Игра Герцога - Сергей Доровских
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так, голубчик, добрось меня до первой же метёной улочки, а там дальше я уж как-нибудь сам…
— Конечно же сами, барин, а мне поспешать надо!
Когда остановились, Антон Силуанович сошёл и удивился, что крестьянин только вздохнул и отвернулся, увидев протянутую монету:
— Да, не перевелись ещё настоящие честные, добрые люди, для которых деньги — не всё! — с радостью вслух отметил он, глядя, как сани скрылись за городским мостом через ручей.
Что ж — и вот он снова один… Молодой барин решительно не знал, как поступить дальше. Куда и зачем он отправился в путь, и что поджидает его в будущем? Светлое, тёмное, хорошее, или злое? Одно понимал точно — нужно как можно скорее покинуть эти места!
— Всё тут проклято! — сказал он вновь, выдыхая морозный воздух. — Всё пропахло какой-то мерзкой дьявольщиной!
Он твёрдо ощущал, что город — такой тихий, спокойный, уютный вроде бы, спит спокойно последние минуты, а потом его поджидает что-то. Предположить, что именно, и не пытался, но грызущее предчувствие опасности не покидало.
Образованный человек, Антон Силуанович не мог допустить факта существования нечистой силы… но и не доверять своим глазам, чувствам и разуму — чистым, всегда трезвым и внимательным, он тоже не мог… К тому же при беседе с этим страшным котом-оборотнем речь шла о золоте.
О золоте!
Когда он услышал пространные, вальяжные речи существа, говорившего голосом его слуги Пантелея, что-то ведь задрожало, тронулось в его душе! Да, да, себе нельзя врать! Не получится! Какая-то — и притом немалая часть его естества — стала ёрзать, скулить, покусывать совесть, манить поехать к этой загадочной старой шахте. Да, он уже будто и видел её перед собой — чёрную и высокую, как холм, а точнее, как гигантский муравейник, и представлял вход, из которого дуют ледяные сквозняки. А вернее, и не дуют даже, а наоборот, тянут внутрь, словно дыхание призрака, заманивают к себе.
Но как же хотелось попасть туда, и войти! Найти и увидеть в этой холодной тьме золотые огоньки! Оно непременно должно излучать свет даже там, на самой глубине! И, мысленно представляя картину-карту со стены в библиотеке, Антон Силуанович уверен был, что поймёт, как нужно пройти, чтобы до него добраться! Это несложно, но и трудно одновременно. Там есть несколько мест, где можно сбиться так, чтоб заблудишься навсегда, и уже никогда не сумеешь найти выхода. Но ему-то удастся избежать всех таящихся на пути ловушек. Он был единственным в мире — по крайней мере, из плотских людей, кто понял секреты этой шахты.
И что же? Не идти к ней? Забыть? Заглушить все порывы? Да, потому что должен возобладать здравый смысл! Это опасно! Это очень опасно! Пантелей что-то упоминал про охранника, говорил опечаленно, что тот, вероятнее всего, погиб… Выходит, что все эти существа-оборотни, коль они реально существуют, имеют между собой некую тайную мысленную связь…
Антон Силуанович на миг отвлёкся от дум. Он шёл, глядя под ноги, и погрузился в себя:
— Совсем растерялись, ваше сиятельство? — спросил его фонарщик — городской служащий в ветхом пальтишке и белом переднике. Он подошёл к столбу, поднялся по переносной лесенке, чтобы приподнять шарообразный фонарь подлить горючей жидкости. — Судя по вашему саквояжу, вы хотели бы попасть на вокзал? Так идите прямо, по этой улице, — и он усмехнулся. — Само же собой, что фонари ночью горят только здесь.
Антон Силуанович, хотя и прожил в вынужденной ссылке уже несколько лет, сидел почти безвылазно у себя, и потому почти не знал Лихоозёрска. Может быть, стеснялся чего-то, не хотел встреч, косых взглядов. Да, не хотел встреч — и, в первую очередь, со старшим братом, а также с кем-либо из его грязного окружения. Этот кот, кстати, упоминал братца. Что и тот очень уж хочет дорваться до золота. Ну что же, пусть попробует!..
И эта мысль прозвучала в голове как-то странно. Он вновь остановился, решил — а, может быть, вот именно теперь решается его судьба, и можно упустить единственный выпавший за всю жизнь шанс? Изменить себя, и всё вокруг? Пойти к шахте, чтобы потом направить многомиллионные средства на преображение России, сделать всё то, что только грезилось когда-то в столице ему и его соратникам? Сделать это хотя бы ради памяти, чести и славы друзей, которые погибли, и тех, кто мучается сейчас на каторгах? А ведь с помощью денег, скорее всего, в погрязшей взяточной России можно кого угодно спасти и достать хоть с края света!..
«Нет, нет, и нет!» — останавливал бешеный ход мыслей Антон Силуанович. Он не так силён, как хотел бы быть, и именно это понимание теперь вместе со свежим ночным воздухом приводило его мысли в порядок. Молодой барин шёл аллеей зажжённых фонарей, которые светили в ночи, напоминая большие и тёплые яблоки. И представлялось, как окажется он в уютном тёплом вагоне, сядет на обитое красным бархатом сидение, расположится у окна. Тронется состав, исчезнет навсегда ненавистный Лихоозёрск, который хотел бы забыть, и останется здесь нераскрытая для него тайна старинной, полной золота шахты… а он забудет обо всём и будет смотреть на смутное движение лесов в окне, на то, как синеют дымно в ночи перелески, проносятся редкие, невзрачные станции…
Может, ему удастся уснуть, и, когда он откроет глаза, уже рассветёт. Пройдёт день, другой в пути, не раз нужно будет пересесть, чтобы в конечном счёте оказаться… где? Если бы только знать. В каком-нибудь тихом и спокойном месте, где вообще не знают зим, и его — Антона Силуановича, тоже никто не знает. Пожалуй, это самое важное. Там ему суждено будет раствориться, наверное, выправить новые документы, назваться другим именем, и во всём стать другим.
И вот он — ночной зимний перрон. Из тёмных сумерек, разрезая огнями пространство, подошёл и с лязгом остановился дилижанс, и молодой барин невольно залюбовался им. Не знал, как поступить дальше…
Из вагона первого класса сошла дама, ей подали тёмно-вишнёвого цвета саквояж. Укутав руки в муфту из лисьей шерсти, она посмотрела на растерянного и уставшего молодого господина в цилиндре:
— Не будете ли так любезны помочь мне, милейший Антон Силуанович?
* * *
Начальник полиции Николай Голенищев покинул самый роскошный особняк Лихоозёрска в прекрасном настроении.
