Тбилисский Излом, или Кровавое Воскресенье 1989 года - Анатолий Собчак

В ответ – единодушный хор военных: ничего такого не было и быть не могло.

И только на седьмой или на восьмой день моего пребывания они наконец сказали: да, внутренние войска применили табельное химическое оружие "черемуха". А ведь до этого говорили, что если какие-то химические средства применялись, то делали это сами участники демонстрации в провокационных целях".

Роль Шеварднадзе в обнародовании правды о тбилисских событиях огромна. Конечно, полностью замолчать или исказить происшедшие события властям все равно бы не удалось – не те времена! Но именно Шеварднадзе разрешил приехать в Тбилиси представителям ВОЗ и других международных организаций, чтобы они могли на месте разобраться в том, какие химические вещества были применены при разгоне митинга. Он также содействовал тому, чтобы в средствах массовой информации появились объективные свидетельства о происшедшем.

Если посмотреть, что писали о тбилисских событиях в центральной и грузинской печати, которая в те дни еще полностью контролировалась компартией, то легко убедиться в стремлении изобразить происшедшее как попытку кучки экстремистов (да еще опьяненных алкоголем и наркотиками) организовать беспорядки. Для того же, чтобы как-то объяснить, почему жертвами событий стали в основном женщины, была пущена в ход версия о том, что мужчины прикрывались женщинами при столкновении с войсками.

После встреч Шеварднадзе с республиканскими учеными, представителями средств массовой информации и достаточно резких оценок им действий партийного руководства республики и генералов появилась возможность начать расследование происшедшего не только по официальным каналам, но и по линии общественности. Были созданы комиссии Верховного Совета СССР (под руководством Г. Таразевича, бывшего тогда Председателем Президиума Верховного Совета Белоруссии) и Верховного Совета Грузинской ССР (председатель комиссии – профессор Т. Шавгулидзе), которые начали работу уже в конце апреля. Характерен для поведения Шеварднадзе в этой ситуации и такой факт: к нему обратился грузинский журналист Ираклий Гоциридзе с просьбой помочь провести независимое частное расследование происшедших событий, и Шеварднадзе не только дал согласие, но и реально помог ему получить доступ к материалам, в том числе армейским. В итоге – были преданы гласности многие обстоятельства тбилисской трагедии, и стоящим у власти любителям отрицать очевидное пришлось давать объяснения и оправдываться.

Конечно, его позиция по отношению к происшедшему – позиция человека, близкого к Горбачеву и пользующегося уважением во всем мире – не могла не повлиять на оценку и восприятие тбилисской трагедии не только в Грузии и Союзе, но и мировым общественным мнением. Особенно когда Шеварднадзе заявил о готовности уйти в отставку, если вся правда о событиях в Тбилиси не будет обнародована. Реакционно настроенные генералы и высокопоставленные партийные функционеры типа Лигачева не могли ему этого простить. Результатом стали ожесточенные нападки и форменная травля в коммунистической печати. Факт для политической жизни и обычаев Советского Союза из ряда вон выходящий, такого еще не было, чтобы генералы могли позволить себе публично во множестве публикаций обвинять члена Политбюро и министра иностранных дел, кем был в то время Шеварднадзе, во всех смертных грехах и в первую очередь в искажении истины и клевете на армию.

В результате Шеварднадзе попал под перекрестный огонь. Нормализовать ситуацию в Тбилиси ему удалось только обещанием объективно расследовать причины трагедии и привлечь к ответственности виновных, кем бы они ни были. Но как раз этого не хотело ни партийное руководство, ни генералы, ни руководители националистического движения, на совести которых немалая доля вины за происшедшее.

К генеральским обвинениям в сокрытии истины, в потворстве экстремистам, провокаторам и оголтелым националистам (термины взяты из статьи генерал-полковника И. Родионова "О чести армии и державы") добавились ставшие уже привычными нападки грузинской прессы, клеймившей Шеварднадзе как проводника империалистической политики Москвы, агента Кремля, врага свободы и независимости Грузии.

Последний раз в качестве члена Политбюро ЦК КПСС Э. Шеварднадзе приехал в Грузию в сентябре 1989 года. В своих выступлениях он говорил о необходимости наладить "широкий конструктивный диалог с общественностью, в том числе с представителями неформальных групп и объединений", "заложить основу для восстановления доверия между институтами власти и различными слоями населения", о необходимости "консолидации всех деятельных, прогрессивно ориентированных сил вокруг Компартии Грузии".

Но все эти усилия были напрасны – реанимировать Компартию Грузии, полностью дискредитировавшую себя в глазах народа после событий 9 апреля, было уже невозможно. Применив силу против оппозиции, руководство Компартии Грузии в апрельские дни 1989 года совершило самоубийство. Компартия полностью утратила влияние на общество. Точным отражением этого факта стало то, что спустя год на президентских выборах кандидат от Компартии (ее первый секретарь Д. Микеладзе) сумел собрать лишь 1,7% голосов. А еще через год – в августе 1991 года – аналогичная история произойдет и с КПСС, реакционная часть руководства которой попытается совершить военный переворот.

Были, однако, в сентябрьских выступлениях Шеварднадзе в Тбилиси не только призывы к единению, но и присущий ему трезвый политический анализ ситуации и предостережение от подмены разума эмоциями.

Пророчески сегодня (в свете всего происшедшего затем в Грузии) звучат его слова о том, что "экономическая независимость республики, ее хозяйственное возрождение должны быть подготовлены напряженным, основанным на знании четких приоритетов трудом многих поколений. Вне этого идея экономической самостоятельности как обязательной предпосылки государственно-политического суверенитета – самоубийственна. Самоубийственна для самой национальной идеи, которую не может материализовать один лишь порыв к самостоятельности" (выделено мною. – А. С.).

Услышать бы эти слова нашим нынешним республиканским президентам и другим политическим лидерам. Но они не были услышаны прежде всего в Грузии, где Звиад Гамсахурдиа, придя к власти, начал проводить политику изоляционизма.

В национально-эмоциональном экстазе он перепутал экономическую и политическую самостоятельность с изоляцией от вчерашних соседей, а экономические реформы отложил на потом, после того как Грузия окончательно отделится от остального советского мира. До августа 1991 года Гамсахурдиа постоянно заявлял о том, что "мы не можем изменить нашу экономику, пока находимся в составе СССР". Но вот коммунистическая система рухнула, СССР прекратил свое существование – ничто, казалось, не мешало ему осуществлять реформы. Но тут-то и обнаружилось, что новая власть не готова к реформам, а стремится сохранить в неприкосновенности административно-командную систему управления экономикой, возрождая худшие традиции застойных лет, уродливые тоталитарные порядки. Все изменения свелись лишь к замене одних людей другими, к замене партийной номенклатуры на сторонников Гамсахурдиа, для которых главным критерием стала личная преданность президенту.