Сиамские близнецы - Лариса Захарова

Сосед Дорна задремал, и из его рук выскользнула «Дейли мейл». Дорн бегло пролистал газету. Отсутствие в номере материалов О'Брайна счел добрым знаком. А каким знаком ему считать свою отправку на Канары? Внезапная переориентация обескуражила Дорна. Она не входила в его личные планы. Опять искать, какую пользу в новой ситуации он сможет принести Центру? Он хотел разобраться в причинах отправки именно в Испанию и выработать свой план действий. Пока об отъезде за пределы рейха Дорн уведомил письмом только Венса: «Герр Банге в ближайшее время свяжется с заинтересованными в данном вопросе людьми и о результатах сообщит вам. С вашего любезного разрешения я оставил ему ваши координаты. Что касается меня, то я приму в нашем общем деле посильное участие, как только обстоятельства позволят завершить мои коммерческие дела в Испании». «Что я знаю о Канарских островах? — вдруг подумал Дорн, ощутив, как самолет, дрогнув фюзеляжем, лег на левое крыло, видно, начал снижаться. — Что отсюда в Европу привезли маленьких желтых птичек, свистящих на все лады, и назвали этих птичек канарейками. И еще я знаю, что коренные жители Канар были до последнего перебиты европейцами, а потом на удивление миру обнаружилось, что своих знатных покойников они мумифицировали, как древние египтяне, по той же технологии, теми же травами и смолами, а группа крови у мумий оказалась та же, что у современных скандинавов. И опять все заговорили об атлантах и Атлантиде, только не долго, потому что современность подкидывает такие сенсации и проблемы, что в пору размышлять не о гибели Атлантиды, а о гибели Европы, и как можно реально ее избежать».

В аэропорту Лас-Пальмаса Дорна никто не встретил. И ему ничего не оставалось, как направиться в немецкое консульство. Однако ни в общении с консулом Зауэрманом, ни в разговоре с чиновником, который, оформив документы Дорна, посоветовал остановиться в отеле «Империал» — там офицерское казино, кормят прекрасно и прекрасные развлечения, прекрасная публика, — пароля не прозвучало.

Мальчишка, черноволосый и черномазый — Дорн никогда не видел таких грязных детей, — пытался подтащить чемодан Дорна от машины в холл отеля, Дорн дал ему мелочь, и тот мгновенно исчез. Навстречу Дорну вышел швейцар, с поклоном принял багаж, успев нацепить на чемодан ярлык отеля, и, повинуясь кивку портье, который означал, вероятно, куда нести вещи нового клиента, прошествовал к лифту.

Портье любезно проговорил на плохом английском:

— Вам номер заказан… Но сеньор Функ приносит свои извинения, ему пришлось срочно вылететь из Лас-Пальмаса.

— Куда же? — живо поинтересовался Дорн.

— На континент, если я верно понял. Вам все расскажет сеньор Ниман, его номер на том же этаже, что и ваш… Они дружны, насколько я успел заметить. Они оба давно живут здесь, оба из Германии, отчего же им не дружить… И отчего не жить здесь, наш климат истинно благословен… Вы тоже не захотите уезжать отсюда, сеньор Дорн. Мы не знаем зимы, а на вашей родине зима такая долгая и холодная… Прошу, ваши ключи. Желаю приятного отдыха.

— Когда начинает работать офицерское казино?

— Вечером, в восемь часов. С одиннадцати — зал рулетки, зал игральных автоматов. Карты, извините, у нас запрещены церковью. Но, думаю, новое правительство скоро снимет и этот старый запрет, — портье неискренне улыбнулся.

Дорн никогда не был на южных курортах. Студентом, когда его еще называли Сережей Морозовым, собрался было в Крым, да у Полины, сестры, выпускной вечер в седьмом классе намечался, и встала проблема нарядного платья и выходных туфель. Мать, помявшись, намекнула, что с поездкой на море стоит повременить. Вот тогда отложенный курортный «загашник» Сергей употребил на обновы сестре и на дорогие духи «Красная Москва» для матери. А нищий штурмовик, вчерашний безработный, конечно, и думать не смел об отдыхе на курорте. Командир отряда СА обязан был проводить свой отпуск на баварских озерах, а не поддерживать отпускными марками коммерцию французов и итальянцев, захвативших Лазурный берег… Шведский же лесоторговец Дорн, поселившийся в Англии, обычно, как все лондонцы, выезжал в Брайтон: недалеко, недорого и вполне теплый залив — Гольфстрим согревает воду почти до двадцати градусов.

Дюралевые жалюзи в номере были приспущены, гудел вентилятор, но духота стояла мучительная. Тем не менее, наскоро ополоснувшись, Дорн решил побродить по городу.

Океан был тих. Заполненный масляно-загорелыми телами пляж не манил Дорна, и он пошел от него по набережной. Все реже попадались высотные здания дорогих отелей и пансионатов, особняки за высокими оградами, парки. Дорн дошел до кварталов, где жили, видимо, рабочие порта, — грузовые краны и трубы океанских лайнеров уже виднелись впереди. Улочки круто уходили вверх, к кратеру давно остывшего вулкана, теснясь, подходили к самой воде — поселок портовиков был такой же, как и в хорошо знакомом Пиллау: труд, нужда ставили между ними знак равенства, перечеркивая благодать климата и доступность экзотических фруктов.

Завернув за скалистый мыс, Дорн разделся и поплыл, ощущая телом тяжесть океанской волны. Рядом суетились в воде мелкие красные рачки, белым зонтом опускалась ко дну испуганная пловцом медуза. Дорн перевернулся на спину, раскинул руки. Вода качала его, как младенца в зыбке, и, казалось, нет большего счастья, чем ощущать себя принадлежностью этих трех стихий — теплой воды, ароматного воздуха и жаркого солнца. Сверху послышалось стрекотание мотора. Дорн невольно прищурился — к острову подлетал самолет. На его крыльях хорошо различались опознавательные знаки люфтваффе — черные кресты.

Вечер прохлады не принес. Близость тропиков и особый дух курорта явно действовали расслабляюще. А что офицеры генерала Франко давно и прочно расслабились, Дорн понял, едва переступив порог казино.

Американское виски и немецкий шнапс лились рекой, уж не говоря о знаменитых испанских винах. Испанцы ели традиционную вечернюю паэлью. Дорн слышал об этом почти ритуальном блюде — при ближайшем рассмотрении паэлья оказалась тушеным цыпленком с рисом и моллюсками. От такого сочетания Дорн сразу отказался и из богатого выбора блюд национальной кухни, указанных в меню, заказал то, которое показалось ему наиболее звучным — бандерильяс. Официант принес тонкие деревянные палочки с нанизанными на них ломтиками ветчины, хлеба, колбасы и крутого яйца, слегка обжаренными в соевом масле, и выразительно подвинул карту вин. От вина Дорн отказался. Он просидел не менее часа, когда за его столик присел без разрешения низкорослый мужчина с могучими плечами и шеей борца.

— Моя фамилия Ниман. А вы, Дорн, как я вижу, действуете по обстановке? — это был пароль.

Ежедневно Дорн наблюдал, как готовится военный переворот. Итальянские и немецкие советники приезжали на Гранд-Канарию под видом туристов, коммерсантов, богатых светских бездельников. Дорн слушал их, вызывал на откровенность, видел их цели, оценивал средства и методы. И все чаще думал о том, что если существует база для германо-британского альянса, то безусловно это антикоммунизм.

На затерянном в Атлантике острове шла открытая подготовка гражданской войны в Испании. В центре Европы ее готовили завуалированно — дипломатически…

Дорн четко расписал свой режим дня. С утра он вместе с Ниманом, который выступал «посредником» при закупках черного и железного дерева, знакомился с людьми. В двух случаях из трех это были испанские офицеры, с точки зрения германского торгового представителя достаточно подходящие для агентурной работы в СД. Дорн с брезгливым интересом присматривался к этим людям. До какой же степени нравственного падения нужно дойти, чтобы офицеру, человеку воинского и государственного долга, продавать свой народ, свою страну! Этих людей Дорн поделил на две категории. Он считал «полезными» для СД тех, кто лишен внутреннего стержня. Зато легко покупаются, не задумываясь, продаются, но вряд ли способны представлять серьезную опасность. Пустые души. Авторитетом у солдат они никогда не пользовались, да и не могут. С теми же офицерами, в которых чувствовалась человеческая и служебная самостоятельность, Дорн долго не разговаривал. Уже сейчас они полны ненависти к республике, их убеждения крепки, реакционны и вредны испанскому народу. Как же они будут безжалостны к инакомыслящим, если наступит час, к которому они готовятся! Дорн делал все, чтобы внушить немецким инструкторам негативное отношение к таким офицерам. Не должны они получить еще большую силу, еще более крепкую поддержку.

В застольных беседах офицеры говорили о полетах в Марокко, о формировании там «верных» частей, о тайных поставках на Гранд-Канарию, в Сеуту, в Сарагосу, в Арагон оружия — немецкого и итальянского, о тренировочных полетах на «хейнкелях» и «юнкерсах».