Протокол «Наследник» - Александра Лисина

— Да ты что⁈ — испуганно отшатнулся старик. — Как же я мог такое забыть⁈ Ты же мой единственный внук! С малолетства ко мне летом ездишь!

Хм. Хорошо, что уже почти осень, и у меня конкурентов нет. Не то второго «Малишека» дедок мог бы не пережить. Хотя, может, никакого внука у него и не было. Или же родители в этом году решили не рисковать, оставляя несовершеннолетнего отпрыска наедине с забывчивым стариком.

— Да что ж ты у порога стоишь, как неродной⁈ — тем временем всплеснул руками тот. — Давай, садись… садись, мой хороший, ужинать будем!

Он еще много чего говорил, суетился, когда накрывал на стол, называл меня чужим именем, поминал не моих родителей и вообще, выглядел на редкость воодушевленным. Я старался говорить поменьше, пакет с сухпайками и комбинезоном припрятал в углу, чтобы случайно себя не выдать. Послушно кивал. Жевал черствый хлеб, пил молоко и ел сыр с отчетливым привкусом плесени. Терпеливо сидел и слушал. Угукал, когда надо. А по мере того, как за окном становилось все темнее, начал подмечать, что энтузиазм у деда иссякает прямо на глазах.

Наконец он совсем устал и велел мне укладываться спать в той самой комнате, где стоял сундук. Я сначала подумал, а не пойти ли мне отсюда нафиг, но мыкаться в лесу до утра очень уж не хотелось. Запрячь чужую лошадь я тоже не смогу. Верхом тем более не поеду. Так что придется или прикинуться чужим внуком, наутро напомнив деду про Кринки, или же топать туда пешком, теряя на этом лишних полтора дня.

Ладно. Авось дед не людоед и маленькими детьми не питается. А если он вдруг начнет руки распускать, то съем его сам. В буквальном смысле слова, угу. Я теперь умею.

Ночь, как ни странно, прошла спокойно. Выспался я нормально, никто меня не тревожил. Однако утро, как и следовало ожидать, началось с новых вопросов. Правда, на этот раз дед «вспомнил» меня почти сразу, снова полез обниматься и принялся плакать, зато на прогулку в соседнюю деревню я уговорил его без труда. Как оказалось, во внуке он души не чаял и был готов ради него на любые подвиги.

Когда он запрягал лошадь, мне даже стало немного совестно — вот так открыто использовать больного, по сути, человека. С другой стороны, мое появление подарило ему массу положительных эмоций, он снова вспомнил близких, порадовался. А когда мы расстанемся, так же быстро об этом забудет и вряд ли когда-нибудь узнает, что я в его жизни вообще появлялся.

Успокоив таким образом свою совесть, я дождался, пока дед закончит возиться с упряжью, и запрыгнул в телегу.

Следующие полдня прошли в дороге, и я порядком утомился, раз за разом напоминая забывчивому старику, кто я, откуда и почему нам обязательно надо поехать в Кринки. Он в общем-то оказался хорошим человеком, добрым, по-своему заботливым, только на головку немного того. Поэтому при желании вынести его было можно. Однако после полудня, когда ехать осталось всего ничего, я от него окончательно устал, поэтому забрался в телегу, накрылся валяющейся там рогожей и сделал вид, что уснул, незаметно посматривая за тем, чтобы мы не сбились с дороги.

Старик воспринял это как должное. В смысле замолчал. Но с пути не сбился. Назад не повернул. А в какой-то момент даже подстегнул свою рогатую лошаденку, поэтому в деревню мы прибыли даже с небольшим опережением графика.

Когда же Эмма сообщила, что мы почти на месте, я, уже прикидывая, что и кому буду говорить в деревне, перебрался поближе к деду. И вот тут-то меня поджидала очередная подлянка, потому что на этот раз старик, на помощь которого я, если честно, очень рассчитывал, почему-то наотрез отказался мне верить и вдруг без предупреждения замахнулся кнутом.

— Да какой ты мне внук⁈ — гаркнул он, и на его глаза навернулись злые слезы. — Мой Маришек уже пять лет как умер! Понял, выкормыш дайна[1]⁈ С телеги он упал! Зашибся насмерть! А ты, нелюдь поганый… А ну пошел вон отсюда, пока я тебе башку не разбил! Ишь чего удумал — внуком моим прикинуться! Да я ж тебя сейчас…

Не дожидаясь, пока меня огреют по хребту, я, проклиная свое невезение, кубарем скатился с телеги и со всех ног кинулся в лес, слыша по пути проклятия и собирая на свою голову все возможные кары. Старик был в бешенстве. Орал мне вслед чуть ли не матом. Грозил убить. Обещал оторвать все, что возможно. Клялся со свету сжить за обман.

И что на него, спрашивается, нашло? С утра же все было в порядке, обнимал, слезно умолял приезжать почаще, а после обеда на тебе! Не признал, хотя я вроде не сделал ничего крамольного.

Впрочем, буйствовал он недолго. Покричав и погрозив мне вслед кулаком, сердитый дед в какой-то момент осекся и удивленно огляделся, словно не понимая, что он делает посреди пустой дороги, да еще и с кнутом в руке. Я видел из кустов, как он топтался вокруг телеги, чесал затылок, что-то бормотал, словно пытаясь вспомнить, куда и зачем ехал. А потом вдруг плюнул на все, махнул рукой, забрался на козлы и преспокойно поехал прочь, по-прежнему держа курс в сторону Кринок.

Дождавшись, когда он скроется из виду, я вздохнул и выбрался на дорогу.

Ну вот и что теперь прикажете делать?

С другой стороны, раз уж дед такой склеротик, то при новой встрече он, скорее всего, меня не узнает. Поэтому я постоял, подумал, подождал с пол-рэйна, чтобы дедок наверняка обо всем забыл, а затем двинулся следом за ним, искренне надеясь, что в деревне смогу найти подходящий транспорт и успею добраться до школы вовремя.

У входа в Кринки меня поджидал сюрприз — здоровенный лохматый пес, разлегшийся прямо возле вросших в землю, настежь открытых ворот, который при виде меня встрепенулся и недвусмысленно оскалил зубы.

Я, едва выйдя из кустов на дорогу, замер.

Собака была крупной. Мне в моем нынешнем теле головой спокойно до макушки достанет. Мощное бочкообразное тело, сильные лапы, густая