Датчанин Ферн - Лейф Пандуро

— Я ухожу. Отец скоро умрет…

— Не твое дело…

— Что ж…

Какой-то миг она глядит на меня. Потом резко захлопывает тяжелую входную дверь.

Иду по каменным плитам к калитке. Выбираюсь на улицу. Дом за калиткой — как крепость. Как оплот злобы.

7

Спросив у кондуктора дорогу, выхожу из автобуса.

Автобус, пыхтя, едет дальше.

День клонится к закату. Солнце переместилось на запад. Ветер улегся.

Иду солнечной улицей. Навстречу выходят босоногие девицы в купальных костюмах и широких соломенных шляпах. Они шагают по обочине, по траве. Мимо едет спортивный автомобиль. Обогнав нас, водитель вдруг нажимает клаксон. Девицы вздрагивают. Одна от испуга роняет мороженое.

Оглядываю девиц. Иду себе дальше, к морю. Вдоль улицы тянутся дачи. Среди пестрого разномастья строений выступают скучные виллы, сооруженные по типовым проектам. Дачники разлеглись на верандах. Два мальчугана играют в кольца, ссорятся.

Дорога с обеих сторон вздыбилась холмами. Яркий свет выдает близость моря. Слева на белом небе зубчатая крыша оранжереи.

Деревянная доска с указателем. Надпись: «Вилла Фернов». Буквы врезаны в дерево, промазаны алой краской. Вокруг холмистого участка забор из колючей проволоки. На другой доске черным по белому выведено: «Частное владение. Посторонним вход воспрещен».

У самой дороги — в низине между холмами — гараж. Он повторяет архитектуру виллы. Бурые бревна, высокая трава на крыше. Вхожу в калитку. Иду по тропинке к дому. Дрок. Сосна. Можжевельник. Словно застывшие свечи.

Спускаюсь в низину — дом исчезает из виду. Выбираюсь на холм — дом медленно вырастает из земли. Сначала возникает антенна телевизора, потом труба, наконец крыша. Слева оранжерея, справа откос, сбегающий к морю, дома. Из-за них доносится шум прибоя — долгие, ритмичные вздохи, дождь осыпающейся гальки. Крутая горка ведет прямо к дому. В земле вырублены ступеньки. Они покрыты сосновыми досками. Подхожу к дому. Большая бурая дача тесно срослась с откосом. Узкие прямоугольные окна. На входной двери фамилия: «Ферн». Иду вдоль стены. К морю выходит веранда, огражденная перилами, наполовину затененная крышей. С веранды к морю сбегает лестница.

Возвращаюсь к главному входу. Стучу. Никто не откликается. Иду к откосу, сажусь на траву полюбоваться морем. К берегу мчатся наперебой белые барашки волн, дальше море зеленое, в нем густыми полосами лежат водоросли, еще дальше море — синее.

На пляже людно. В волнах плещутся дети. По берегу гуляют девушки. Мальчишки играют в мяч. Их родители загорают на солнце. Какой-то человек напряженно смотрит в бинокль. За волноломом взад и вперед снует моторная лодка. Ищу Эллинор Ферн. Что-то ее не видно.

В море пыхтит, уходя к горизонту, рыболовный катер. Еще дальше два парохода держат путь к Зунду. На горизонте грузным бегемотом разлегся Куллен. У самого берега сушатся на столбах рыболовные сети. Рядом паром. Покачнувшись, упал один из столбов, задетый лебедкой. Звук падения глухо отозвался в ушах.

Дача выстроена давно. Лет сорок назад, вероятно, отцом Мартина Ферна. В ту пору она далеко отстояла от склона. Сейчас того и гляди рухнет в воду.

Вправо и влево от меня тянется берег, отороченный белой каймой прибоя. Дачи, лепящиеся по откосу, расцвечены солнцем. Золотой вечер.

Юноша Мартин Ферн.

Здесь он гулял долгими светлыми вечерами в призрачной синеве лета. В темноте под деревьями белыми эльфами порхали девушки. Робкие поцелуи. Первый хмель. Прибрежная гостиница. Играет музыка. Благовонное дыхание девичьих губ. Потом дорога домой. Приглушенные охрипшие голоса.

Летние дни с дождем. Дробный стук капель по крыше. Дремота. Раскрытая книга. Карты. Под конец невтерпеж. Бегом по лестнице, к морю. После здоровый молодой голод. Ощущение силы.

Одолевает тоска. Иду к веранде. Перемахиваю через перила. На веранде соломенные кресла. Скамейки вокруг стола. Здесь сидели теплыми вечерами, глядя на море. Вот так же мигал маяк. Рейсовые катера скользили вдоль горизонта. Братья болтали с друзьями. В глубине веранды сидела Камма. Чистый девичий профиль на фоне моря. Что же такое случилось в жизни Мартина Ферна?

Детективная повесть всегда обманывает надежды. Вина преступника слишком мала. Отчаяние породило грех, затем бессилие. И снова отчаяние. Непробудный хмель.

Окно в комнату притворено неплотно. Распахнув его, проникаю внутрь. Здесь просторно, на стульях чехлы из светлой цветастой ткани. Соломенные циновки на полу. Зеленая полка. Зеленый обеденный стол, зеленые скамейки вокруг. На полке книги — летнее чтиво: детективы, любовные романы, журналы. Деревянный в сучках потолок. На столе оловянное блюдо с горой апельсинов. Стены тоже деревянные, только без сучков. Унылая гладкость.

В одном углу большая старомодная радиола с проигрывателем. Пластинки уложены ребром под приемником. Заигранные пластинки. Перебираю их. Бинг Кроссби. Дюк Эллингтон. Фэтс Уоллер. Кэб Коллоуэй. Светлыми вечерами молодежь танцевала на веранде Фернов. Лампочки там и сям — в ветвях можжевельника, на иссушенных ветром сосновых стволах.

Опускаюсь в соломенное кресло. Скрип. Гляжу на крашеный потолок. Над столом красная керосиновая лампа с подведенным электрическим проводом. Акварели на стенах. На одной запечатлен вид на море с веранды. Без подписи. Еще акварели: море, оранжерея, откос. На каждой бойкая подпись: «М. Ф., год 1942-й». Над столом большая претенциозная картина. Гладкая и тяжелая.

Тихий вечер. Солнце вот-вот скроется за оранжереей. Зубчатая крыша четко выступает на фоне неба, сверкая, выглядывает из-за деревьев. С пляжа доносятся крики детей.

Иду на кухню. Голубые стены. Старомодная печь с медной трубой. К ней подведен газ. В стенке встроенный холодильник. Открываю дверцу, здесь масло, яйца, селедка, пиво, водка и виски, джин и коньяк. За кухней каморка. Две раскладушки. Занавески в красно-белую полоску. Темные деревянные потолки. Раскладушки не застелены. Иду дальше. Еще одна каморка на двоих. Дальше ванная, душ, уборная. На полке в ванной баночки с кремом, какие-то пузырьки, карандаш для бровей, губная помада… На веревке под зеркалом висит губка.

Иду дальше — в спальню. Кровать не убрана. На ней голубая ночная рубашка.

Возвращаюсь в столовую. Сажусь в кресло. Рассеянно листаю журнал. Советы женщинам. Советы врача. И еще советы — как одолеть неразумный половой инстинкт.

Снова иду на кухню. Беру стакан и бутылку виски. Ставлю то и другое на стол. Наполняю стакан. Залпом опрокидываю его. Снова наполняю. И снова пью. И еще раз.

Спустя полчаса я уже пьян. Комната плывет мимо. Звонит телефон. У аппарата Эллинор Ферн.

— Это ты, Мартин?

— Вы ошиблись номером! — отвечаю. Кладу трубку.

Чуть погодя снова звонит телефон. Пусть звонит. Снова наполняю стакан. Медленно тяну виски. Вдруг меня начинает рвать. Шатаясь, бреду в уборную, склоняюсь над унитазом. Вспоминаю, что весь день ничего не ел. Иду на кухню, намазываю себе несколько кусков хлеба. Медленно жую, стараясь глотать понемногу. Но меня все равно тошнит.

В шкафу, что стоит в каморке, отыскиваю старые купальные трусы. Натягиваю. Поверх надеваю длинный красный халат. Спускаюсь по лестнице к пляжу. Вот-вот упаду. Дети удивленно таращат на меня глаза. Какая-то девушка, сидящая на зеленом халате у самого моря, оглядывается на меня. Шатаясь, прохожу мимо. Сняв темные очки, она упорно глядит мне вслед.

Вода холодна как лед. Бреду, рассекая волны. Мутит. Горизонт вертится колесом. Бросаюсь в воду, плыву. Сильно относит в сторону, плыву параллельно берегу. Оглядываюсь на пляж. Стоя на мостках, девушка в зеленом халате следит за мной. Поворачиваю к берегу. Девушка тоже поворачивается и идет на пляж.

Трудно бороться с течением. Боль в груди не дает вздохнуть, но я упорно пробиваюсь к берегу. Вот наконец я у пляжа. Голова идет кругом. Шатаясь, выбираюсь на берег. У меня подгибаются ноги. Надеваю халат. Иду к лестнице. Девушка опять сидит на зеленом халате.

В доме меня начал бить озноб. Растираю тело полотенцем, одеваюсь. Нелегко натянуть рубашку на влажное тело. Застегнуть ее я не в силах. Иду в сарай, прихватываю груду березовых веток, охапкой бросаю в камин. Тщетно чиркаю спичкой — не вспыхивает. Стою у камина, жду. Входит девушка в зеленом халате.

— Что-то у вас не ладится, господин Ферн?

— Нет, ничего…

— Хотите, я вам помогу?

На ней зеленый халат. Она присаживается у камина на корточки. Разрывает две-три газеты, кладет поверх бумаги лучину. Чиркнув спичкой, поджигает бумагу. Бумага чернеет, сжимается. Скоро березовые ветки разгораются ярким пламенем.

Девушка оборачивается ко мне. Я сел у стола, пододвинув к себе бутылку. Она опускается в кресло напротив.

— Кто вы такая?

— Разве вы меня не узнали?

— Я никого не узнаю… Даже Мартина Ферна…