Неожиданные встречи - Павел Мариковский

Фаланга не имеет ядовитых желез, и народная молва, приписывающая этому животному славу ядовитого, необоснованна. Впрочем, поговаривают, будто укус мощных челюстей фаланги небезопасен, так как на них могут оказаться вызывающие заражение крови бактерии. Их фаланга якобы получает, питаясь трупами погибших животных.

Фаланга удивительно смела, нагла и бесцеремонна. Защищаясь, она может атаковать человека, и один мой знакомый рассказывал, в какой панике ему однажды пришлось удирать от большой фаланги, к которой он вздумал притронуться палочкой.

Я подсаживаю к мышке фалангу. Выказывая свою безрассудную смелость, она бросается на мышку. Тихое и мирное животное, выведенное человеком для всяческих экспериментов и прирученное безропотно переносить причиняемые страдания, вначале не обращает внимания на агрессию своего неожиданного партнера по клетке, но потом начинает обороняться. На брюшке фаланги из ранки, нанесенной острыми зубами мышки, появляется крупная капля желтой полупрозрачной крови. Получив отпор, фаланга мгновенно замирает, смиряет свой нрав и забивается в угол.

Мне понятна перемена поведения фаланги. Дело в том, что у паукообразных сгибание конечностей происходит при помощи мышц. Но их разгибание вызывается только напором крови в полости ног. Как только фаланга потеряла каплю крови из ранки, она становится беспомощной и вынуждена замереть до полного выздоровления. Вот уж действительно, как говорится в пословице: «Бодливой корове бог рог не дает».

Мышки, которых много раз кусали фаланги, никогда ничем не заболевали.

После опытов наших невольниц приходилось выпускать из клетки. Для этого я выбирал какую-нибудь уютную долинку. На юге страны домовые мыши, к виду которых принадлежат лабораторные мышки-альбиносы, свободно живут в природе. Трудно было рассчитывать, что наши спутницы, изнеженные длительным содержанием в неволе, смогут возвратиться к жизни своих вольных собратьев и предков. Но не возить же их с собой в экспедиции.

Обычно мышек я выпускал, прежде чем сняться с бивака. Сегодня же я дал им свободу немного раньше. К вечеру одна мышка пришла в палатку, другая, как потом оказалось, вырыла под палаткой небольшую норку, третья нашла для себя место под колесом машины и не пожелала оттуда уходить. Осталась неясной судьба только четвертой мышки. Крошечные красноглазые зверьки своим умишком как-то осознали таящуюся опасность в незнакомой для них природе и предпочли остаться под опекой человека.

Наши сердца были покорены, мышки, водворенные обратно в клетку, поехали с нами путешествовать дальше, до самого дома. Потом мы сдали их в лабораторию…

Как-то путешествуя на мотоцикле, мы остановились на ночлег на большом кургане в каменистой и совершенно безлюдной тогда пустыне подгорной равнины гор Чулак (восточные отроги Джунгарского Алатау). На кургане мы, измученные жарой, мечтали найти хотя бы легкое дуновение ветерка в душном застывшем воздухе и утром, собрав вещи в коляску мотоцикла, поехали дальше. К вечеру, как и следовало, стали на бивак. Разгружая коляску мотоцикла, мой помощник обнаружил мертвую домашнюю мышку. Как она умудрилась на предыдущем биваке забраться в мотоцикл и зачем это ей понадобилось, трудно объяснить. Может быть, после вольной жизни в пустыне ей заблагорассудилось вновь возвратиться в поселения человека. Нашего самовольного пассажира постигло несчастье: на ухабистой дороге ее раздавило вещами…

Во время путешествия по островам Балхаша мне захотелось побывать и на маленьком, отмеченном небольшой точкой на карте острове Шайтанарал (Дьявольский), вблизи единственного селения в соленой части северного берега озера, носящего название Каракумы. Здесь же располагался маленький рыбозавод. В его конторе вежливо осведомились о цели нашего приезда. На мой же вопрос, почему так назван остров, ответили, что сейчас толком никто об этом ничего не знает. Как-то старики говорили, что он издавна считался плохим: кто на нем побывает, с тем случится несчастье, болезнь или еще что-либо нехорошее.

Думалось, не зря назвали остров Шайтанарал. Было что-то с ним связанное, значительное и несчастливое. Но прошли столетия, а название осталось. Мне было интересно на него взглянуть, как и на другие острова, узнать, кто там живет, какие сложились отношения между животными. Каждый остров — как особенный и изолированный мирок. Остров Шайтанарал — самый последний из архипелага залива Балыктыколь, он как бы замыкал собой их цепочку у выхода на просторы Балхаша.

Едва приготовили надувную лодку, уселись в нее, как у самого штуцера лопнул шланг. Поломка была незначительной. Отрезав негодный конец, следовало его надеть на штуцер и для верности переставить стальное стягивающее кольцо. Но Николай, мой помощник, как часто с ним бывало, заартачился. Сказал, что обойдемся без полукольца, мол, все эти заводские премудрости ни к чему.

До острова совсем недалеко. Вблизи берега, куда правил лодку Николай, по цвету воды было понятно, что там мелко, есть подводные камни. Но и здесь Николай проявил свое упрямство. Незадачливый капитан не успел договорить фразу, что «проскочим за милую душу», как навесной мотор с грохотом зацепил камни, за лодкой потянулась полоса взбаламученного ила. Гребной винт уцелел, но шпонка поломалась. Островок казался неприглядным: серый щебень, чахлая растительность и множество почерневших и давным-давно выброшенных штормами тростниковых окатышей. Когда-то слегка выходившие на поверхность воды небольшие скалы послужили опорой для гальки и щебня, и бурный Балхаш постарался: нанес их несколькими валами.

Южный конец острова выглядел забавно: он походил на лихо закрученный хвостик гигантского ската. На нем сидела стая черных ворон и молча, не шелохнувшись, как мне показалось, сосредоточенно наблюдала за мною. Птицы взлетели неохотно и лениво, когда я подошел к ним близко. Судя по всему, воронам здесь было нечего делать, и они прилетели сюда просто отдохнуть. Главное место их обитания — рыбозавод, где они лакомились отбросами от разделки рыбы.

Стал переворачивать тростниковые окатыши в надежде найти под ними что-либо живое. Обычно под ними всегда находили приют уховертки, скорпионы, фаланги и многие другие мелкие жители пустыни. Но и под окатышами было пусто. И вдруг под одним я увидел двух самых настоящих домовых мышей. Выглядели они отлично — полненькие, с превосходной лоснящейся шерсткой. Поблескивая черными глазками, они не особенно растерялись и не спеша скрылись под перевернутым мною окатышем, не проявив ко мне любопытства. Видимо, безмятежная жизнь на этом островке сделала их такими спокойными и превосходно выглядевшими.