На «Баунти» в Южные моря - Бенгт Даниельссон

Нелсон терпеливо объяснил, что кровожадные дикари с островов Тонга ни при чем, судно захватил ближайший помощник Блая Крисчен. Тут Пековер хотел подняться на палубу, однако бунтовщики были начеку и преградили ему путь саблями. Обескураженные таким отпором, Нелсон и Пековер сели и принялись уныло размышлять, как бы отвоевать корабль.

Тем временем Блая, связав ему руки на спине, вывели на палубу и поставили у бизань-мачты. Ему бы подумать о своем положении, он же первым делом заметил, что рулевой Эллисон оставил свой пост, и по привычке принялся выговаривать ему. Эллисон раньше плавал с Блаем, на «Баунти» попал по рекомендации Данкена Кемпбелла, поэтому он до той минуты держался в стороне от бунта. Но полученный в такую минуту нагоняй до того его разозлил, что он не только вооружился саблей, но и сам вызвался сторожить Блая. Зато второй караульный, американец Айзек Мартин, уже жалел, что примкнул к мятежникам. Он дал пленнику дольку апельсина и вообще обращался с ним так милостиво, что Крисчен заменил его.

Кричать «караул» было бесполезно, но и молчать Блай не мог. С великим красноречием он принялся увещевать бунтовщиков и пугать их жестокой карой, если они не одумаются. Крисчен не мог мириться с подобной кампанией неповиновения, он схватил саблю, пощекотал ею живот Блая и рявкнул:

— Маму, сэр! Ни слова больше, если вам дорога жизнь!

Видимо, Блай прочел грозную решимость в глазах Крисчена, потому что он на время примолк. Источники подчеркивают, что на этой стадии бунта Крисчен был очень взвинчен и неуравновешен; его пылающий взгляд, всклокоченные волосы и искаженное лицо врезались в память многим очевидцам.

Слово маму, которое употребил Крисчен, — одно из многих таитянских выражений, бывших в ходу на «Баунти» долго после того, как корабль покинул Таити. Любители психоанализа, несомненно, сочтут весьма примечательным, что Крисчен в этот напряженный миг употребил таитянское слово, и станут утверждать, что за этим крылось неосознанное глубокое желание вернуться на Таити. Но ведь для такого вывода не надо быть психоаналитиком.

В чем заключался первоначальный план Крисчена, одобренный мятежниками до того, как они вооружились? Возможно скорее и без кровопролития избавиться от Блая и его наиболее ненавистных помощников, высадив их на ближайшем острове, а затем идти обратно на Таити и там отпустить тех, кто не участвовал в мятеже. (В душе Флетчер Крисчен, конечно, надеялся, что все присоединятся к нему). Сам же Крисчен и его сподвижники условились обосноваться на каком-нибудь уединенном, труднодоступном полинезийском острове, где можно жить беспечно, как на Таити.

Помимо Блая особой нелюбовью мятежников пользовались, как ни странно, оба сонливых гардемарина — Хейворд и Хеллет, а также (что легче понять) писарь Сэмюэль, на чью долю выпала неблагодарная роль эконома. Чтобы свезти эту компанию на берег, было достаточно пятиметровой шлюпки. Блай, Хейворд и Хеллет были уже на палубе, недоставало только Сэмюэля, и Крисчен послал за ним. Одновременно Черчилль, который с самого начала проявлял немалую инициативу, велел ловцу акул Норману и дровоколу Маспретту выгрузить из шлюпки сложенный там ямс.

Немногим уступавший ему в предприимчивости Кинтал с опозданием вспомнил, что в носовых каютах остались двое, которых забыли разбудить. По собственному почину он немедля спустился туда и обрадовал боцмана Коула и плотника Перселла, изложив нм корабельные новости:

— Поднимайтесь на палубу, мы подняли бунт и захватили корабль. Мистер Крисчен взял командование на себя, капитан арестован. Сопротивляться бессмысленно, а если попробуете, вам конец.

Не веря своим ушам, Коул и Перселл вместе с парусным мастером Лебогом, который спал у трапа, вышли на палубу. Убедившись, что Кинтал сказал правду, они тотчас спустились в кубрик и просветили шестерых членов команды, которые, как ни удивительно, до сих пор лежали на своих койках — то ли они еще спали, то ли совсем растерялись. Это были старшины Симпсон и Линклеттер, слуга Блая Смит, матрос Миллуорд, младший плотник Макинтош и младший боцман Моррисон. Видимо, бдительность бунтовщиков в это время ослабла, потому что одновременно помощник штурмана Эльфинстон, гардемарины Янг, Стюарт, Хейворд и юнга Тинклер сумели улизнуть от своих вооруженных охранников. А может быть, те просто отпустили их. Изо всех этих людей один гардемарин Янг сразу присоединился к мятежникам. Должно быть, и его толкнуло на это злополучное сокращение рациона ямса, если судить по следующему диалогу:

— Это не шуточное дело, мистер Янг, — сказал Блай, увидев вооруженного гардемарина.

— Совершенно верно, сэр, голодать — дело нешуточное, — отрезал Янг. — Сегодня у меня есть надежда поесть досыта!

В эти минуты на палубах и в кубрике оставалось не меньше пятнадцати верных Блаю людей, и большинство из них были свободны. Мятежников насчитывалось примерно столько же, и они вооружились, но бдительность и дисциплина оставляли желать лучшего, так что лоялисты, наверно, могли бы подавить бунт, будь у них решительный и смелый руководитель. Помощник штурмана Эльфинстон и боцман Коул — вот, казалось бы, главные кандидаты на такую роль. Что предпринимал Эльфинстон, неизвестно — скорее всего потому, что он вообще ничего не предпринимал. А Коул до того растерялся, что решил пойти к арестованному Фраеру и посоветоваться с ним, причем мятежники даже не помешали ему. Фраер ответил Коулу, что остается на борту, хочет попытаться отбить корабль, и посоветовал ему быть наготове и ждать удобной минуты. Вполне удовлетворенный этим ответом, Коул вернулся на верхнюю палубу и вместе со своими товарищами, такими же тугодумами, стал ждать, как дальше развернутся события.

Сохранилось авторитетное свидетельство младшего боцмана Джемса Моррисона, который, кстати, сам опешил не меньше других. Он говорит: «Офицеры вели себя так трусливо, что дальше некуда. Никто не сделал даже малейшей попытки отстоять судно, а ведь это было совсем нетрудно, так как многие из мятежников колебались… Они (офицеры) так покорно выполняли приказы мистера Крисчена, что он сам был этим удивлен и, как только лодка ушла, сказал, что один страх не мог бы заставить их вот так, без сопротивления, уступить и покинуть корабль, наверно, было что-то еще».

Правда, Фраер задумал один шаг, который ему самому ничем не грозил. Он уже несколько раз передавал Крисчену просьбу, чтобы его выпустили на палубу. Сперва тот категорически отказывал, но потом смилостивился. Фраер вышел из люка в тот миг, когда Крисчен снова взялся за саблю, чтобы раз и навсегда усмирить своего не в меру разговорчивого пленника. Тот же Моррисон сообщает, что глаза Крисчена пылали ненавистью.