Малознакомый Ленин - Николай Валентинов

Говоря о сестрах, нужно немедленно перейти к фигурам, стоящим за их спиной в этом деле.

Первая фигура — Таратута, лицо, в советское время управлявшее различными банковскими учреждениями. В 1906 году некоторыми большевиками, в том числе известной своей ехидностью особой, носившей кличку «Землячка», по адресу Таратуты было брошено обвинение в доносительстве и провокации. Обвинение, тщательно и дважды рассматривавшееся, оказалось вздорным. Но во время распри между большевиками в 1909–1911 годах Богданов, ставший врагом Ленина, снова поднял вопрос о провокаторе Таратуте, с целью указать, из каких грязных, аморальных субъектов состоит окружение Ленина. На это обвинение Таратута ответил большим письмом, интересным для нас в том отношении, что в нем упоминаются факты, которые, дополняясь другими нам известными, позволяют очертить его роль в истории с наследством Шмита. Бежав из ссылки и побывав на Кавказе, Таратута приехал в Москву в ноябре 1905 года и, следовательно, имел возможность познакомиться с Николаем Шмитом, арестованным лишь во второй половине декабря. Таратута сделался секретарем Московского Комитета большевиков, «ведал его кассой и издательством», а так как для сего нужны были деньги, Таратута, узнав, что доступ к кошельку Николая Шмита очень легок, стал посещать дом богатого студента и с большим рвением ухаживать за Елизаветой Шмит. Весной 1906 года Таратута уехал на партийный съезд в Стокгольм, а позднее, осенью того же года, «по личным делам жил (вместе с Елизаветой Шмит?) в Финляндии». Весной 1907 года он уехал на партийный съезд в Лондон, где по распоряжению Ленина был избран кандидатом в члены Центрального Комитета. Возвратясь со съезда, Таратута, заметив, что за ним весьма следит полиция, покинул Москву. В августе мы находим его среди тех, кто посещает дачу «Ваза» в Куоккала, где живут Ленин и Богданов. Исключая время, проведенное в Стокгольме, Лондоне, Финляндии и Ярославле (откуда он получил делегатский мандат на Лондонский съезд), — в Москве он пробыл немного более кода, но и такого короткого времени для сего ловкого человека было достаточно, чтобы наладить поток денег в большевистскую кассу. Елизавета Шмит стала его женой, принося ему и сердце, и деньги. Деньги большие, как можно судить по его письму — ответу Максимову, он же Богданов. Считая, что провокаторство связано всегда с корыстными целями, — Таратута бросил следующую фразу: «…Максимов знал другой факт не менее показательный, но известный лишь тесному кружку. Он знал, что я передал в партийную кассу сумму денег, превышающую во много раз плату самых крупных провокаторов. Я не могу здесь называть цифры, но Максимов знал, что тут были единовременные передачи в сотни тысяч, что эти суммы приходилось лично мне выручать от всяческого полицейского риска. И все эти суммы (во много раз превышающие личное благосостояние не только мое, но и всех моих близких) хранились и передавались мной под контролем и под отчет всей коллегии и самого Максимова, подпись которого имеется под большинством документов, относящихся к этим пожертвованиям. Максимов знал, что достаточно было мне упустить хотя бы одну предосторожность из тех, которые мы вместе с ним намечали, чтобы партия лишилась этих пожертвований».

В этом заявлении многое для нас туманно, а оно большой важности. Таратута указывает, что передавал в партийную кассу «сотни тысяч». Так как он делал свое заявление в Париже, то, говоря о «сотнях тысяч», он очевидно имел в виду не рубли, а франки. И в этом случае обнаруживается огромность суммы, попавшей в руки большевиков, — она будет уточнена в дальнейшем. Из письма Таратуты выясняется, что в перекачивании к большевикам капитала Шмита, кроме Ленина — горячее участие принимал Богданов-Максимов, что бросает неожиданный и особый свет на сего создателя «эмпириомонистической философии». Мне всегда казалось, что по самому складу и своей психики, и своего ума, интересующегося абстрактными вещами, он не может стоять близко к «операциям», проделывавшимся Таратутой. Таратута указывает, что добываемые деньги ему пришлось выручать от «всяческого полицейского риска». Фраза безграмотная. Он, по-видимому, хотел сказать, что, «выручая» деньги, ему приходилось рисковать, чтобы не попасться полиции. Какой год тут имеет в виду Таратута? Очевидно, не 1908 год. Тогда он был уже за границей и мог не бояться царской полиции. Время, о котором он рассказывает, вне всякого сомнения — вторая половина 1907 года, когда Таратута приезжал в Куоккала на дачу «Ваза» и намечал с Богдановым (об этом, несомненно, знал Ленин) «предосторожности», которые нужно было принимать, чтобы партия не лишилась пожертвований. Можно таким образом установить, что деньги от наследства Шмита начали поступать к большевикам уже в 1907 году, шесть-семь месяцев спустя после смерти Шмита. Если это так, то Таратута не потерял много времени, ухаживая за сестрой Шмита. Он, как Цезарь, «пришел, увидел, победил» — и Елизавета Шмит стала его женой, принося большое приданое. Но она была несовершеннолетняя и не могла распоряжаться ни принадлежащим ей имуществом, ни доставшимся ей от брата наследством, а Таратута, живя на нелегальном положении и будучи то Вильяминовым, то Сергеевым, то Грибовым, не мог вступить с ней в законный брак и в качестве мужа распоряжаться ее деньгами. Для замещения Таратуты была кем-то придумана упоминаемая Крупской хитроумная комбинация с «т. Игнатьевым», а раз Крупская о ней знает, еще лучше знал о ней Ленин. Роль этого таинственного человека в предоставлении Елизавете Шмит права и юридической возможности распоряжаться деньгами — разумеется, очень велика. Без его подписи, доверенности, она не имела бы денег, не имел бы их и Таратута. В своих воспоминаниях Войтинский рассказывает, что Ленин смотрел на Таратуту, как на сутенера, тем не менее очень ценил его финансовый подвиг. Члену Большевистского Центра Рожкову (Рожков одно время жил в Куоккала на той же даче «Ваза») Ленин сказал: «Тем-то он (Виктор Таратута. — Н.В.) и хорош, что ни перед чем не остановится. Вот вы, скажите прямо, могли бы вы за деньги пойти на содержание к богатой купчихе? Нет? И я не пошел бы, не мог бы себя пересилить. А Виктор пошел. Это человек незаменимый».

В какой мере верно, что Таратута был на содержании у богатой купчихи? Средства Елизаветы Шмит были двоякого рода. У нее были деньги, полученные ею в наследство от отца. На эти деньги жила она, и вместе с нею жил и деньгами пользовался Таратута. С другой стороны, были деньги, полученные в наследство от умершего брата, и они передавались партии, причем Таратута, зная, что его кое-кто называет сутенером, стремился в своем ответе Богданову парировать это обвинение указанием, что суммы, им передаваемые партии, «во много раз превышают личное благосостояние не только его, но и всех его близких», то есть личные капиталы Елизаветы Шмит.