Мой ангел злой, моя любовь… - Марина Струк

— Мне нужно в усадьбу! — бросил Андрей, устремляясь прочь с церковного двора, даже не обращая внимания на окрик с крыльца. Кузаков и Бурмин бросились за ним, но он остановил тех движением руки. — Прошу вас, останьтесь тут, с гостями, с матерью моей. Чтобы никто не тревожился…

— Андрей, я с тобой поеду! — не поддержал его решение Александр, но тот только головой покачал. — Ты разума лишился ехать туда один! Вспомни… у него же такая жажда крови была тогда в глазах. Твоей крови, mon cher! А люди почти все тут, у церкви! Я не пущу тебя! Вот тебе крест — не пущу!

— Что ты раскричался-то, mon ami? Будто пожар какой случился, — усмехнулся Андрей. Аккуратно отстранил руку друга, когда тот попытался ухватить за рукав мундир его. — Останься тут, прошу. Только ты сумеешь успокоить мать и сестру мою, я знаю. А что до поляка… Знать, судьба только отстрочила то, что приготовила для нас с ним. Знать, так тому и быть.

— Я поеду с тобой! — заявил Бурмин, по-прежнему не понимающий, отчего так встревожились его друзья, и что понадобилось поляку в имении Андрея, раз тот так встревожился его появлению. — Александр Иванович нужен в тылу, а во мне нет тут особой надобности. И ничего не желаю слышать! Возьмем одну из колясок, что за оградой, и тут же едем!

— Подождите! Подождите! — Кузаков снова придержал Андрея за рукав мундира, но на этот раз удачно — сумел-таки схватить за локоть. — Вслушайся! Едет кто-то…

И действительно, в тишине летнего дня где-то в отдалении слышался ровным перекатом звук копыт по укатанной дороге. Всего мгновение, и на подъеме к церкви показалась коляска, ведомая парой лошадей. Белоснежные ленты, которыми был украшен сложенный верх экипажа, развевались тонкими маячками, словно издали говоря о приближении невесты.

— Невеста! — выдохнул Бурмин, и Кузаков рассмеялся нервным смехом от того, что услышал в его тоне, словно у сентиментальной барышни. Только Андрей молча вглядывался в пассажиров коляски, боясь не увидеть среди тех той, кого так отчаянно ждал сейчас. Ледяная рука, сжимающая его сердце, растаяла дымком только в тот миг, когда он увидел Анну, его обворожительного, его волшебного ангела Анни.

А сама она в тот момент почти равнодушно пробежалась взглядом по офицерам, стоявшим в проеме церковной калитки, и только когда с удивлением узнала в одном из них собственного жениха, так и вспыхнула светлой радостью, сжав руку тети в волнении сильнее прежнего.

Андрей шагнул к коляске и предложил руку сперва Вере Александровне, стараясь унять мелкую дрожь в ладонях, которая нахлынула на него, стоило только разглядеть лицо Анны в коляске. А после и будущей жене, ласково погладив при этом тонкие пальчики Анны, обтянутые шелком перчатки.

— Вы в мундире! — прошептала та восторженно, глядя Андрею в глаза, и улыбнулась такой счастливой улыбкой, что тот вмиг позабыл и о нежданном госте, и о своем открытии, которое помог совершить ему Александр некоторое время назад. Она была здесь. Она была рядом с ним. А через считанный час она станет его супругой. Разве можно было думать об ином в тот миг?

Он действительно был в мундире, переменив решение за какие-то минуты до отъезда в церковь. Сперва, правда, облачился во фрак, отдавая должное торжественности момента, но в покои его вошла, тихонько постучавшись, Софи, желая наперед матери увидеть Андрея. Ведь более возможности побыть с ним наедине в этот день вряд ли ей представится. И именно она сказала Андрею о мечте девичьей его будущей жены — встать в церкви подле офицера в мундире.

— Ты, конечно, весьма недурен, мой милый, — улыбнулась Софи, проводя ласково ладонью по плечу брата. — Но в мундире, как мне думается, было бы совсем иначе.

— Быть может, — не стал возражать ей Андрей, целуя ее руку через кружево перчатки. И Софи даже в отчаянье чуть не прикусила язык, не зная, как принудить его переменить платье. Ей казалось, что это могло бы помочь Анне еще больше расположиться к брату, понять, какой он замечательный. Чтобы у Анны даже мысли не возникло жалеть о своем выборе. И тут же вспомнила, как шептала та когда-то весной, подняв на Софи затуманенный взгляд: «Il est admirable… admirable!» [686]

— Она бы желала видеть тебя в мундире на венчании. Сама призналась мне в том прошлой ночью, — сказала Софи те самые слова, что только и могли заставить его сменить черный фрак на красное сукно виц-мундира.

Андрей тогда вызвал к себе Прошку звонком после ее ухода и переоделся после некоторого промедления, когда сидел на краю постели и смотрел на виц-мундир, что принес в спальню его денщик. И так же долго и неотрывно смотрел на собственное отражение в невысоком зеркале на комоде. Словно не узнавая себя. Или наоборот — заново узнавая, ведь за эти месяцы он заставил себя забыть того офицера, что отражался в ровной поверхности зеркала, вынуждая принять новую для себя роль.

Более десяти лет на службе. Из них — около половины в боевых походах, из которых он вынес этот тонкий шрам под глазом и награды, лежащие поверх сукна мундира. И такая бесславная отставка, пусть и с правом ношения мундира. Когда казалось достиг таких высот, о которых и помыслить не мог сын простого дворянина из Калужской губернии. Когда должен был быть в рядах тех, кто победным маршем промаршировал на глазах публики по возвращении в Петербург. От горечи этой мысли тут же появлялось желание закрыть мундир в сундук и не вспоминать о былом. Забыть, что когда-то был в гвардии, что когда была совсем иная жизнь.

Так Андрей думал ранее, но ныне, глядя на себя в зеркало, почему-то видел совсем не то прошлое, что раньше. Встреча в церкви. Бал на Рождество. Раннее летнее утро в лесу. И он поехал в церковь в мундире, желая видеть счастье в ее глазах. Чтобы осуществить хотя бы одну мечту Анны… И разве ее ласка, которую та не смогла не подарить ему, когда спустилась из коляски и встала подле Андрея, не стоила этого? Разве ее взгляд, который она устремила на него тогда, не стал достойной наградой за это?

Анна пробежала (чересчур вольно, по мнению Веры Александровны) по сукну мундира, обтягивающего грудь Андрея, коснулась медалей и орденов, которые были закреплены у него в петлице. И совсем по-иному уже взглянула на него. От того света нежности, которым светились ее глаза, от гордости за него у Андрея даже на миг дыхание перехватило. Он не мог не провести кончиками пальцев бережно, словно по фарфору вел, вдоль ее скул и одного из русых локонов, что были близко к лицу.

— Ты прекрасна, мой ангел…

Анна улыбнулась в ответ на его шепот и прошептала в ответ совсем невпопад, озвучивая то, что пело ее сердце сейчас, когда она увидела его в проеме церковной калитки.