Лунный рыцарь - Тамара Крюкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глеб на мгновение задумался, а потом усмехнулся:
— Что ж, если ты идешь в темницу, то я возьму на себя начальника тюрьмы. Пошлю ему письменный приказ явиться во дворец для доклада.
— Вот тут-то вас и разоблачат! — воскликнул Прошка.
— Не думаю. Депеша будет написана не простыми чернилами. Они через некоторое время исчезнут. Пока начальник тюрьмы прибудет ко мне, чернила испарятся и вместо депеши у него в руках окажется чистый лист. А уж я постараюсь как можно дольше задержать его для объяснений, — пообещал Глеб.
— На словах все уж больно просто получается. Посмотрим, как на деле. Чует мое сердце, поймают нас. Ей-ей застукают, — проворчал паренек.
Темница находилась в подземелье городской тюрьмы. Она пустовала с незапамятных времен. Даже старожилы не помнили, для чего в остроге существует подземный каземат. Преступники в городе были редкостью. Обычно в камерах сидели воришки, драчуны и мелкие нарушители спокойствия, и у начальника тюрьмы не было повода выслужиться. Зато теперь, когда появилась «преступница государственной важности», он проявлял повышенную рьяность. Видимо, его усердие было замечено, потому что нынче вечером его пригласили на доклад не куда-нибудь, а во дворец.
Начальник тюрьмы не мог дождаться времени аудиенции. Несколько раз перечитав депешу, он то и дело доставал из нагрудного кармана часы и поглядывал, не пора ли отправляться во дворец. Что и говорить, не каждый раз удается предстать пред светлые очи. Служаке мерещились почести и награды. Правда, ему показалось несколько странным, что ему назначили встречу после смены дневного караула. Для беседы час весьма поздний, но у начальства свои причуды.
Наступило время смены караула. Ночной дозор промаршировал в здание тюрьмы, а через четверть часа оттуда строем вышел дневной караул. Поначалу охранники побаивались ночных дежурств. Шутка сказать — стеречь ведьму, ведь каждому известно, что после полуночи нечистая сила обретает особую мощь. Но шли дни, заключенная вела себя тише воды, ниже травы, и постепенно опасения улеглись.
Скоро все поняли, что никакой усиленной охраны вовсе не требовалось, разве только для важности, но стражники не роптали, потому что дежурство не доставляло особых хлопот. К тому же ночью, когда начальство дрыхло в теплых кроватях и видело сны, можно было спокойно перекинуться в картишки или в кости.
Пока охрана занимала посты, Прошка сидел в засаде и выжидал, когда подействует снотворное. Время от времени он глядел на часы, которые по такому случаю выдал ему Глеб. От волнения у паренька пересохло во рту. Что и говорить, проникнуть в здание тюрьмы и освободить заключенную — это не баран чихнул. Эдак недолго и на каторгу загреметь или чего похуже.
«Тьфу ты, лезет же пакость в голову», — подумал Прошка и на всякий случай перекрестился. Он успокаивал себя, что план сработает, ведь все продумано до мелочей. Но так уж устроена жизнь, что в любом, даже самом тщательно разработанном плане есть место для неприятных неожиданностей.
На первый взгляд дело было пустяковое: у стражника по имени Мирон случилась изжога. Болезнь не бог весть какая, но из-за нее он решил поостеречься и не пил медовуху вместе с остальными. Заступив на пост, напарник Мирона по обыкновению проворчал:
— Дались нашему начальнику эти ночные дежурства. Сейчас бы в койку, а тут на посту стой, — сладко зевнул он.
— Так ведь начальству выслужиться надобно. Глядишь, какой орденок пришпилят, — подхватил Мирон излюбленную тему.
— Вот-вот, им награды, а нам отдувайся. У заключенных и то жизнь лучше. Они по ночам дрыхнут, а тут дурью майся. Спать хочется, жуть. Ты подежурь, а я чуток под— ремлю.
— Ну, ты даешь, только на пост заступили, а ты на боковую! — возмутился Мирон.
— Ладно тебе бочку катить. Я чуток покемарю, а потом тебя сменю, и ты подремлешь, — пообещал напарник.
Не дожидаясь новых возражений, он улегся на топчан и тотчас захрапел.
— Во здоров спать! Он, значит, почивает, а я крайний? — сварливо пробурчал Мирон.
Он потряс напарника за плечо, пытаясь добудиться, но тот что-то пробормотал сквозь сон и, перевернувшись на другой бок, продолжал сладко спать.
— Ну, погоди у меня. Сейчас я кому надо доложу, как ты долг блюдешь. Дадут тебе взбучку по первое число, — пригрозил Мирон и пошел к начальнику караула.
Дойдя до следующего поста, он опешил. Оба стражника тоже спали мирным сном. Почуяв недоброе, Мирон рысью обежал все посты и к своему ужасу убедился, что бодрствует в одиночестве.
— Батюшки-светы, что же это делается? Надо к начальству бежать, — решил он и припустил к начальнику тюрьмы.
Начальник жил холостяком во флигеле за зданием, где содержались заключенные, но в этот час его дома не оказалось. Он как раз входил во дворец, поэтому Мирон напрасно колотил в дверь, пытаясь достучаться.
В это время Прошка сверился по часам и решил, что пора действовать. Выйдя из укрытия, он перебежками добрался до здания тюрьмы и осторожно приоткрыл дверь. Доносившийся из караульной рокочущий храп прозвучал для паренька слаще музыки. Прошка прошмыгнул внутрь, по счастливой случайности разминувшись с Мироном. Дальше паренек направился увереннее, ведь он не знал, что путь к отступлению закрыт. Мирон не солоно хлебавши вернулся на пост.
— Что же делать? Делать-то что? — бормотал себе под нос испуганный стражник. — Экая напасть, куда ни кинь, всюду клин. Надобно доложить, а кому тут докладывать? Никого окрест нету. Ежели только пост оставить, да в город бежать? Худо. Тюрьму без охраны бросить, так это трибуналом пахнет. Вот кабы я один за всех отстоял, то, может, и награды сподобился бы, — размечтался он.
Мирон уже представил, как ему при всем честном народе прикалывают на грудь орден, но не вовремя вспомнил, кто сидит под стражей, и пыл его несколько ослаб.
— Эх, одна закавыка, — вздохнул он. — Ежели бы в темнице сидел разбойник али головорез, так тут и думать нечего. А коротать ночь один на один с ведьмой боязно.
Поразмыслив, Мирон вспомнил старинное средство от нечистой силы. Еще прабабка рассказывала, что если мелом нарисовать круг и читать в нем молитвы, то никакая нечисть не страшна. Прикинув так и сяк, Мирон отыскал кусок штукатурки и, не теряя времени даром, начертил круг пожирнее, чтобы обезопасить себя наверняка.
Глава 22
Побег
Воткнутый в стену просмоленный факел потрескивал и коптил. Пламя судорожно подрагивало, точно живое. Огонь и крысы были единственными компаньонами Марики в мрачных, сырых застенках. Поначалу она опасалась длиннохвостых обитателей темницы, но те не трогали новую соседку, и постепенно девочка к ним привыкла. Она делилась с крысами нехитрой трапезой, а те развлекали ее своей возней.
Марика не знала, сколько дней она провела в узилище и что на дворе: день или ночь. В подземелье не проникало дневного света. Услышав, как в замке поворачивается ключ, она удивилась. Дверь не отпирали с того самого дня, когда ее втолкнули в камеру. Посетители к ней не приходили, а еду подавали через окошко. Никто из стражи не решался войти к ведьме. Марика напряженно вглядывалась в полумрак, гадая, что ее ожидает.
Дверь приоткрылась, и в камеру прошмыгнула голенастая, мальчишеская фигурка. Узнав Прошку, пленница поспешно вскочила. Зачем пришел ее недруг? Может, ожидает, что она раскисла, и надеется услышать ее стенания о пощаде? Девочка горделиво вскинула голову, тряхнув спутанными кудрями.
При виде Марики Прошка снова поразился, до чего же хороша эта маленькая дикарка, даже одетая в рубище, а не в бархат и шелка. Теперь ни для кого не оставалось тайной, что девочка — простая цыганка. И все же в ней было что-то царственное, какая-то несгибаемая сила. Не удивительно, что она сумела усмирить взбесившихся животных.
Прошка приложил палец к губам, приказывая узнице молчать. Впрочем, эта предосторожность была излишней. Паренек торопливо всучил Марике узелок и проговорил:
— Переодевайся скорей. Времени в обрез.
Марика недоуменно смотрела на него, но не торопилась выполнить указание. Сначала она хотела понять, что задумал ее недруг.
— Ты меня глазами-то не жги. Не из таковских, — расхорохорился Прошка, пытаясь за показной грубостью скрыть свою робость перед девочкой. — Хозяин велел, чтобы я тебя отсюда тайком вывел.
Сердце Марики забилось часто-часто. Значит, она была не одинока. Теперь, когда она знала, что Глеб на ее стороне, ей было легче пережить напрасные наветы, ненависть толпы и горечь заточения. Ничто не ранит так, как холодность тех, кого мы любим, и ничто не придает сил, как их поддержка.
— Да одевайся ты, не стой пнем! Я отвернусь. И не мешкай. В другой раз стражу не усыпить, — поторопил ее Прошка.
На этот раз Марику не пришлось уговаривать. Пока она натягивала мальчишеские штаны и рубаху, Прошка пустился в рассуждения: