Мекленбургский дьявол - Иван Валерьевич Оченков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебя как зовут, добрый молодец?
— Иваном крестили, государь.
— Тезки значит. Ну, так вот, друг мой, запомни на будущее. Если что сказать хочешь, так говори прямо. А вот угрожать мне не надо.
— Помилуй, батюшка, какие э тут угрозы? И в мыслях не было!
— Чего ты крутишь, Ивашка, — перебил Мартемьянов. — Всем ведомо, что царские ратники под Азовом османскую казну с боем взяли, да все себе и забрали до полушки! Будто нас, донских и всех прочих рек казаков, там и вовсе не было. Но то хоть и негоже, но все ж там царское войско верх одержало, а тут все вместе Кафу на меч взяли, и больше такого терпеть никак не можно!
— Тихо ты, — наступил атаману на ногу второй старшина — Устим Кривопалов, после чего оттеснил захмелевшего атамана в сторону, и добавил примиряющим тоном:
— Не серчай, государь, пьян он. Но ты бы позволил казачкам душу отвести на местных, глядишь, они бы и не шумели почем зря…
— Значит так, — пристально посмотрел я на войсковую старшину. — Пьяный проспится — дурак никогда! Это первое. Местных зорить паче меры не дам! Это второе. Объяснять я вам ничего не обязан, но за ради великой победы, что мы одержали и крови, что вместе пролили, никого на башку не укорочу! Но скажу так, нас тут мало, а врагов много, потому не стоит их плодить паче меры, чтобы они нам в спину не ударили. Все ли понятно?
— Что ж тут не понять, разве только дозволь спросить, нешто ты, желаешь весь Крым завоевать и под свою царскую руку взять?
— Нет, конечно. Я еще из ума не выжил. На это у нас сил нет, но вот для того, чтобы ограбить его до последней нитки, чтобы татары еще десять лет ерзали, если наши имена услышат, это сделать не только можно, но и должно! А потому, как говорили древние, поспешать надо медленно!
— Эва как, — хитро усмехнувшись протянул Каторжный. — Раз так, то мы царской воле не поперечники!
— Истинно так, — поддакнул Кривопалов. — А если что брякнули не подумав, так это от темноты. Не серчай, батюшка!
Видимо начавший что-то соображать Мартемьянов ничего говорить не стал, ограничившись поклоном, после чего казаки ушли.
— Если бы вы приказали, — мрачно заметил Михальский, — я снес бы ему голову!
— Чтобы начать свару с остальными? — покачал я головой. — Нет, сейчас не время!
— Это точно, — вздохнул Панин, — но все же спускать не след!
— Я и не спущу. Только пусть сначала наш флот сюда придет. Тогда нас будет больше.
— Как и казаков!
— Они между собой собачатся, не хуже наших бояр. Надо Мишку Татаринова из Керчи вызвать, они с Исаем друг друга терпеть не могут. Но об этом после. Давайте теперь о делах более насущных переговорим. Первое, надобно из Кафы все добро вывезти. От кож, которые здешние мастера мнут, до пороха из арсенала. Его тут, как оказалось, вдоволь.
— Где же столько кораблей и людей найти?
— Вот отсюда следует второе. Надобно все крымское побережье прошерстить и все корабли, какие есть, сюда привезти. Поручим это казакам. Они так и при деле и при добыче будут. А чтобы старались, за каждую посудину буду им наградные платить.
— Эдак серебра не наберешься, — сварливо заметил дьяк.
— Найдем. Тут, как оказалось, даже свой монетный двор есть. Должны быть запасы.
— Я слыхал, монеты у них никудышные и серебро порченное.
— Ничто, донцам в самый раз!
Глава 7
Что знает среднестатистический человек о гареме? В воображении сразу же возникают прекрасные девы в воздушных одеждах, все существование которых подчинено единственной цели подарить неземное блаженство мужу и повелителю, а их караулит целая рать грозных евнухов, чтобы они ненароком не порадовали кого другого.
Ну не знаю, может у сильных мира сего, вроде самого хана или османского султана дело обстоит именно так, но гарем правителя Кафы, прямо скажем, не поражал. Старшая жена — довольно упитанная баба, непонятного возраста таращилась на меня из под платка маленькими злыми глазками и, судя по всему, искренне опасалась, что я накинусь на нее и немедленно обесчещу.
Три чуть менее упитанные фемины, бывшие не то служанками, не то младшими женами, жались за ее спиной и старались не отсвечивать. Четвертая и хуже всех одетая старуха держалась чуть в стороне. Ей богу, если у меня и были какие-то фривольные мысли, то после знакомства с личным составом гарема они мгновенно улетучились.
— Гм, сударыни, — прокашлявшись, начал я свою речь, — вашей безопасности ничего не угрожает!
Присутствующий при разговоре в качестве толмача подьячий Фрол Ляпишев попытался донести мою мысль до испуганных женщин, но, судя по ставшим еще более испуганным глазам, не преуспел.
— И если вы не будете причинять нам хлопоты, то с вами ничего не случится, — продолжил я, вызвав у всех кроме плохо одетой старухи новый приступ ужаса.
Ничего не понимая, я продолжал свою речь, пока эта бабка не вышла вперед и не огрела переводчика полотенцем.
— Ты чего людей пугаешь, ирод? — прошипела она офигевшему подьячему на чистом русском языке. — Зачем голову срубить обещаешь, когда тебе ничего такого не сказано! Коли тебя дурака поставили толмачить, так ты и переводи, как велено!
Мои телохранители, заметив ее движение, выступили вперед, но сообразив, что лично мне ничего не угрожает, успокоились и тоже принялись с интересом наблюдать за расправой.
— Тише-тише, бабушка, — с усмешкой поспешил я унять ее. — Еще прибьешь моего слугу, чего доброго, а у меня их и так не в избытке.
— Так не бери на службу дураков, никто их и бить не станет! — отрезала та.
— Ты как с царем разговариваешь, старая карга! — прикрикнул на нее подьячий. — Или на дыбу захотела?
— Прости, государь, если по недомыслию что не так сказала, — пошла на попятный старуха, с неприязнью поглядывая на
