Библиотека современной фантастики Том 13 - Буль Пьер

Что касается горилл, то они пишут редко. Зато их труды заслуживают всяческой похвалы, если не за содержание, то, во всяком случае, за оформление. Я пробежал несколько таких книг и до сих пор помню некоторые названия: «Научно-исследовательская работа — основа организации предприятия», «Преимущества общественного сектора» или, скажем: «Организация больших облав на людей на Зеленом материке». В этих книгах, как правило, приводится масса документов, и каждую главу пишет специалист. В них много диаграмм, таблиц или захватывающих фотографий.

Объединение всей планеты, отсутствие войн, а следовательно, военных расходов, — на Сороре нет армии, только полиция, — казалось бы, должны были способствовать головокружительному прогрессу обезьяньей цивилизации. Но этого не произошло. Хотя Сорора, очевидно, даже старше Земли, обезьяны значительно отстают от людей во многих областях.

У них есть электростанции, промышленность, автомобили, самолеты, однако в освоении космоса обезьяны все еще топчутся на стадии искусственных спутников. В теоретических науках, в познании бесконечно большого и бесконечно малого они тоже продвинулись недалеко. Впрочем, это отставание, по-видимому, случайно, и я не сомневаюсь, что когда-нибудь они нас догонят: в пользу этого говорят их необычайная работоспособность и острый исследовательский ум шимпанзе. Порой мне кажется, что в истории обезьян был темный период застоя, продолжавшийся очень долго, гораздо дольше, чем у нас, и что лишь недавно они вступили в новую эпоху великих открытий и свершений.

Основная часть их научных исследований — я должен это еще раз подчеркнуть — ведется в области биологии и физиологии и направлена, в частности, на изучение обезьяны. Для этих исследований используются люди, которые играют, таким образом, в жизни обезьян хоть и незавидную, но первостепенную роль. Хорошо еще, что на Сороре достаточно людей! По свидетельству одного ученого, люди здесь даже более многочисленны, чем обезьяны. Однако обезьянье население непрерывно возрастает, в то время как число людей сокращается, поэтому уже сейчас некоторые исследователи обеспокоены проблемой пополнения материала для своих лабораторий.

Но все это не объясняет тайны обезьяньей эволюции. Впрочем, может быть, никакой тайны вообще не существует? Может быть, их развитие происходило так же закономерно, как наше? Нет, не могу в это поверить! Тем более что теперь мне доподлинно известно, что в, спонтанное вознесение обезьян на вершину эволюции не верят многие ученые Сороры. К их числу принадлежит и Корнелий, и, насколько я знаю, его поддерживают самые светлые, ищущие умы.

Обезьяны не знают, откуда они взялись, кто они такие и куда идут, и, видимо, страдают от такой неопределенности. Может быть, именно это чувство заставляет их с лихорадочной поспешностью вести биологические изыскания и придает особую направленность всей их научной деятельности?

Дальше этого в ту ночь я не продвинулся и так и заснул, не разрешив самого главного вопроса.

6

Зира частенько выводила меня на прогулку в парк. Там иногда мы встречали Корнелия и вместе с ним готовили речь, которую я должен был произнести на заседании конгресса. День его открытия приближался, а я нервничал все больше. Зира уверяла меня, что все будет хорошо. Корнелию не терпелось освободить меня, чтобы вплотную заняться моей особой — то есть, поправлялся он, видя мое недовольство такой постановкой вопроса, чтобы привлечь меня к своей работе.

Но в тот день Корнелий прийти не смог, и Зира предложила посетить зоологический сад, примыкавший к парку. Я бы, конечно, предпочел сходить в театр или в музей, но эти развлечения были мне пока что недоступны. Кое-какое представление об обезьяньем искусстве я, правда, уже составил, но лишь по книгам. Меня приводили в восхищение репродукции классических картин — портреты знаменитых обезьян, сельские пейзажи, обнаженные фигуры сладострастных самок, вокруг которых порхали крылатые обезьянки, изображавшие Амуров, или батальные сцены, в которых участвовали страшные гориллы в сверкающих мундирах. Были у обезьян и свои импрессионисты, а некоторые современные художники возвысились даже до абстрактной живописи. Со всем этим я познакомился у себя в клетке при свете электрического фонарика.

Я не мог голышом появиться в театре, поэтому Зира водила меня только на спортивные зрелища под открытым небом. Так я увидел игру, напоминающую наш футбол, присутствовал на жуткой встрече по боксу между двумя гориллами и любовался состязанием по легкой атлетике, во время которого воздушные гимнасты-шимпанзе взлетали в прыжках с шестом на головокружительную высоту.

Ну что ж, сегодня я согласился посетить зоосад.

Сначала я не заметил там ничего примечательного. Животные весьма напоминали наших земных зверей. Здесь были хищники, хоботные, жвачные, пресмыкающиеся и птицы. И если я видел трехгорбого верблюда или кабана с козлиными рогами, это меня никак не могло удивить после всего, что я уже повидал на Сороре.

Изумляться я начал, когда мы дошли до секции людей. Зира пыталась меня увести, видимо, сожалея, что вообще затеяла эту прогулку, но мое любопытство было слишком велико, и я дергал поводок до тех пор, пока она не уступила.

В первой клетке, у которой мы остановились, сидело человек пятьдесят женщин, мужчин и детей, выставленных здесь напоказ к великой радости обезьян-ротозеев. Люди лихорадочно суетились, прыгали, толкались, кувыркались и выкидывали всевозможные фокусы, стараясь привлечь к себе внимание. Поистине это было небывалое зрелище!

Каждый пленник стремился заслужить одобрение маленьких обезьянок, которые время от времени кидали в клетку фрукты или пряники, купленные при входе в зоосад у старой самки-шимпанзе. Когда кто-нибудь из людей, ребенок или взрослый, проделывал особенно забавный трюк — взбирался по решетке, прыгал на четвереньках или начинал ходить на руках — он получал вознаграждение. Но едва лакомый кусочек падал среди толпы пленников, тотчас начиналась свалка — люди дрались, царапались, таскали друг друга за волосы, — и все это с яростным визгом, с криком, со звериным рычанием.

Некоторые более пожилые люди не участвовали в потасовках. Они сидели в стороне, поближе к решетке, и, завидев, что какая-нибудь маленькая обезьянка сует лапу в мешочек с угощением, умоляюще протягивали к ней руки. Обезьяний малыш обычно в испуге отскакивал, но, когда родители или друзья поднимали его на смех, он набирался храбрости и, весь трепеща, передавал лакомство из руки в руку.

Появление в зоосаде человека на поводке произвело сенсацию как среди пленников, так и среди зрителей-обезьян. Люди в клетке на минуту прервали свою беготню и подозрительно уставились на меня, но поскольку я держался смирно и с достоинством отказывался от подачек, которые боязливо протягивали мне обезьяньи малыши, и пленники и зрители вскоре перестали обращать на меня внимание, и я получил возможность беспрепятственно наблюдать за теми и другими. Скотское поведение людей вызывало у меня краску стыда, особенно когда я лишний раз убеждался, насколько они похожи на меня внешне.

В других клетках я увидел те же самые унизительные представления. Сердце мое ожесточилось, и я уже готов был последовать за Зирой, тянувшей меня за поводок прочь из этого ада, как вдруг в глаза мне бросилось такое, что я едва удержался, чтобы не закричать. В одной из клеток в стаде людей я увидел моего спутника по космическому путешествию, прославленного профессора Антеля, который был руководителем и душой нашей экспедиции. Наверное, он, как и я, попал в ловушку, но, видимо, ему не повезло, и его продали в зоосад.

Я был так счастлив видеть его живым и здоровым, что слезы выступили у меня на глазах. Но тут же я подумал, в каких ужасных условиях он находится, и содрогнулся. Буря чувств, одолевавших меня, вскоре сменилась унылым изумлением, когда я заметил, что великий ученый ведет себя точно так же, как остальные обитатели клетки. Это было невероятно, однако приходилось верить своим глазам. Профессор Антель примкнул к группе пожилых самцов, которые не участвовали в свалках, а только протягивали за подачкой руки с умоляющими гримасами. Я видел, как он это делал, и ничто в его поведении не отличало его от людей Сороры. Маленькая обезьянка дала ему банан. Профессор взял его, уселся, скрестив под собой ноги, и начал торопливо пожирать подачку, не спуская со своего благодетеля жадного взгляда, как будто надеялся получить еще. При виде этой сцены я снова заплакал. Мне пришлось шепотом объяснить Зире причину моего горя. Я хотел подойти и заговорить с профессором, но она решительно этому воспротивилась. Я ничем не смог бы ему помочь, а бурное свидание грозило вызвать нежелательный скандал, который повредил бы нам обоим и помешал моим собственным планам.