Безумная звезда (пер. И. Кравцова под ред. А. Жикаренцева) - Terry Pratchett

– А стены?

Коэн вгляделся в ближайшую стену. На ее поверхности проступали прожилки красного хрусталя. У Коэна создалось впечатление, что глубоко внутри камня беспрестанно вспыхивают и гаснут крошечные огоньки.

Кроме того, здесь был страшный сквозняк. Из черных глубин пещеры дул устойчивый ветерок.

– По-моему, когда мы вошли, он дул в другую сторону, – прошептала Бетан. – А ты что скажешь, Двацветок?

– Ну, я не специалист по пещерам, – отозвался турист. – Но я как раз подумал, что вон там, на потолке, висят очень интересные штучки. Немного похожи на луковки, правда.

Они посмотрели туда.

– Не могу точно указать почему, – продолжал Двацветок, – но мне кажется, что нам стоит убраться отсюда и побыстрее.

– О да, – саркастически откликнулся Коэн. – Шейчаш попрошим ражвяжать наш и тут же очутимшя на швободе…

Коэн провел в обществе Двацветка не так много времени, иначе он не удивился бы, когда маленький турист обрадованно кивнул. Громко, медленно и четко выговаривая слова, Двацветок обратился к своим пленителям:

– Извините? Вы не могли бы развязать нас и отпустить на свободу? Здесь довольно сыро и очень дует. Извините еще раз.

Бетан покосилась на Коэна.

– Что, он в самом деле должен был это сказать?

– Прижнаю, это нечто новенькое.

Как ни странно, от окружающей костер группы действительно отделились три человека и направились в сторону пленников. Впрочем, судя по их лицам, развязывать они никого не собирались. Скорее наоборот, двое из подошедших принадлежали к тем людям, которые, увидев связанную жертву, начинают поигрывать ножом, делать скользкие предложения, много и плотоядно ухмыляться.

Вытащив меч и приставив его к сердцу Двацветка, Херрена сразу дала понять, кто она такая.

– Кто из вас волшебник Ринсвинд? – поинтересовалась она. – У вас было четыре лошади. Он здесь?

– Э-э, не знаю, где он, – ответил Двацветок. – Он пошел собирать лук.

– Но вы его друзья, и это значит, что он пустится на ваши поиски, – заключила Херрена, мельком взглянув на Коэна с Бетан и внимательно посмотрев на Сундук.

Траймон особенно подчеркнул, что Сундук лучше не трогать. Любопытство, может, и убило кошку, но любопытства Херрены хватило бы на то, чтобы зверски уничтожить целый прайд львов.

Она разрезала сеть и ухватилась за крышку.

Двацветок поморщился, как от боли.

– Закрыто, – констатировала она через некоторое время. – Где ключ, коротышка?

– Нет… нет ключа, – промямлил Двацветок.

– Но здесь есть замочная скважина, – указала она.

– Ну да, но если он хочет оставаться закрытым, он остается закрытым, – смущенно объяснил турист.

Херрена заметила, что Ганчия с издевкой ухмыляется.

– Я желаю, чтобы его открыли, – зарычала она. – Ганчия, займись.

Она зашагала обратно к костру.

Ганчия вытащил длинный тонкий нож и нагнулся к самому лицу Двацветка.

– Она пожелала увидеть сундук открытым, – он посмотрел на второго бандита и ухмыльнулся. – Она хочет, чтобы его открыли, Вимс.

– Ага.

Ганчия медленно повертел ножом перед носом Двацветка.

– Послушай, – терпеливо сказал турист. – По-моему, ты не понял. Никто не может открыть Сундук, если он пребывает в замкнутом настроении.

– Ах да, я забыл, – задумчиво протянул Ганчия. – Это же магический ящик! У него еще ножки должны быть. Эй, Вимс, есть с твоей стороны какие-нибудь ноги? Нет?

Он поднес нож к Двацветкову горлу.

– Это меня по-настоящему огорчает, – сообщил он. – И Вимса тоже. Вимс не очень-то разговорчив, зато у него отлично получается резать людей на кусочки. Так что открой… этот… ящик!

Он повернулся и пнул Сундук в бок, оставив на дереве скверного вида вмятину.

Что-то тихо и коротко щелкнуло.

Ганчия ухмыльнулся. Крышка медленно, тяжеловесно приподнялась. Далекий свет костра, сверкнув, отразился от золота – от огромной кучи золота в виде блюд, цепей и монет, тяжелого и мерцающего в прыгающих тенях.

– Вот и ладушки, – негромко сказал Ганчия.

Он оглянулся на стоящих у костра и ничего не замечающих напарников, которые, похоже, переругивались с кем-то у входа в пещеру. Потом оценивающе взглянул на Вимса. Его губы беззвучно зашевелились, лицо напряглось от непривычных усилий, потребовавшихся для мысленных подсчетов.

Затем Ганчия посмотрел на свой нож.

И тут пол зашевелился.

– Я слышал чьи-то шаги, – сообщил один из наемников. – Вон там, внизу. Среди… э-э… валунов.

Из темноты донесся голос Ринсвинда.

– Послушайте, – воззвал волшебник.

– Ну? – откликнулась Херрена.

– Вы в большой опасности! – крикнул Ринсвинд. – Быстрее тушите костер!

– Нет-нет, – возразила Херрена. – Ты все перепутал. Это ты в большой опасности. А костер останется.

– Здесь живет большой старый тролль…

– Всем известно, что тролли стараются держаться подальше от огня, – парировала Херрена.

По ее кивку двое бандитов вытащили мечи и выскользнули из пещеры в темноту.

– Совершенно верно! – в отчаянии завопил Ринсвинд. – Только, видишь ли, данный тролль не может этого сделать.

– Не может?

Херрена засомневалась. Какая-то часть ужаса, звучавшего в голосе волшебника, передалась и ей.

– Да, потому что вы развели костер у него на языке.

И тут пол зашевелился.

Дедуля медленно просыпался от вековой дремоты. Еще немного – и он не проснулся бы вообще; несколько десятилетий спустя он бы ничего и не почувствовал. Когда тролль стареет и начинает всерьез задумываться о смысле вселенной, он обычно находит себе тихий уголок, где принимается усиленно философствовать. Спустя какое-то время он напрочь забывает о том, что у него имеются конечности. Постепенно они кристаллизуются по краям, и в конце концов от тролля остается крошечная искорка жизни внутри довольно большого холма из необычной горной породы.

Дедуля не успел зайти так далеко. Он очнулся от обдумывания весьма перспективного направления исследований, связанных с познанием значения истины, и почувствовал в том месте, которое вроде бы некогда было его ртом, вкус горячего пепла.

Он начал сердиться. По нервным путям, состоящим из неоднородного кремния, побежали команды. Глубоко внутри кремнистого тела по специальным линиям разлома плавно заскользили камни. Деревья вырывались с корнем, дерн лопался – это пальцы размером с корабли распрямлялись и впивались в землю. Высоко на скалистом лице два гигантских каменных оползня отметили то место, где поднялись веки. Глаза походили на покрытые коркой опалы.

Ринсвинд, разумеется, не видел всего этого, поскольку его собственные глаза были рассчитаны лишь на дневной свет, зато он заметил, как темный холм неторопливо встряхнулся и вдруг начал подниматься, закрывая собой звезды.

Появилось солнце.

Однако его лучи не спешили. Знаменитый свет Плоского мира, который проходит сквозь мощное магическое поле Диска с очень маленькой скоростью, мягко выплеснулся на земли, лежащие вдоль Края, и начал спокойное, бесшумное сражение о отступающими армиями ночи. Он разливался по спящему пейзажу, как расплавленное золото[5], – ясный, чистый и неторопливый.

Херрена не стала колебаться. Не теряя присутствия духа, она подбежала к краю нижней губы дедули и спрыгнула вниз, перекатившись при ударе о землю. Ее люди последовали за ней, с руганью приземлившись среди обломков.

Словно пытающийся отжаться толстяк, старый тролль оттолкнулся от земли и поднялся на ноги.

С того места, где лежали пленники, этого было не видно. Они поняли только то, что пол под ними продолжает раскачиваться и вокруг не смолкает страшный шум, по большей части неприятный.

Вимс схватил Ганчию за руку.

– Это в-земле-трясение, – выпалил он. – Давай отсюда сматываться!

– Золото я не брошу, – уперся Ганчия.

– Что?

– Золото. Парень, мы может стать богатыми, как Креозоты!

Возможно, коэффициент умственного развития Вимса равнялся комнатной температуре, но круглого идиота бандит распознавал с первого взгляда. Глаза Ганчии сверкали ярче, чем золото, и он неотрывно смотрел на Вимсово левое ухо.

Вимс в отчаянии оглянулся на Сундук. Тот по-прежнему был завлекающе приоткрыт, хотя от такой тряски крышка его должна была сразу захлопнуться.

– Нам его ни за что не унести, – намекнул Вимс. – Он слишком тяжелый.

– Зато мы спокойно унесем часть его содержимого! – крикнул Ганчия и прыгнул к Сундуку.

Пол снова затрясся.

Крышка захлопнулась. Ганчия исчез.

И чтобы Вимс не подумал, что это была случайность, крышка откинулась опять, всего на секунду, и огромный язык, багровый, как красное дерево, облизнул широкие, белые, как сикаморы, зубы. Потом Сундук закрылся снова.

К величайшему ужасу Вимса, из-под ящика высунулись сотни ножек. Сундук нарочито неторопливо поднялся, заботливо распутал свои конечности и, переступая ими, повернулся к бандиту. Его замочная скважина выглядела как-то особенно зловеще, словно говорила: «Ну, давай. Тебя-то мне и не хватает для полного счастья…»