с Надеждой-то Кирилловной будет?!

— А вот что будет, — отвечал тогда Павел Дмитриевич. — Сегодня в полночь приеду я с кем-либо из братии монастырской, увезем вашу барышню из гнезда осиного… Дверь с черного хода отвори. И жди!

Плана у него пока не было — главное, проникнуть в дом. До полуночи оставалось время. Павел кинулся в монастырь. Поговорил с игуменом, вышел от него уже с немалой суммой, из вклада, ею же, Наденькой Прокудиной, накануне в монастырь пожертвованного, и сопровождал его Елисей — вчерашний солдат. Павел решил, что с Фалькенбергом и один справится, но такая подмога не помешает, мало ли что… На деньги достали они хороших лошадей, Павел переоделся в светское платье. Проезжая через Савельев лесок, заехали на мгновенье проведать Наталью…

— Разбойники! — закричал Фалькенберг, когда его перепуганный и одновременно негодующий лакей замелькал за спиной у Павла. — Разбойники напали на нас, всех поднимай!

«Для сумасшедшего он ведет себя довольно разумно!» — подумал Павел Дмитриевич, обливаясь потом. На счастье его, Иоганн был бойцом неважным, а сам Павел, напротив, в свое время фехтовал весьма искусно, потому и сейчас успешно сдерживал натиск немца. Меж тем лакей, знавший слово «разбойники» по-русски, принялся орать его на весь дом, бегая туда-сюда как ошалелый.

Павел и сам не понял, как это острие его шпаги вдруг прошло сквозь плечо Фалькенберга… Немец вскрикнул, сзади его тут же перехватил возникший откуда-то Елисей. Но дворовые мужики, кто чем вооруженные, уже бежали сражаться с «разбойниками». Елисей тряхнул длинными кудрями.

— Держись, Паш, сейчас мы им зададим!

Павел не ожидал шума. Он был хмур и, казалось, не знал, что делать. Устраивать сражение в доме, куда проникли они, действительно, разбойничьи, вовсе не хотелось. Бежать без Нади Прокудиной было немыслимо. Фалькенберг, обессилевший, сидел прямо на полу в углу, стиснув раненое плечо, и смотрел куда-то неподвижным остывшим взором. Вид у него был сейчас действительно безумный. Меж тем дворовые, увидев, что «разбойников» всего двое, приободрились и стали наседать на неожиданных гостей. Елисей засучил рукава.

— А ну, подходи по одному! Убивать не стану, а все ж узнаете, каково задевать миниховского солдата!

— Что здесь творится?! — раздался голос, прозвучавший повелительно и сильно. — Прекратить немедленно!

Все невольно обернулись. По лестнице спускалась Наталья, за ней — бледная Надя. Павел и не представлял, что милая Наталья Алексеевна может быть такой — блестящие глаза, что называется, метали молнии, а неизменный пистолет в девичьей руке выглядел сейчас весьма даже устрашающе.

— Прекратить! — повторила Надя, но ее голос был значительно слабее. — Это не разбойники, это друзья.

— Ой, Наталья Алексеевна! — ойкнула оказавшаяся тут же горничная. — Что это вы какая странная? Ой, страсти какие!

Вдруг раздался дикий крик, и Фалькенберг, о котором все позабыли, ринулся из своего угла прямо на Вельяминову. Павел едва успел схватить его. Наталья отпрянула назад, с трудом удержалась на лестнице, в последнее мгновенье вцепившись в перила. Тут и у Нади прорезался голос.

— Что стоите, олухи?! — гневно крикнула она своим мужикам. — Возьмите этого сумасшедшего!

Тут в изумленных душах мужиков наконец-то произошел окончательный перелом, никому и в голову не пришло ослушаться хозяйки. В одно мгновенье Иоганн был схвачен и скручен.