Загадочные женщины XIX века - Ги Бретон

Все, несколько сконфуженные, помолчали.

Потом император снова заговорил:

— Послушай, Наполеон, не знаешь ли ты какого-нибудь способа усмирить Евгению?

Принц задумался.

— Существует только одно средство, Сир.

— Какое же?

— Всыпать ей как следует в первый же раз, когда она снова вздумает устраивать сцены.

Император грустно покачал головой. Его нисколько не смущала привычка кузена выражаться откровенно, наоборот, это ему даже нравилось.

— Это невозможно, — тихо сказал он. — Если Евгения почувствует угрозу с моей стороны, она распахнет все окна в Тюильри и будет во все горло звать на помощь.

Императрица никогда не узнала, какой опасности ей удалось избежать.

Несмотря на сцены, которые устраивала императрица, Наполеон III продолжал выказывать удручающие симптомы «старческой эротомании». Он тискал горничных в кладовых для белья, требовал поставлять ему юных девственниц и опытных проституток, обремененных багажом всевозможных извращений и пороков.

Генри де Рошфор как-то заметил:

— Видит око, да зуб неймет.

Но не только «зуб» подводил императора. День ото дня его умственные способности таяли. Иногда он часами курил, впадая в странное оцепенение, вызывавшее тревогу у приближенных.

Естественно, эту деградацию трудно было держать в секрете. Состояние императора в завуалированной форме обсуждалось в гостиных и даже более открыто на политических раутах. Эмиль Оливье осмелился намекнуть императору об этих пересудах.

Сцена заслуживает более подробного описания.

Однажды вечером Наполеон III, развалившись в кресле, сказал министру:

— Месье Оливье, мне хотелось бы знать, что говорят обо мне в Париже. Вы можете быть совершенно откровенны… как если бы я не был императором…

Эмиль Оливье после некоторого колебания ответил:

— Сир, ваши умственные способности вызывают беспокойство…

Наполеон III бесстрастно заметил:

— В донесениях, которые я получаю, содержатся такие же сведения…

И он снова впал в транс.

Главы европейских государств довольно быстро узнали, что Наполеон III, которого сладострастие привело к полному истощению, был не в состоянии управлять Францией. Конечно же, многих это известие порадовало. Например, короля Пруссии, который мечтал объединить Германию вокруг своего королевства (как в свое время Пьемонт стремился стать центром единой Италии) и облизывался на Эльзас и Лотарингию.

Был еще один человек, который потирал руки при мысли об умственном расстройстве императора. Это был юнкер, умный и тонкий дипломат, назначенный президентом прусского министерства и министерства иностранных дел. Его звали Отто де Бисмарк-Шенгаузен.

Бисмарк хорошо знал Наполеона III. В 1862 году он был посланником Пруссии в Париже. Он в качестве гостя посетил Фонтенбло, Сен-Клу, Компьень и быстро понял, что французский император рано или поздно впадет в слабоумие.

Вернувшись в Пруссию, он так сформулировал свои впечатления:

— Во Франции я видел двух примечательных женщин, но не встретил ни одного мужчины!

В 1865 году он прибыл в Биарриц, где развлекался двор, не подозревавший об опасности, надвигавшейся с востока, для конфиденциальной беседы с. императором.

На этот раз Бисмарк был поражен увиденным. Окружение императора проявляло поразительное легкомыслие. Сам Проспер Мериме втянул его в один подстроенный им розыгрыш.

Послушаем, как рассказывает об этом автор «Коломба»:

«Мадам де ля Бедойер, будучи патриоткой (она принадлежала к знатной французской фамилии, обосновавшейся в Пруссии после отмены нантского эдикта), восхищалась Бисмарком, и мы изводили ее намеками на дерзости этого великого человека, которые она, судя по всему, готова была поощрять.

Я нарисовал и вырезал голову Бисмарка. Сходство было удивительное. Как-то вечером Их Высочества и я проникли в спальню мадам де ля Бедойер. Мы положили голову на постель, при помощи валика и простыни имитировали человеческое тело, потом императрица сделала импровизированный ночной колпак из носового платка. В полутьме иллюзия спящего человека была полная.

Их Высочества вышли, а мы еще некоторое время удерживали мадам де ля Бедойер под разными предлогами, чтобы дать время императору и императрице занять позицию в конце коридора. Затем все разошлись по своим спальням. Мадам де ля Бедойер скрылась в своей комнате, но через некоторое время снова появилась в коридоре и быстрым шагом направилась к двери мадам де Лурмель. Постучав, она дрожащим голосом сказала:

— У меня в постели мужчина.

К сожалению, мадам де Лурмель не смогла удержаться от смеха, а хохот императора и императрицы окончательно испортил всю затею».

Важный будущий канцлер был в растерянности, узнав, что император и императрица принимали участие в подобной проделке. Он вернулся в Пруссию с мыслью — увы, очень верной — о том, что Наполеон III вскоре утратит положение первого, самого могущественного монарха Европы.

В 1866 году Вильгельм I объявил войну Австрии, решив, что Франция сохранит нейтралитет.

6 июля австрийская армия была разбита под Садовой. Эта победа Пруссии ознаменовала закат французской гегемонии.

1 апреля 1867 года Наполеон III и Евгения, беззаботность которых стала уже притчей во языцех, торжественно открыли международную выставку. Король Пруссии, царь, король и королева Бельгии, вице-король Египта, турецкий султан, король Швеции, король Португалии, австрийский император, Людовик I и Людовик II Баварские были приняты в Париже с невероятной помпой.

Бисмарк, сопровождавший короля Вильгельма и королеву Августу, снова встретился с Наполеоном III. С глубоким удовлетворением, которое он даже и не пытался скрыть, Бисмарк убедился, что император окончательно сдал и уже не в состоянии составить собственного мнения о чем-либо.

Он во всем слушался императрицу. Однажды вечером, на балу, Евгения, беседуя с королевой Августой, жеманно произнесла:

— Вы увидите… Вы увидите… Скоро мы повоюем с вами…

Изумленная королева Пруссии часом позже передала эти слова императрицы Бисмарку. Тот не смог удержаться от улыбки.

Франция созрела для появления на исторической арене авантюристов…

НАПОЛЕОН III ВСТРЕЧАЕТСЯ С МАДАМ ДЕ МЕРСИ-АРЖАНТО В РИЗНИЦЕ

Любовь отчасти религиозное чувство.

Это произошло в сентябре 1867 года.

В большом зале дворца в Компьене устраивались живые картины.После показа картины «Встреча Юдифи и Олоферна», не лишенной пикантности, занавес упал. Император стал пробираться к кулисам. Его глаза блестели. Подойдя к графине де Мерси-Аржанто, смело сыгравшей почти обнаженную Юдифь, он сказал: