Огнем и водой - Дмитрий Вересов

– В Ленинграде полно других актеров, – даже немного обиженно сказал Акентьев. – Отец пригласит кого пожелаешь!

– А мне хотелось именно этого! – капризно сказала Дина, но, в конце концов, ей пришлось смириться.

Переплет меньше всего желал афишировать неожиданную женитьбу, но от него уже ничего не зависело. Отпраздновать «втихаря» не получилось. Тут неожиданно стал протестовать Владимир Акентьев, с которым маршал связался в обход будущего зятя. Отцы быстро нашли общий язык, несмотря на разницу в образовании и характерах. Акентьев-старший, не будучи дураком, подозревал, что за внезапной женитьбой сына стояло что-то более весомое, чем нежные чувства, тем не менее делал вид, что все в порядке. Как ни крути – этот брак не выглядел мезальянсом. Невеста, может, и не первой свежести, но с таким приданым на мелочи не обращают внимания. Александр почти не сомневался, что между ней и отцом что-то было – об этом он судил по нескольким взглядам, которыми они обменялись. Отнесся к этому философски: в конце концов, это, кажется, обычное дело у некоторых племен, да и в Средневековье широко практиковалось – право первой ночи.

С некоторых пор Переплет стал ощущать это пьянящее чувство безразличия к условностям. Соблюдать их приходилось строго; это было правило игры. Но воспринимать всерьез – никогда. Дина чувствовала его настроение и относила на счет воспитания. Ее нигилизм был другого сорта – инфантильный, демонстративный, а Переплета с первых дней общения она объявила конформистом-притворщиком.

– Не говори слов, которых не понимаешь! – грозил ей пальцем будущий супруг.

Свадьбу отпраздновали в одном из лучших питерских ресторанов. Хлопоты на этот раз взяли на себя поровну Орлов и Акентьев-старший.

– Ты не перестаешь меня удивлять! – сказал последний, когда официальная часть банкета, с поздравлениями и пожеланиями, была закончена, и отец с сыном смогли переговорить в уголке наедине. – Вот, кстати, от меня!

В его руке появился вполне предсказуемый конверт.

– Сам понимаешь, – сказал он, – искать для тебя чайные сервизы на тысячу персон я не стал бы – сам купишь, что пожелаешь… Я вижу, ты доволен!

– Доволен, – сказал Переплет, – что жив остался!

Рассказ об обстоятельствах, при которых он обзавелся невестой, много времени не занял. Но, к удивлению Александра, рассказ этот не произвел на отца того впечатления, на которое он рассчитывал.

– Ммм… – Акентьев-старший всегда избегал лишенных смысла междометий, но здесь явно не знал, как начать. – Не ты первый! – сказал он, наконец.

– Только прошу без банальностей! – попросил Переплет.

– К сожалению, Сашенька, это не банальность, а утверждение, основанное на самом что ни на есть жизненном опыте! – сказал отец и вздохнул.

Переплет посмотрел на него, на мать, за столом радостно улыбавшуюся кому-то из знакомых.

– Ты что, хочешь сказать, что и тебя вынудили?.. – недоверчиво спросил он.

– Ну, ситуация была несколько другой, но можно сказать и так. Дед твой, адмирал, был еще менее любезен. Просто обещал меня сжить с белого света, а с его связями это, сам знаешь, было очень даже просто… Так что он тебя спас от хирурга!

Переплет подумал про себя, что в его случае все не так просто. Насчет ребенка Дины он был совсем не уверен – его ли это дитя. Но проверить это удастся, только когда будет уже слишком поздно. Впрочем, отец, наверное, прав со своей сермяжной правдой – не он первый, не он последний.

Он вернулся на свое место во главе стола, а Дина уже кружилась в танце с каким-то своим престарелым родственником, бросая в сторону жениха тревожные взгляды. Были причины. С правого фланга к Акентьеву подбиралась брюнетка, затянутая в зеленый переливчатый шелк, похожий на змеиную чешую.

– Я вас знаю, – сказала зеленая змея, – вы работали в «Аленушке», там у вас еще был такой напарник странный, стихи читал!

– Вы что-то путаете! – ответил хладнокровно Переплет. – Я никогда не работал ни в какой «Аленушке», мы по переплетной части вообще-то…

– Ну как же? – Она изогнула бровь, но, встретив его категоричный взгляд, сочла за лучшее не спорить.

В качестве приданого жених получал четырехкомнатную квартиру на набережной Лейтенанта Шмидта. Перебравшись на невские берега, подальше от родительского глаза, Дина ненадолго успокоилась. Ее капризы были типичными для беременных, но Переплета они мало касались. Ему было предложено на выбор несколько должностей в городском исполкоме – Орлов и мысли допустить не мог, что его зять будет продолжать прозябать в переплетной мастерской.

Александр, и так несколько обескураженный стремительными переменами в своей жизни, не сразу смог выбрать между равноценными, на его взгляд, вакансиями. Пока он размышлял, их количество сократилось до одной – заместитель начальника отдела с жутковатой специализацией – ритуальные услуги. Первый раз услышав, в какой интересной отрасли ему предстоит занять место, Акентьев пришел в уныние. Воображение сразу нарисовало бесконечную череду кладбищ, похоронных контор и крематориев, которые ему предстоит опекать и инспектировать. Однако действительность оказалась веселее. Проверка печей и могил в его обязанности не входила, работа была чисто бумажной – с многочисленными заседаниями, плавно перетекавшими в застолье. Акентьев-младший еще застал самый конец умирающей советской эпохи – счастливое время для тех, кто был у кормушки.

Перемена места работы означала не только новый оклад и перспективы в плане карьеры. С ходу пришлось вникать в тонкости взаимоотношений в исполкоме; эти отношения были, пожалуй, более важны в данном случае, чем сами служебные обязанности.

– Люди, – объяснял ему старый жук из числа опытных работников, приставленный к Акентьеву неофициально, дабы ввести того в курс дела, – люди, вот наше основное богатство, Александр Владимирович. Поэтому общайтесь больше с людьми и налаживайте контакты! Вы меня понимаете?

Он улыбался, и глаза за очками в простенькой стальной оправе казались исполненными житейской мудрости. Переплет последовал доброму совету, тем более что люди к нему сами тянулись. Теперь он ощущал себя самостоятельной личностью без юношеского, ничем не подкрепленного, вызова. И вышло все в полном соответствии с классиком, который советовал ни о чем не просить: «Сами придут и дадут».

Со своим непосредственным начальником Акентьев познакомился лично лишь спустя три дня после поступления на службу. Товарищ Черкашин пропадал где-то в Москве – «обменивался опытом», как не то в шутку, не то совершенно серьезно сказал он. Назначение его замом Акентьева, не имевшего нужного опыта, Черкашина нисколько не смутило. Переплет подумал, что, вероятно, подобные назначения здесь вообще в порядке вещей, а в ходе разговора стало ясно, что шеф хорошо знаком с маршалом Орловым.

Прощание со старым Федором Матвеевичем, для которого уход Переплета стал весьма неприятной неожиданностью, было по-своему трогательным.

– Я понимаю, – вздохнул тот, выслушав Акентьева, – семья – это главное. А в ваше время деньги стали нужнее… Мы-то о них и не думали!

Акентьев крепко пожал ему на прощание руку; старик и не подозревал, сколь многим Саша ему обязан. А сам Переплет до сих пор не осознавал, насколько привязался к этому месту. Представить себе, что он никогда больше не окажется здесь, среди старых книг, никогда больше не услышит ворчливо-добродушных наставлений старика, было трудно. В этот момент его сердце вздрогнуло, но только на мгновение. «Нужно двигаться вперед», – напомнил он себе.

В здание на Канале он, само собой, не стал заходить на прощание. Оставалось только гадать, кто теперь станет подбирать книги для Совмина. Может быть, Зоя? Переплет на прощание вручил ей коробку шоколадных конфет и поцеловал ручку. Зоя вздыхала – теперь не с кем будет и словом перекинуться. Со «стратегом» Раковым после той памятной охоты Переплет не общался. Продолжать отслеживать для Ракова книги по магии и прочей эзотерике и одновременно трудиться в исполкоме было просто физически невозможно. Напоследок он получил напоминание о необходимости молчать о том, что ему приходилось выполнять. Раков назвал это «деликатными поручениями».

Акентьев уже самостоятельно нашел одну библиотеку; оставалось убедить Дину приобрести ее – чем-то нужно было заполнять книжные полки. А Переплету нужно было заполнять вечера в ожидании перемен. Вся его жизнь превращалась в ожидание, а то, что происходило с ним, включая и этот брак, и место в исполкоме, было лишь ступенями, ведущими к цели. Старую квартиру – давний подарок отца – он решил продать. Две квартиры – слишком большая роскошь для советского человека, тем более для чиновника. Акентьев еще не успел окончательно утвердиться в своем новом статусе, и возбуждать нежелательные слухи не хотелось. Иногда он с тоской вспоминал о том времени, которое провел там. «Рано ностальгировать начали, товарищ Акентьев», – одергивал он сам себя строгим «партийным» тоном, который так удачно получалось имитировать на вечерах у отца.