Сказание об Агапито Роблесе - Мануэль Скорса
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава двадцать третья
О том, как Исаак Карвахаль получил известие с того света, где, хоть и не слишком хорошо живется, а все лучше, чем на этом
Однажды утром Исаак Карвахаль отправился к кузнецу Ампудии – надо было подковать лошадь. Только что начали они торговаться, как вдруг появился человек, закутанный в пончо.
– Вы Исаак Карвахаль?
– К вашим услугам.
– Можно вас на два слова?
Отошли в сторону. Незнакомец сунул руку под пончо, достал сложенный в виде конверта тетрадный листок.
– Это для вас.
Исаак Карвахаль развернул листок, прочитал: «Почтенный Исаак. Я готов уступить тебе баранов за сходную цену. Если ты согласен, встретимся через семь дней в пещере Уманкатай. Привет». Исаак узнал почерк Агапито Роблеса.
– Вернулся! – воскликнул он.
И не обращая внимания на изумленного кузнеца, вскочил на Победителя и поскакал от одной фермы к другой – сообщать радостную весть. Но люди не верили. Агапито жив? Быть не может! Увидел бы его кто-нибудь, как он там ни прячься, пастух высоко в горах или еще кто. Столько зим прошло, жена Агапито все глаза выплакала. И все-таки загорелась безумная надежда. Сам учитель Сото – человек рассудительный, стал зачеркивать числа на своем самодельном календаре. А вдруг и вправду жив Агапито? Медлительные, словно мулы, спускались дни со склонов гор. Исаак Карвахаль, Николас Сото и Сиприано Гуадалупе отправились к пещере Уманкатай за несколько, дней. Остальные, кто будто бы покупать скот, кто еще по каким-то делам, выехали накануне.
Сошлись в пещере Уманкатай. Прождали все утро. Роблеса не было. Начался дождь. Настроение упало. Стемнело. Никто не двигался, не разжигал костер.
– Лучше нам вернуться, – грустно сказал Сото.
– День еще не кончился, подождем до двенадцати.
Сели, закурили, расстроенные. Снова пошел дождь. Задремали на ледяной земле. Когда проснулись, светало. И вдруг: «Агапито!» – вскричал Сиприано. У входа в пещеру в непобедимо сверкающем пончо стоял Агапито Роблес или человек, до ужаса на него похожий.
Обнялись, прослезились.
– Когда ты приехал?
– Вчера вечером.
– Почему же не вошел в пещеру?
– Когда за тобой гоняются, никогда не знаешь – может, тебя предали.
– В селении говорят, будто тебя нет в живых, Агапито. И семья твоя тоже так думает.
– Тем лучше.
Выборный уселся на камень.
– Весь мир объехал я, братья. Всюду честные чахнут, а нечестные жиреют. Терпел я голод да холод, видел разных людей. Слушайте, братья: мы все – выборные Паско, Хунина и Уануко – поклялись покончить с господами. Мы отнимем у них свои земли силой. В каждом селении организовал я Комитет по борьбе за возврат земель. Все согласны.
– А селение Тинго? Там тоже согласны?
– Эпифанио Кинтана ждет только приказа, чтобы выступить.
– Жители Сантьяго-Пампы слепы и высокомерны.
– Они теперь стали другими. Сакарйас Уаман ручается за них.
– В Уачосе дона Раймундо Эрреру встретили когда-то камнями.
– Эваристо Канчари растолковал им, как они были неправы.
– Качипампа не изменит?
– Все нас поддержат.
– Что говорит Бенхамин Лопес?
– И этот почтенный человек за нас. «Действуйте, – сказал он. – Я отвечаю за своих земляков, я их наставлю на путь истинный».
– А арендаторы Фернандини, они же словно глухие. Сказали они что-нибудь?
– Ригоберто Басилио руководит ими. Он дает сто человек, пятьдесят лошадей и продовольствие.
– Раби за нас?
– Аркадио и Нисефоро Герра обещали, что Раби не подведет.
– А что думают арендаторы из УарауТамбо?
– Себастьян Альбино и Бернардо Чакон стараются уговорить их. Это нелегко. За нас меньше дюжины человек, но и того хватит – лишь бы мосты опустили.
– Жители поместья закоснели в рабстве. Когда Лукано выгнали, так они чуть ли не километр бежали следом да проклинали его, – сказал Сиприано Гуадалуле.
– Не по своей воле они это делали. Монтенегро их заставили, – отвечал Хулио Карвахаль.
Поднялся Агапито. Вот стоит он, казалось бы, здесь, рядом, но годы страданий разделяют их.
– Кому суждено погибнуть – погибнет, – сказал он, – но мы возвратим себе земли Уараутамбо. И я, Агапито Роблес Бронкано, выборный селения Янакоча, объявляю вам: мы – Комитет борьбы за возврат земель. Члены его облекаются неограниченной властью: Им дается право мобилизовать людей, перекрывать дороги, производить работы, вершить суд вплоть до смертной казни. Всякий, кто не пойдет за своей общиной, да погибнет! Прошу избрать делегатов от других общин. Называйте имена.
– Предлагаю от общины Кольяс Хувеналя Ловатона, Германа Лаласиоса и Эусебио Минайю, – сказал Крисостомо Криспин.
– Согласны!
– Пусть Мардонио Луна организует людей общины Тамбочака. Он участвовал в походе.
– Идет!
– Фабиан Льянки тоже годится. Как думаете?
– Это человек верный.
– А кто от Хупайкочи?
Хосе Рекис, маленький, жилистый, покачал головой.
– Жители Хупайкочи не хотят.
– Что они. говорят?
– Ничего не говорят. Не хотят, и все тут.
– В Чинче тоже некоторые сомневаются. Трухильо и Рамос мутят народ.
– Уговорим их или казним.
– Лучше бы уговорить.
– Конечно. Мы должны собрать воедино все свои силы. Бедность заставила многих, самых лучших членов общины покинуть родное селение. Кто в Паско уехал, кто в Ла-Оройю, кто в Лиму. Хорошо бы и с ними тоже сговориться.
– Исаак верно сказал: самый смелый человек в нашей общине – Лисица. Вот бы кого позвать!
– Если община позовет, он вернется.
Кто-то заварил мелиссовый чай. Вдруг Сиприано Гуадалупе воскликнул в волнении:
– Чичи!
Все вышли из пещеры. Сотни чичи распевали на влажных скалах. Серенькая эта птичка – предвестник удачи. Жадно ждут ее крестьяне во время сева. Прилетит чичи – значит, урожай будет славный. Редко их видят больше одной. А тут вдруг – целая стая чичи весело чирикала, рассевшись по Скалам. Добрый знак! Воодушевленные, воротились они в пещеру, снова принялись обсуждать, кто войдет в Комитет борьбы за возврат земель.
Лето близилось к концу. В последние теплые деньки донья Аньяда кончила ткать еще одно пончо. «Убиение невинных» называлось оно, и выборные не решились показать это пончо жителям селений.
Глава двадцать четвертая
Еще кое-что о разговоре, который до смерти хотелось бы слышать господам, что разгуливают с автоматами
Курился над озером и в ущелье розовый туман. Горемыка поглядел на озабоченные лица представителей общин. Живые глазки его блеснули.
– Вот бы сейчас чашечку кофе, – сказал делегат от Паско.
– Золотые слова.
– Да еще бы сальца, закусить чашечку кофе.
– У, змий!
Делегат от Чинче сунул руку под пончо, вытащил узелок. Он улыбался от уха до уха.
– Это у тебя что?
– Сальце, сеньор.
– Издеваешься, да?
Тот развязал узелок, достал увесистый кус.
– Прошу вас, сеньор.
– Что же ты столько времени скрывал такое богатство?
– Всему свой час, приятель.
Он роздал всем сало.
– Откуда такая роскошь?
– Селение Чинче благодарит вас за труды.
Жидкий кофе и сало показались изумительно вкусными.
– Светает.
– А мы еще не кончили.
– Сеньоры делегаты, у нас еще масса вопросов, которые необходимо выяснить.
– Столько народу здесь, в пустынных местах. Это может показаться подозрительным. Найдется один какой-нибудь сукин сын – и довольно. Донесет – всех нас расстреляют.
Горемыка поковырял ногтем в зубах.
– Надо поискать какую-нибудь незаметную пещерку.
– Только сначала прошу рюмочку анисовой.
– Пью за тот день, когда мы будем есть сало в столовой господского дома в Уараутамбо. Выпьем, Агапито!
– Я не пью, дон, но от души благодарю вас.
– Пошли по этому ущелью, там где-то знаменитая Обезьянья пещера должна быть.
Выборный селения Ярусиакан поднялся. Это был единственный человек, одетый не как индеец. Свитер не слишком-то грел его, он дрожал. Отправились. Вдруг выборный селения Ярусиакан остановился, указал на запад.
– Если Чинче выступит, а Ярусиакан и Ранкас займут те земли, что им положены, мы встретимся в поместье «Парья».
– Как русские с американцами.
– Вот этого-то и хотел Гарабомбо! Он всегда говорил: «Члены общины Чинче должны встретиться с членами общины Ярусиакан в поместье «Парья», словно русские с американцами в конце войны».
Вдали виднелась Обезьянья пещера. Стая диких уток пролетела над их головами.
– Ты Гарабомбо знавал?
– Сидели вместе в тюрьме, на Фронтоне. Морской воздух не для нас – горцев. Вреден для наших легких. Привезли меня на Фронтон в январе, в разгар лета, а туман стоял такой, что домов не видно. Можете представить? Это в январе-то! Гарабомбо уже третий год там сидел. Туберкулезный он был или нет, не могу сказать. А только кашлял сильно. Обрадовался, как узнал, что я тоже горец. Представляете, что значит там земляка встретить? Мы с ним сговорились жить вместе, в одной пещере. Ты остров-то знаешь?
