Разрыв. Записки атомного физика - Сергей Поликанов

Бегство Барвиха в середине шестидесятых годов вызвало падение заместителя директора «по режиму», старого энкаведешника и партийца. По законам чекистской мафии коллеги использовали подвернувшийся случай и выпихнули недоглядевшего за Барвихом чекиста на пенсию. Его место занял Терехин, более молодой и ловкий. Это был тот самый мрачный верзила, с которым меня после переезда в Дубну однажды на улице познакомил шеф дубненских гебешников Мосенцев. Тогда Терехин был просто «опер», потом он стал начальником отдела кадров института. Барвих помог этому полуграмотному мужику сделаться заместителем выдающегося математика и физика академика Боголюбова, ставшего к тому времени директором института в Дубне.

5. БУДНИ

То небольшое облачко, которое несколько омрачало мои отношения с Флеровым после того, как я отказался от участия в работе по синтезу сто четвертого элемента, понемногу сгущалось. И возможно, причиной этого было не только то, что я — его верный союзник в наиболее трудные для нас годы проявил вдруг непокорность. Причины охлаждения в наших отношениях были, кажется, более глубокими. Малозначительный по его мнению факт, помеха для синтеза сто четвертого элемента, оказался интересным и новым физическим явлением, привлекшим к себе внимание многих западных ученых. Думаю, что Флеров в душе должен был упрекать себя за то, что поначалу постарался подчеркнуть свою непричастность к обнаруженному незнакомцу», отказавшись даже поставить свою фамилию в список авторов первой публикации.

Так или иначе, Флеров по-прежнему считал, что наиболее важная и интересная работа в лаборатории - охота за сто четвертым элементом. Было бы полбеды, если, считая так, он отнесся бы с уважением к стремлению других физиков заниматься интересующими их проблемами. Увы, этого не произошло, и вскоре многие почувствовали, что их исследования - работы как бы второго сорта.

Настроения Флерова еще более окрепли, когда во время встречи группы физиков с Хрущевым он пообещал открыть сто четвертый элемент к предстоящему съезду партии, и Хрущев «успокоил» Флерова, сказав, что если Флеров немного опоздает с открытием - не беда, созовут еще один съезд партии.

Любой ценой открыть новый элемент - это стало главной темой разговоров в кабинете Флерова. Недавно Юрий Гагарин побывал в космосе, и теперь американцы постараются взять реванш. Как? Бросят все силы, чтобы синтезировать сто четвертый элемент. Возражать против этих, явно абсурдных аргументов Флерова было невозможно. Он приходил в ярость.

Меня, занимавшегося исследованием нового физического явления, обнаруженного в лаборатории, научная политика Флерова не затрагивала, потому что я видел, что дальнейшее изучение его надо проводить не на нашем циклотроне, а в других местах. Но я не мог оставаться равнодушным к тому, что происходило в лаборатории, к созданию которой имел самое прямое отношение. Я оставался заместителем Флерова, и меня интересовали по-прежнему научные проблемы, которые могли исследоваться на нашем циклотроне.

Но каков мог быть выход из тупика, в который мы начали заходить? Выход был. Надо на время остановить все научные исследования на циклотроне и передать его в распоряжение главного инженера. Надо, как на всех существующих в мире циклотронах, извлечь, вытащить наружу, «вывести» пучок ускоренных атомных ядер. Чувствуя поддержку друзей, я не раз пытался убедить Флерова в необходимости этого шага. Но все мои усилия были напрасны. Я лишь вызывал раздражение Флерова и едкие замечания в мой адрес. Мы не можем терять времени, пусть другие подождут. Вот откроем сто четвертый элемент, и после этого займемся другими работами.

Мы решили обсудить наши дела без Флерова.

В административном корпусе нашли свободную комнату и часа два толковали, не опасаясь вмешательства нашего директора. Конечно, отрицать роль Флерова в создании лаборатории никому из нас не приходило в голову. Его заслуги очевидны. Работы по сто четвертому элементу тоже надо продолжать. Но нельзя придавать всему этому делу какой-то просто маниакальный характер. Нельзя все сводить только к этому. Мы начинаем заниматься новой, сравнительно мало еще изученной областью ядерной физики, и неизвестно, что окажется самым интересным.

Если мы сможем вывести пучок атомных ядер из циклотрона, то несколько групп смогут работать одновременно. Надо на этом настаивать на ближайшем научно-техническом совещании, преодолеть возражения Флерова. Всем вместе дружно выступить и добиться своего. Поговорили, разошлись... и тотчас один из «заговорщиков» побежал к Флерову. Им был один из моих приятелей. Он оказался хоть и мелким, но настоящим предателем. Его преданность Флерову пересилила, и вечером тот уже знал о «заговоре». Утром Флеров начал со мной, ничего не подозревающим, странный разговор:

— Сергей Михайлович, мне кажется, что я в лаборатории лишний человек.

— Что вы, Георгий Николаевич, откуда вы это взяли?

— Наверное, мне надо уйти из лаборатории. Я думаю, что директором назначат Вильгельми. Вы хотите иметь его своим директором?

Вильгельми, польский физик из Варшавы, был членом Ученого Совета института. Почему Флеров назвал Вильгельми, понять трудно, но так он, видимо, хотел запугать нас перспективой иметь директором лаборатории иностранца. Я знал Вильгельми и ничего не имел против него, но зачем уходить Флерову? Не подозревая, что «заговор» раскрыт, я не мог догадаться, зачем передо мной разыгрывается такая комедия. Флеров уйдет? Да его никакой силой не столкнешь с его места. И у него полное право на него. Вскоре состоялось заседание научно-технического совета, и мы добились там решения передать на время циклотрон новому главному инженеру. Флеров, однако, не забывал своих поражений. Через несколько лет главному инженеру стало слишком неуютно в лаборатории и он уехал в Киев.

Прошло некоторое время, и Флеров как-то пригласил меня к себе поговорить. Я слишком перегружен административной работой, мне надо заниматься больше наукой. Лучше будет, если его заместителем по научной работе станет чешский химик, а я останусь начальником экспериментального отдела. Я понимал, что мои научные успехи Флерова не волнуют. Просто пришел момент, когда мое влияние надо ограничить. Я стал для Флерова помехой.

— Конечно, если вы хотите, то можете тоже подавать на Ученый Совет документы для рассмотрения.

Но меня и самого не тянуло ходить в роли заместителя становящегося все более нетерпимым директора. Властный и мстительный хозяин лаборатории уже не видел предела своей власти. Член-корреспондент Академии наук несколько раз выдвигался в академики, но пока еще не прошел туда.