Капитан Трафальгар - Андре Лори
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Розетта уже соскочила с лошади и с легкостью птички вспорхнула на носилки паланкина, на те жердины, на которых укреплено было кресло ее отца, и в безумном порыве дочерней нежности и ласки покрывала страстными поцелуями и обливала слезами безжизненные руки своего отца. Обезумев от радости этого долгожданного свидания после столь продолжительной разлуки, она была не в силах выговорить в первое время ни одного слова. Маленький Флоримон, которого Клерсина подняла на руки, также тянулся к отцу и целовал его с невыразимой нежностью. Едва успев насладиться ласками своих дорогих, возлюбленных детей, комендант Корбиак обратил свои взоры на скромно стоявшую поодаль группу, к которой принадлежали мы с отцом.
— Мой дорогой Жордас! — воскликнул он, — мой славный, верный товарищ, я знал, что во всякое время смело могу рассчитывать на тебя!
Отец мой схватил его руку и горячо пожимал ее, стараясь передать этим пожатием всю свою преданность, всю любовь к своему бывшему начальнику.
— Нет, нет, не так! Ты обними меня и поцелуй, как брат, — сказал Жан Корбиак, — мой верный, надежный друг! — говорил он с глубокой нежностью, растроганный до глубины души, как будто при виде своего прежнего товарища в памяти его с новой силой ожили былые годы и былая слава, а также былое горе и скорби давно минувших дней.
Затем настала очередь Клерсины и моя, а также и старого Купидона. Для каждого из нас у Корбиака нашлось прочувствованное слово, сердечный, ласковый привет, слово горячей благодарности. Да, душа в нем все еще была молода и полна чувств и сил! С этого момента я полюбил этого человека, как любил его всю жизнь мой отец, и, пока жив, не перестану любить и чтить его до гробовой доски.
Когда первые моменты волнения прошли и все мы успели немного прийти в себя, стали поговаривать и о том, что следует сделать привал и позавтракать с дороги. Но место, где произошла наша встреча, было совершенно открытое, так что перспектива расположиться здесь на более продолжительное время отнюдь не улыбалась никому из нас. Я стал отыскивать более благоприятную местность для бивуака и вскоре отыскал прелестный уголок на опушке соседнего лесочка. Не долго думая, все направились туда. Мне действительно посчастливилось в этом случае, так как трудно было придумать что-либо лучшее, более живописное и очаровательное, чем этот зеленый уголок. Перед нами, к югу, расстилалось необозримое пространство едва приметным скатом спускавшейся саванны; на самом краю горизонта искрилось и сверкало море, сливаясь с небом; за спиной у нас возвышался густой темной стеной кедровый лес, расступавшийся полумесяцем над лужайкой, поросшей свежим зеленым мхом, и тут же бежал, весело журча, светлый ручеек, кативший свои холодные струи в волны Сабины. Все мы находились в веселом настроении, не исключая даже и нашего больного, который теперь был необычайно весел. Когда его снимали с носилок и устраивали на лужку, он шутил и смеялся так, как, вероятно, не шутил еще ни разу с тех пор, как болезнь приковала его к этому креслу.
— Ведь эта молодежь буквально должна умирать с голоду! — шутил он, — вы не ели с самого выступления в поход? А выступили вы с рассветом? Ай, ай!.. Особенно твой сын, — сказал он, обращаясь к моему отцу, — ведь, если только он унаследовал твой превосходный аппетит, то удовлетворить его одной сухой тартинкой трудно! Что ты скажешь, старый товарищ?.. Помнишь, сам ты когда-то не очень ликовал, когда нам на «Грозящем» пришлось сидеть на половинном довольствии!..
Тем временем все мы разместились вокруг разостланной Клерсиной на траве белой скатерти и без дальнейших рассуждений принялись уничтожать имевшиеся у нас запасы. Розетта пожелала занять место подле отца и с особой заботливостью приготовляла для него все куски, которые он затем с трудом подносил левой рукой ко рту, так как правая у него совершенно бездействовала. Удовольствие воспользоваться заботливым уходом своей милой дочери окончательно привело больного в веселое и радостное настроение. Он вдруг крик-нул одного из своих слуг, расположившихся поодаль у ручья. Никто из нас не заметил раньше этого человека, который, вероятно, скромно затерялся в толпе негров, державших лошадей и мулов, или же, по привычке старого солдата, бродил вокруг нашего лагеря на разведке. Это был маленький, сутуловатый, коренастый человек, старавшийся держаться чрезвычайно прямо, с известной военной выправкой, так что ни один дюйм его маленького роста не пропадал даром; все лицо его было исполосовано шрамами и рубцами; одного глаза вовсе не хватало, и даже нос, по-видимому, жестоко пострадал, так как превратился в какой-то бесформенный гриб.
— Эй, Белюш! — крикнул Жан Корбиак, — что ты скажешь про свою заместительницу? Как полагаешь, хуже тебя она сумеет накормить меня?
При этих словах командира отец мой быстро обернулся.
— Белюш! — воскликнул он, вскакивая со своего места. — Возможно ли? Тебя ли я вижу?.. Ну, как я рад! А ведь я думал, что ты давно уже мертв!
— Как видите, не совсем еще похоронен! — отшутился Белюш, подходя к отцу, крепко пожавшему ему руку. — Правда, я уже пятнадцать лет слыву умершим, но от этого ничуть не чувствую себя хуже, даже напротив, здоров, как никогда! А вместе с тем, при случае, это бывает мне очень на руку, и я всегда легко могу укрыться.
— Почему же ты не показался мне сразу и не пришел поздороваться со мной? — спросил отец.
— Ба-а! Да ведь на все есть свое время! — отвечал этот странный человек, упершись взглядом в землю и таким тоном, который свидетельствовал или о самой крайней застенчивости или же о полнейшем презрении и индифферентности ко всем пустым церемониям.
— Да, Белюш не наделает много шума, это давно известно! — сказал Жан Корбиак, любовно глядя на своего слугу, — я часто думаю: что если бы все люди здесь, на земле, так же мало говорили и думали о себе, и так же много делали, как он, то свет от этого только выиграл бы!.. Да, друзья мои, этот славный парень представляет собой воплощенную скромность, преданность, ум и беззаветную смелость, а вместе с тем никто ничего не слышит и не знает о нем, кроме нас, которые видят все это своими глазами и умеют ценить его по его заслугам! — продолжал командир, обращаясь главным образом к нам, к молодому поколению, незнакомому еще с личностью Белюша. — Да полно, не красней же так, Белюш! Ведь тебе, право, давно не пятнадцать лет, а молодой девицей ты никогда не был!.. Налей-ка ты себе стаканчик доброго вина, да чокнись лучше с капитаном Жордасом, а затем закуси ломтиком этой ветчины!
Белюш тотчас же поспешил исполнить это, видимо, очень довольный, затем поспешил удалиться на соседний пригорок. Минуты две спустя я обернулся, чтобы взглянуть на него, но Белюш уже исчез куда-то.