Пленница наследника короны - Валентина Гордова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я скорее уничтожу каждый из существующих миров, чем позволю чему-то или кому-то навредить тебе, Алиса.
Глава 8
Ночной разговор вышел информативным. Пожалуй, за один несчастный час я узнала в сотню раз больше, чем успела насобирать по крупицам за недели до этого.
Неизбежное – мне суждено стать женой будущего короля. Замысел изначально таким был и в принципе не поменялось ничего, кроме самого монарха.
Рассказывать о первой, загадочной, причине такого решения Агвид отказался наотрез, но вторую расписал в красках. Враги. Теоретически мои. По факту его. Древние дома, соседи из других стран, дикари с гор. Все они желали заполучить Аллисан Шерман из рода Приумножающих силу. Только, вот беда, настоящая Али в самом деле являлась последней носительницей старинной магии, во мне же её не обнаружилось ни капли. Йорген сам проверил. Лично. Несколько раз.
– Созерцающая. И искра Пламени, разгоревшаяся после столкновения с книгой Проклятых, – таков был его суровый вердикт.
Пауза. И принятое явно до этого разговора решение:
– Уроки этикета, истории и языков соседних стран не отменю. Если со мной что-то случится, править страной до совершеннолетия нашего ребёнка придётся тебе.
– Какого ребёнка? – просипела, поперхнувшись воздухом от изумления.
– Нашего, – невозмутимо повторил мужчина. – Приставлю наставника с искрой Пламени, он научит тебя контролировать и управлять огнём. С Созерцающими сложнее, эти гады живут обособленно, клятв короне не приносили и вряд ли принесут, но своих берегут и защищают… Боюсь, они нам скорее враги, чем союзники. Точно попытаются тебя выкрасть. Дорогая, убери этот блеск из своих прелестных глазок, у них ни шанса.
Снисходительная улыбка, подаренная мне моим вынужденным будущим мужем, и маг продолжил посвящать меня в свои грандиозные планы.
Поистине грандиозные. Судьбоносные, я бы сказала. Для меня так точно.
* * *
– Мой мир… ты прекрасна.
Тори утёрла выступившие на ярко-синих в обрамлении белых ресничек глазах слёзы, совсем по-девчачьи шмыгнула носом и юркнула в сторону, позволяя мне, наконец, взглянуть на собственное отражение. Устало, безразлично, чисто машинально. Я знала, что то, над чем два десятка служанок и портних работали четыре часа, заставив меня стоять без движения и терпеть страшную боль, мне не понравится. Мне в этой жизни уже вообще ничего не нравилось, только успокаивающий настой, который мне то и дело подсовывали.
Я знала, что результат долгой командной работы меня не впечатлит. Он и не должен был, потому что всё событие в целом меня не впечатляло.
С этими мыслями, с этим негативным настроем я и подняла взгляд на своё отражение.
И перестала дышать, не сразу осознав, кто смотрит на меня в ответ.
Тонкая из-за безжалостно стянувшего корсета. С выпирающими ключицами, красиво приподнятой грудью, узкими высокими плечами, не скрытыми тканью кроваво-красного, меньше всего похожего на подвенечное платья.
Безупречно уложенные наверх, завиток к завитку, будто бы сверкающие золотом волосы. Умело подведённые краской глаза с длинными чёрными ресничками. Соблазнительно блестящие розовые губы.
И платье… нереальное. Как вторая кожа, оно, усыпанное тысячей вручную пришитых драгоценных камней, обнимало тело от груди до бёдер, расходясь вниз крупными волнами так, что без должного старания ко мне ближе, чем на два шага, было не подступить.
А ещё – подрагивающие ладони, бессильно опущенные плечи, вздымающаяся от тяжелого дыхания грудь и широко распахнутые, полные страха, настороженности и непонимания глаза.
Невинный, наивный, растерянный вид не будущей королевы – брошенной всеми на произвол судьбы девочки.
Именно последняя мысль и отрезвила. Заставила моргнуть, ещё раз, прогоняя пьянящее наваждение, и взглянуть на себя иначе. Я не счастливая невеста и любимая будущая жена. Меня пленили и лишили права выбора.
Но если Агвид рассчитывает на слепое подчинение… То он его получит. По крайней мере, сейчас мне придётся уступить, и в последующем тоже, чтобы в конце концов ослабить его бдительность и… И не знаю, что там дальше. Побег. А вот за ним… об этом я подумаю позже. Значительно позже.
Портал прямиком в столичный храм ждал в саду, куда меня в гордом одиночестве сопроводила суровая дворцовая стража. Представлял он из себя ровный вертикальный овал выше человеческого роста с горящими символами по краю. Как пентаграмма. Или зеркало с искусно оформленной рамой. Только там, где должно было быть моё отражение, имелись мутные серо-зелёные разводы.
Вооружённые, облачённые в начищенные до блеска доспехи мужчины встали кругом, взяв в кольцо меня и волшебную диковинку. Никто и слова не проронил, и было у меня нехорошее предположение, что стража смолчит, даже если я задам им прямой вопрос.
Сложив два и два, приняла решение, которого от меня и ждали. Расправила плечи, подняла голову, искренне постаралась скрыть страх и волнение. Постаралась ещё раз, вдохнула, выдохнула.
И сделала два шага вперёд. Первый, крохотный, на землю перед порталом. Второй уже сквозь натянутую размытую поверхность.
Думала, по ощущениям это будет похоже на погружение под воду, даже дыхание невольно задержала, но портал, приветливо негромко зашипев, лишь слегка похолодил всё тело, будто ветерок подул.
Вышла я уже в храме. Большом, златокаменном, залитом разноцветными из-за витражей солнечными лучами. С куполообразными потолками, лестницей уходящими высоко вверх. С цветной мозаикой на полу и стенах, собирающейся в явно исторические сюжеты.
С алтарём в дальнем конце, в пятидесяти шагах от меня, у которого уже ожидал спокойный, невозмутимый, непобедимый риян Йорген в белоснежном костюме. И старающийся не дрожать бодрый старик в серой хламиде за ним.
А по обе стороны от прохода, по которому мне полагалось величественно прошествовать к будущему супругу, стояли люди. Самые обычные, даже близко на аристократию не похожие. В чистой, но заметно поношенной одежде, рубахи и брюки у мужчин, потёртые, поблекшие от многочисленных стирок платья у женщин.
Но меньше всего меня интересовала их одежда, кольнуло другое. Точнее даже два момента.
Первое, между мной и стоящими не было никакой преграды, даже стражи. Любой из них мог протянуть руку и запросто коснуться меня.
Это не сильно тревожило бы, если не второе – направленные на меня взгляды. Напряжённые, недружелюбные, настороженные.
Агвид ошибся, сказав ночью, что народ пожалеет пленённую сиротку. Они мне не доверяли. Они видели во мне если не прямого врага, то того, кто стоит на его стороне.
И это действительно заставило нервничать. Боюсь, слишком заметно.
Растерявшись под десятками, если не сотнями тяжёлых взглядов, я осталась стоять на месте, даже когда за спиной гулко лопнул портал, отрезая все пути отступления. Глаза прыгали с одного лица на другое, с мужчин на женщин, стариков, подростков, детей. В глазах этих крох не было ледяной ненависти, напротив, намёк на любопытство, но, подражая взрослым, они старались скрыть его за хмуростью и настороженностью. Особенно старалась малышка лет семи с двумя на удивление длинными и толстыми светлыми косичками на плечах. Озадаченно морщина нос, надувала губки, держала брови у переносицы.
И тут в звенящей тишине храма раздалось нарочито ленивое, насмешливо-пренебрежительное:
– Любовь моя, смелее. Единственный, кто может тебя здесь покусать – это я, если ты и дальше будешь мяться в нерешительности.
Перемена была молниеносной! Не моя, нет, я едва ли обратила внимание на слова Агвида. Люди вот обратили. И внимание, и взоры свои с меня на него перевели. Гневные, осуждающие, неприязненные. А будущему королю ничего, стоит, ухмыляется, показательно только на меня глядит.
Мне к нему идти и пришлось. Изо всех сил стараясь сохранить невозмутимый вид, не дрожать, не опускать голову, не отводить взгляд. Не путаться в юбке. Не плестись и не стоять на месте, а изображать подобие величественного шага.
Но с каждым новым шагом меня, боюсь, трясло всё заметнее.
И это стало ещё одним поводом для сочувствия. Теперь на меня смотрели с жалостью, за меня переживали, обо мне беспокоились. Сильнее с каждым шагом.
А в момент, когда я преодолела двадцать три шага, что-то вдруг изменилось.
Мелькнуло в уголке глаза, царапнуло край души, заставило остановиться и неосознанно повернуть голову, провожая странную тень взглядом. Сквозь тела, в толпу. На мужчину.
Уже практически старик, осунувшийся, сгорбленный, сжимающий в руках старую вязаную шапку, слегка пошатывающийся
