Необычайные похождения царевича Нараваханадатты - Сомадева

Когда же спросила Анурагапара его, рассказал ей возлюбленный, с какими трудностями ему пришлось добираться до Пушкаравати, и от этого она еще больше ласкала и доставляла ему всяческие радости. Поведал он ей и необыкновенную историю о Сомасвамине, обращенном в обезьяну. И сказал он ей после этого: «Вот если бы ты этого моего друга, любимая, силой своего знания избавила от обезьяньего облика, то было бы хорошо!» Она же возразила ему: «Это дело проклятой йогини, не наше это дело. Но попробую я уговорить мою приятельницу мудрую йогини Бхадрарупу, чтобы она твоего друга вызволила!» Порадовался таким ее словам купеческий сын и попросил милую: «Ты бы на него посмотрела. Давай к нему слетаем!»

«Ладно!» — согласилась она, и на другой день, обняв крепко Нишчаядатту, полетела с ним в тот лес. Увидев друга в образе обезьяны, подошел к нему Нишчаядатта, поклонился и почтительно спросил о здоровье. «Вижу я, что ты пришел с Анурагапарой, и сегодня чувствую себя хорошо», — ответил Нишчаядатте на это Сомасвамин в облике обезьяны и благословил его возлюбленную. Сели они все вместе на гладком камне, и начались у них разговоры, а потом с позволения обезьяны Нишчаядатта снова улетел в объятиях своей возлюбленной в ее дворец. На следующий день он снова говорит Анурагапаре: «Давай слетаем ненадолго к Сомасвамину!» А она ему в ответ: «Ступай сегодня ты к нему сам. Научу я тебя, как взлетать и как опускаться!» Послушал он ее и, овладев этим несравненным искусством, полетел к своему другу-обезьяне. И началась у них долгая беседа, а пока она шла, Анурагапара вышла прогуляться в сад. Случилось так, что, когда она там была, увидел ее пролетавший в небе юный видьядхар, и завладел Кама, бог любви, его сердцем. Спустился к ней видьядхар и понял благодаря своему всеведению, что супруг ее — простой смертный. Увидала его красавица, от смущения голову опустила и спросила его из любопытства: «Кто ты и как сюда попал?» «Знай, прелестная, — ответил он ей, — что я видьядхар и зовусь Раджабханджаной. Как только увидел я тебя, газелеокая, так вспыхнула в моей душе любовь и привела она меня к тебе, как жертву на алтарь бога любви. Оставь, божественная, смертного, ползающего по земле, и, пока еще не узнал об этом отец, полюби меня, тебе равного!»

Пока он так говорил, она бросала на него кокетливые взгляды и думала, непостоянная сердцем: «Вот истинно мой суженый!» А затем сделал ее видьядхар своей женой, и разве что только бог любви Кама заметил в их уединении, как слились их души.

Что еще нужно для тайной любви, кроме взаимного согласия двух? Когда видьядхар улетел, вернулся после встречи с Сомасвамином Нишчаядатта, но эта изменница не вышла к нему, как обычно, с ласками да поцелуями, отговорившись, что у нее голова болит. Нишчаядатта же, искренне поверив этому, очарованный любовью, решил, что она больна, провел день в горестном одиночестве. Когда же наступило утро, он, пользуясь полученными им знаниями, снова полетел к другу своему обезьяне, и только стоило ему улететь, как снова явился к Анурагапаре тот видьядхар, лишившийся из-за нее сна. Обнял он ее, истомленную ночной разлукой, и, когда утомились они оба от любовных забав, она силой своих знаний сделала спящего в ее объятиях возлюбленного незримым, да и сама уснула — ведь ночь она тоже провела без сна. А Нишчаядатту, когда прилетел он к своему другу, тот приветствовал и спросил: «Вижу я, что-то томит сегодня твое сердце. Расскажи мне». И тогда сказал Нишчаядатта обезьяне: «Захворала тяжело Анурагапара. Вот это-то и тревожит меня, друг мой, ибо она мне — дороже жизни!» Тогда посоветовала ему мудрая обезьяна: «Ступай сейчас же и, пользуясь силой полученного тобой знания, возьми ее на руки и принеси ко мне — покажу я тебе сегодня великое чудо». Послушал его Нишчаядатта, взвился в поднебесье, прилетел к своей возлюбленной, легко поднял ее, сонную, но из-за ее мудрого волшебства не заметил, что прильнул к ней нагой видьядхар, снова понесся небесной дорогой и скоро прилетел к Сомасвамину. А тот рассказал Нишчаядатте о божественном способе видеть, с помощью которого он заметил видьядхара, — обнявшего его возлюбленную. Когда же Нишчаядатта увидел все это, вскрикнул он: «Что за мерзость?» Обезьяна же, понимающая суть вещей, рассказала, как все это случилось.

Разгневался Нишчаядатта, а видьядхар тем временем пробудился и, взлетев в небо, исчез. Пробудилась и Анурагапара и, поняв, что тайное стало явным, стояла, опустив от стыда голову. И обратился к ней со слезами на глазах Нишчаядатта: «Верил я тебе. Как же ты, негодная, меня, обманула? Даже ртуть, вечно живую, можно связать, но никто не знает средства, как связать женское сердце!» Так говорил он, заливаясь слезами, а она, бессловесная, молчала, потом взлетела в небо и улетела к себе домой.

Тогда сказал Нишчаядатте его приятель-обезьяна: «Так вот и я гнался за моей возлюбленной — до сих пор палит нещадный огонь. Кто может верить постоянству богатства или распутной женщины? Но хватит тебе сокрушаться, успокойся! Что судьба предназначит, того даже сам Брахма не может исправить!»

Выслушал Нишчаядатта друга своего обезьяну, перестал кручиниться да гневаться и решил, отвратившись ото всего мирского, искать милости великого Шивы.

Скитаются они по лесу, Нишчаядатта со своим другом в обезьяньем облике, но вот по воле судьбы оказалась там подвижница Мокшада, подательница избавления. Увидев их и поклонившись, спросила она: «Интересно, как это — ты человек, а друг твой — обезьяна?» Поведал тогда ей Нишчаядатта свою историю и рассказал о том, что случилось с его другом: «Если бы знала ты, почитаемая, мантру подходящую, избавила бы ты моего друга от заклятья!» А она в ответ на это взяла и отвязала с шеи обезьяны ладанку с мантрой, и тотчас же сбросил Сомасвамин обезьянье обличье и стал, как прежде, человеком. Мокшада же исчезла молнии подобно, а Нишчаядатта и Сомасвамин со временем достигли наилучшего пути, ведущего к освобождению. Жизнь распутниц вызывает крайнее презрение и приводит людей к подвижничеству и отвращению от всего мирского, тогда как добродетельная женщина украшает свой род подобно тому, как юная луна — темно-синий свод неба».

Нараваханадатта, Ратнапрабха и все прочие очень были довольны увлекательным рассказом советника Гомукхи.

Волна четвертая

Когда, видя, как Нараваханадатта доволен рассказом Гомукхи, заговорил Марубхути, возражая ему: «Совсем не обязательно, чтобы женщины в большинстве были распутны. Ведь даже среди гетер встречаются высокодобродетельные.

Позволь мне, божественный, рассказать

Жил когда-то царь Викрамадитья, стольным городом которого была Паталипутрака, и было у него два самых любимых друга: царь Хаяпати, в войске которого было множество всадников, и царь Гаджапати, у которого было бессчетное множество боевых слонов. Единственным же врагом царя Викрамадитьи был повелитель Пратиштханы[225], могучий царь Нарасимха, войско которого состояло из пеших воинов.

Уверенный в мощи своих друзей, воспылав гневом к врагу, решил Викрамадитья в своей ярости так: «Я нанесу Нарасимхе такое поражение, что будет он в дверях вместе с шутами и пленниками, как слуга, просить позволения войти». Поклявшись в этом, сговорился Викрамадитья с Хаяпати и Гаджапати, друзьями своими, и вместе с ними могучий царь во главе всего войска, в котором было так много коней и слонов, что не было видно земли, двинулся, чтобы одолеть Нарасимху. Когда же дошли они до Пратиштханы и стало известно об этом царю Нарасимхе, надел он боевой наряд и сам вышел на поле боя. И вот началась жестокая битва, в которой на равных бились пешие воины, всадники и слоны, и так случилось, что десять миллионов пеших воинов Нарасимхи сломили войско царя Викрамадитьи — сам Викрамадитья бежал, спасаясь к себе в Паталипутраку, а друзья его разбежались по своим столицам. Царь же Нарасимха, одолев врага, вернулся в свою столицу Пратиштхану, и множество поэтов восхваляли его доблесть. А царь Викрамадитья, потерпев неудачу, решил: «Что же, не одолел врага я оружием, так одолею его хитростью. Пусть осуждают меня за это поражение, но клятву свою я выполню!»

А так решив, оставил он дела государственные на надежных министров и тайно ушел из города, одетый йогом, сопровождаемый министром Буддхиварой и пятью сотнями лучших и родовитых воинов из раджпутов, и добрался до столицы врага своего — города Пратиштханы. Там направился он в дом самой славной из гетер, особенно искусной в ласках, которую звали Маданамала, а дом ее был наилучшим в городе и мог сравняться с царским дворцом и словно зазывал к себе множеством флажков, поднятых на башенках и подобно нежным побегам лиан то вздымающихся, то ниспадающих под дуновением приятного ветерка. У главных ворот Пратиштханы, обращенных на восток, скрыто стояли день и ночь двадцать тысяч пеших воинов, вооруженных разнообразным оружием, а у каждых ворот, обращенных к трем другим странам света, стояло на страже по десять тысяч славных яростных бойцов. Назвавшись караульным ложным именем, неузнанный вошел Викрамадитья в крепость, где размещались и отборные табуны лошадей, а кое-где теснились группы слонов; на стенах дворца висели украшения из различного оружия, слепил блеск драгоценных камней и монет в сокровищницах, повсюду толпилось бесконечное множество слуг, слышалось мелодичное пение под ритмы мриданга[226] и голоса сказителей, славящих наперебой владыку. Так прошел Викрамадитья со спутниками через все семь посадов и добрался до высокого дома Маданамалы. Она же по нарядам коней, и прочему, и по тому, что узнала от людей, поняла, что это, видно, какой-то высокородный человек, вышла навстречу ему с приветом, и лаской, и сердечностью, и ввела в покои, и устроила на ложе, достойном царей. Она пришлась по душе Викрамадитье своей красой и прелестью, а также скромным нравом, и остановился он у нее, не раскрывая ей, однако, своего имени, а Маданамала устроила омовение, натерла душистыми притираниями и преподнесла ему одежды и украшения драгоценные и каждый день стала тешить его, и министра, и всех прочих, кто ему сопутствовал, всякими яствами и всем, что только может порадовать гостей. Каждый день проводила она с ним, и угощала его хмельным питьем и ласками, и отдавалась ему, покорная его взгляду. Вот так и жил там, наслаждаясь ее ласками, повелитель мира Викрамадитья, и день шел за днем. Все, что давал он нищим на милостыню, все Маданамала сама раздавала. И так была она щедра к Викрамадитье и телом своим и всем, что имела, что ни на кого больше и не смотрела и всякими уловками отваживала тамошнего раджу Нарасимху, влюбленного в нее и пытавшегося проникнуть к ней. Вот так она ублажала гостя. Однажды, оставшись наедине с министром Буддхиварой, сказал Викрамадитья так: «Не нравятся Каме гетеры, лишенные жадности, — ведь судьба, создав попрошаек, жадность отдала гетерам. Маданамала же все тратит на меня и от великой любви не отвращается из-за этого от меня, а, напротив, радуется. Как бы мне ее отблагодарить и такой подарок сделать, благодаря которому преуспел бы я в своей клятве?»