Карамазов. Книга 1 (СИ) - MeXXaniK Гоблин "Гоблин - MeXXanik"

Виктор довольно ощерился, испытав нечто вроде гордости за питомца, а потом моргнул фарами. Девушка торопливо подбежала к машине и нырнула в салон.

— Я уж решила, что ты передумал.

— Глупости, — проворчал парень. — Я дал слово, а оно чего-то стоит. Пусть я и не наследник Семьи.

— Ясно, — смущенно потупилась Василиса.

— Где научилась драться?

— Район у нас неспокойный, — произнесла она. — Приходилось учиться прятаться, хорошо бегать и…

— Обирать карманы, — продолжил за нее Виктор.

— Это трофеи, — важно сказала девушка. — Неудачников надо воспитывать. Тот уродец ведь собирался ограбить меня…

В ее глазах проскочили искры. Феникс вырулили на дорогу и положил ей на колено ладонь.

— Держи себя в руках, детка. Нам же не нужен разряд молнии прямо в машине.

— О, — протянула она испуганно и ухватила парня за запястье.

Легкое покалывание прокатилось по его коже, напоминая о произошедшем между ними в квартире. Кажется, Василиса тоже это вспомнила и гулко сглотнула. Притормозив у обочины, Виктор притянул ее к себе и поцеловал, крепко прикусив за губу. Парень не открывался, перетягивая в себя силу девушки. Она катилась по венам словно шампанское, из только что разбитой бутылки. Когда Василиса тихо застонала, парень отстранился, убеждаясь, что в ее зрачках осталась лишь привычная тьма.

— Это поможет, — произнес он осипшим голосом и заметил, как на лице спутницы появилось едва различимое разочарование. — Но тебе не надо нервничать. Не подставь меня, детка.

Она кивнула и отвернулась к окну.

— Я не была готова к этому, — сдавленно сообщила она.

— Никто из нас не готов, — бросил он грубовато и зачем-то снова погладил ее по волосам. — Все наладится. Ты справишься.

— Вместе с тобой? — спросила она с затаенным страхом.

— Обещал ведь, что помогу, — проворчал он, трогая машину с места.

— Я боюсь спросить «зачем»?

— Вот и не спрашивай, — рыкнул он и неожиданно разозлился. — Что вам бабам надо? К чему эти допросы?

Она бросила на Виктора темный непроницаемый взгляд и теперь уже сама положила на его колено пальцы.

— Если ты сейчас что-нибудь ляпнешь — пойдешь пешком.

— Не ляпну, — примиряюще промурчала чертовка и подалась к наставнику, чтобы потереться о плечо щекой.

— Называй свой адрес, — буркнул Виктор.

Спустя некоторое время, парень высадил Василису возле парадной дома. Девушка помялась, но спрашивать больше ничего не стала.

— Жди меня, и никуда не выходи — строго предупредил Феникс. — Я позвоню, когда освобожусь. И приеду за тобой.

Девушка закивала. Порывисто поцеловала Феникса, выскочила из машины и скрылась за дверью парадной.

В душе Круглова кольнула смутная тревога. Не за себя, за нее. Странное и неуместное чувство для того, у кого еще под ногтями оставалась кровь случайных врагов.

«Только бы она не продемонстрировала кому-нибудь, что умеет».

Виктор вывернул руль, и «Нива» выехала из двора на проспект. Теперь Фениксу предстояла самая неприятная часть его плана. Он покосился в зеркало заднего вида. В отражении был виден пакет. Из него торчало горлышко бутылки виски, который не так давно стал совершеннолетним.

Интересно, как отнесется к его визиту старая знакомая? Сколько лет он не видел мать-настоятельницу?

При воспоминании о временах в приюте зачесалась спина, покрытая старыми шрамами.

Машина вскоре выехала к Троицкому собору. Огромному зданию из белого кирпича. Три золоченых купола уходили вверх, цепляя низкое, клубящееся ночными облаками небо. А большой крест скрывался в них. Большие мозаичные витражные окна изображали жизнеописания апостолов и святых страдальцев.

Виктор припарковал машину в длинном ряду. Открыл незапертые ворота и прошел через сад. За распахнутыми дверями храма слышался голос жреца, читающего проповедь. Судя по отрывкам, которые удалось разобрать, речь шла о жадности. Феникс усмехнулся и обернулся в сторону парковки, где стояли машины премиум-класса с номерами Священного синода.

Парень обогнул храм. Вышел к зданию из темного кирпича. На двустворчатых воротах висело изображение креста с выгоревшей от времени красной краской на поверхности.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Поднялся по мраморным ступенькам, постучал в тяжелую дубовую створку. За дверью воцарилась тишина. А затем послышались шаркающие шаги. Лязгнул засов, и створка распахнулась.

В проеме появился невысокий человек в черной рясе. На голову был накинут глубокий капюшон, скрывающий лицо. Привратник всмотрелся в Виктора, а затем протянул:

— Какая неожиданность. Ты. Зачем пожаловал?

Голос был женским. Неприятным, скрипучим словно кто-то толкал старые качели на заброшенной детской площадке.

— Поговорить с матерью-настоятельницей. — Она у себя?

— Поговорить, — повторила за мной старуха и в ее голосе слышалась издевка. — Где же ей еще быть?

Бабка все же посторонилась, и Виктор вошел в полутемный холл.

— Спасибо, Серафима

Доски под ногами стонали, словно жалуясь на свою незавидную судьбу. Поверх них был застелен задубевший от времени линолеум. Местами он протерся до дыр и кто-то заботливый заделал их заплатками из другого, более свежего покрытия, найденного на мусорке. Куски иного оттенка и толщины были вырезаны и аккуратно прибиты по контуру обувными гвоздями. Виктор это знал совершенно точно, потому как в детстве не раз вытаскивал эти самые гвозди для своих мрачных дел.

Неровные стены все так же были окрашены в бледно-зеленый цвет до половины высоты, а к потолку тянулась выбеленная часть, давно уже не обновляемая и оттого пожелтевшая. По центру потолка вился ряд пластиковых потрескавшихся плафонов, в которых вместе с ворохом погибший мотыльков покоились лампы дневного света. Вот только включали их крайне редко, чтобы сэкономить. Феникс вновь хмыкнул, вспомнив проповедь об алчности. Одно колесо с любой из машин жрецов стоило больше обстановки этого убогого места. Сколоченные из нестроганных досок лавки, рассохшиеся кадки с чахлыми растениями, выцветшие портреты святых страдальцев в картонных рамках — вот и все, что занимало пространство холла.

Обитая дерматином дверь кабинета матери-настоятельницы была приоткрыта. В щель по косяку пробивался луч света. Виктор занес руку, чтобы постучать. Но в последнюю секунду замер, словно сомневаясь, правильное ли он принял решение. Очень уж ему хотелось уйти из этого скорбного места прямо сейчас.

— Входите, — раздалось властно.

Виктор вздохнул. Возникло сильное желание перекреститься, и лишь большим усилием воли он подавил его в себе. Спаситель все равно не помогает таким пропащим, как он. И со стервой придется столкнуться лицом к лицу. Поэтому парень выдохнул, потянул на себя створку и вошел в кабинет.

Тут ощущалась другая атмосфера. Сдержанные бежевые тона пробкового покрытия на стенах повторялись в цвете паркета, тяжелые шторы с золотистыми нитями удерживали крученые подвесы с кистями. Несколько стеклянных шкафов хвастались своим содержимым, которого никто не смел касаться. В них были священные записи, Писания страдальцев, Кодекс Синода и множество снимков самой настоятельницы на различных благотворительных мероприятиях. Она получала дотации для вверенного ей учреждения и вкладывала их… куда-то.

Большой, внушительный стол, обитый зеленым сукном, освещала лампа с абажуром такого же изумрудного оттенка. Подставки для письменных принадлежностей из малахита были заполнены заточенными карандашами.

За столом сидела женщина лет сорока, высокая и подтянутая. Короткие рыжие волосы обрамляли широкое лицо с глубоко посаженными глазами и выщипанными в едва заметные штрихи бровями. Она не была одета в рясу. Та висела на спинке кресла, а сама женщина оказалась облачена в шитое по моде платье из тонкой ткани темно-бордового цвета. Длинные рукава закрывали руки, но глубокое декольте позволяло оценить ее бледную кожу, линию ключиц. А также ложбинку груди, в которой лежал крупный кулон из красного камня на солидной цепочке.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})