На берегах реки Ждановки - Сергей Петров

Полиция первоначально определяет самоубийство, но на суде стараниями А. Кони вина Емельянова была доказана, и он сознался в преступлении. Слишком много косвенных свидетелей обнаружилось в деле, слишком на виду были отношения «треугольника». Да и фразу Егора «тебе бы в Ждановку» Лукерья перед смертью успела передать сестре. К тому же пылкая возлюбленная Егора Аграфена не выдержала угрызений совести и фактически выдала своего возлюбленного.

Очень любила дело «об утоплении» советская юридическая школа. С ее точки зрения тут были вскрыты все язвы капитализма: и разврат, и чистоган, и жестокость. Сейчас идеология забыта, и в истории осталось лишь блестяще проведенное следствие, совестливые свидетели, показывающие все как есть, а не как выгодно, да четкая, не оставляющая двусмысленности речь прокурора. А как же разврат, чистоган, жестокость – спросите вы? Полно, нам ли в нынешнее время говорить об этом!

Бани на Малом проспекте просуществовали еще пятьдесят лет. После купца Соловьева участком владел Семен Финин, затем его наследники. Наследники Финина не утруждали себя хлопотами по содержанию бань, предпочитая сдавать их в аренду.

Малый проспект, 4. На месте бань Соловьева ныне проходная завода «Навигатор»

Вообще бани являлись больным местом городского хозяйства и находились под пристальным вниманием властей. Городская управа требовала соблюдения санитарных норм (особенно в части отведения стоков), а также следила за своевременностью ремонтов. Кроме того, власти ограничивали цены на билеты для общих, самых доступных бань. Так что бизнес был хоть и прибыльным, но очень хлопотным. Летнее время – это пора заготовки дров, веников – их вязали десятками тысяч и развешивали в сараях при банях, а также недешевые ремонты. Возможно, поэтому арендаторы бань на Малом менялись так часто. Например, в 1910-х годах торговые бани арендовал некто Михаил Люблинский. В качестве реконструкции он в 1911 году на свои средства пристроил к баням помещение, в котором установил два паровых котла, а также возвел большую кирпичную трубу, дымившую на всю округу. Просуществовали, впрочем, после этого бани недолго.

Следующее упоминание в литературе о них мы находим в 1920-х годах у Н. Анциферова в «Петербурге Достоевского»: «По дороге на Малом проспекте по правую руку, немного не доходя до Ждановки, следует отметить маленький одноэтажный, каменный дом, вросший в землю. Это старые упраздненные бани, современные Достоевскому. Образы русских бань полны той страшной прозы, в которой он ощущал особую мистику…»

В русле нашего рассказа фраза Анциферова про страшную прозу очень уместна. Правда непонятно, почему он говорит об одноэтажном доме, если, согласно плану, на Малый проспект выходило двухэтажное здание. Возможно, писатель имел в виду флигель, имевшийся на участке? Как бы то ни было, в начале 1920-х годов бани были уже упразднены, просуществовав почти сто лет. Наверное, это рекорд для такого рода заведений, если учесть, что перекрытия в начале XIX века, когда строились бани, ставили преимущественно деревянные.

В 1930-1950-е годы радиотехнический завод, ныне известный как «Навигатор», застроил территорию бывших бань. Надо сказать, что завод в советское время расползался в окружающее пространство как паук, поглощая пространство по проспекту Щорса (Малому пр.) и уничтожая старые постройки. Шедевров, впрочем, среди них не было. Появилась здесь и огромная заводская труба вместо банной. Разумеется, совпадение, что нынешняя проходная завода по Малому пр., 4, чем-то напоминает фасад бань, – это совсем другое здание.

Когда говорят о банях Овчинникова, обычно вспоминают знаменитые «шаляпинские» бани на ул. Большой Пушкарской, 26. «Вот она моя любимая Пушкарская баня», – восклицал Федор Иванович при виде краснокирпичного здания, от которого ныне остался лишь фасад. Те, кому доводилось попариться в этих банях, сказал бы, что ничего особенного в них нет – хорошая парная, а в остальном баня и баня, каких в XIX и даже в ХХ веке было немало. Тем более что у Ефима Овчинникова в собственности была еще одна, не менее известная баня, ныне практически забытая.

Располагалась она в окончании Ждановской улицы возле Петровского переулка, где некогда существовали дома № 12 и № 14, а ныне разбит сквер. Внешним видом эта баня чем-то напоминала Пушкарские бани. Во время войны здание серьезно пострадало, его снесли, но взамен ничего строить не стали, предпочтя уплотнительной застройке клумбы, – что ж, в советское время умели проводить разумную градостроительную политику, а в середине XIX века, когда Пушкарских бань еще не было и в помине, сюда заглядывала на крепкий парок вся округа. С Петровского острова шли рабочие канатной фабрики Гота, свинцово-белильного завода братьев Ждановых, пивоваренной «Баварии»; с Леонтьевского мыса тянулись рабочие ситценабивной фабрики, а с противоположной стороны улицы – рабочие красильной фабрики купца Каттани; плюс артельщики, плюс многочисленные обыватели… Словом, бани никогда не пустовали, работая с раннего утра и до поздней ночи.

Правда, банями Овчинникова их станут называть лишь в конце XIX века. Первым же владельцем был купец Иван Степанович Степанов. В ЦГИА имеется план участка Степанова 1864 года, на котором по адресу: Ждановская ул., 12, изображен двухэтажный деревянный особняк купца, а на соседнем участке под № 14 – двухэтажные каменные бани. Проект выполнил чрезвычайно плодовитый в то время архитектор Август Ланге, много строивший в середине XIX века. Вода для банных процедур бралась прямо из Ждановки – благо здание располагалось на самом берегу – и отводилась тут же в Ждановку тридцатью метрами ниже по течению. Причем, водозабор и канализацию, как говорили тогда из Ждановки в Ждановку, без всякой очистки и осадочных колодцев утвердила Городская управа.

Бани Овчинникова на Ждановской улице. Эскиз фасада. 1901 год

Была ли невская вода действительно чистой? Если судить по обилию невской семги, которую в сезон некуда было девать, то – да; если судить по периодически случавшимся в городе эпидемиям, то – нет. Невская вода была вкусна, еще не заражена химией, как ныне, но к питью из-за наличия инфекционных возбудителей мало пригодна.

Баня славилась и своими банщиками. В современных банях уже не встретишь настоящих умельцев этой профессии, а в XIX веке без них парную было невозможно представить: и кости вправят, и отхлещут веником до изнеможения, и пива поднесут… Больших денег эти процедуры не стоили, так как дополнительными услугами бани конкурировали между собой, зато расхожее выражение «своя баня» включало в себя еще и тот смысл, что в ней работал хорошо знакомый тебе услужливый банщик. Кстати, банщики выполняли и функции фельдшера. Без медицинского образования, но с большим опытом, они могли, что называется, привести в чувство перепарившегося клиента.

Возле бань делался пологий спуск к речке, и желающие могли после парной окунуться в Ждановку. Зимой никогда не замерзала специально приготовленная прорубь, летом, когда петербуржцы целыми семьями на лодках шли из центра города на острова, нагруженные провизией (многие нанимали лодку с гребцом), путь их лежал через Ждановку мимо бань. Купающиеся с хохотом набрасывались на плывущие лодки, обдавали их брызгами, а праздная публика в лодках отвечала руганью и ударами весел.

При банях арендовал площади легковой извозчик и при случае мог с ветерком доставить до дому разомлевшего от пара и пива посетителя. Ну а уж количество питейных заведений, расположившихся поблизости, удивляет. На Ждановской улице, в радиусе сотни метров от бань находился трактир «Грещя», казенная винная лавка, три портерных и несколько чайных лавок. Разумеется, обслуживали они не одних только посетителей бань, однако и их не в последнюю очередь.

Артельщики – народ серьезный, даже если и выпивают, то умеренно – не зря прислугу искали в то время среди этой категории людей работящих и богобоязненных, а вот другая категория посетителей из бывших крестьян деградировала быстро и после бани неизменно напивалась. Для них банная процедура начиналось в парной, продолжалась в портерной, а заканчивалась под забором.

Для некоторых поход в баню и вовсе заканчивался трагически. Дело в том, что зимой утомленные паром рабочие, живущие на Петровском острове, не всегда желали делать крюк и идти через Ждановский мост, а переходили тут же по льду. От обильного спуска теплой воды из бани лед на Ждановке оттаивал, и случалось, что вся компания оказывалась в ледяной воде. Обычно несчастных баграми вытаскивали и отогревали в парилке.

…В конце 1880-х годов участок с банями на Ждановке перешел в собственность потомственного почетного гражданина Ефима Федоровича Овчинникова. Он уже владел Пушкарскими банями, построенными в 1877 году по проекту известного «банного архитектора» П. Сюзора и приносившими ему неплохой доход, и очевидно вошел во вкус. Ефим Овчинников вообще был чрезвычайно активным человеком. Это потом он станет купцом, а в 1846 году вольноотпущенный Овчинников приобретет участок, тянувшийся от Большого проспекта до Большой Пушкарской улицы, на котором располагался сад и деревянные строения. С приходом Овчинникова бесконечные постройки и перестройки на участке не прекращались вплоть до 1917 года. Сначала застраивалась часть участка, выходившая на Большой проспект (доходный дом Овчинникова стоит и поныне), а затем и у Большой Пушкарской улицы. Идея с постройкой бань пришла купцу не сразу, лишь в 1876 году на месте существовавшего прежде каменного дома он начинает возведение бань по проекту Сюзора. Дело оказалось выгодным, и вдобавок к Пушкарским Овчинников прикупает и бани на Ждановке.